Страница 25 из 67
Ночью нагнало дождь. Как выяснилось утром, в горах лило всю неделю. Потому мы решили обождать с исследованием ущелий, учитывая, что прогноз обещал скорое установление привычной для этих мест погоды – сухой и жаркой.
Георгис повез отца Захария в какую-то отдаленную церквушку в горах, где тот желал прибраться и отслужить службу. Маша с Иваном, завернувшись в куртки и прихватив кувшин вина, устроились на веранде таверны. Сейчас здесь было тихо. Сидела какая-то парочка в углу, да на другом конце террасы – давешние голландцы, мучимые похмельем. Не великана, не его друзей-кумов уже не было, утром они уехали в Ираклион. От брызг и ветра таверну закрыли по периметру полиэтиленовыми рольставнями. Иван подвинул пустой стул к себе поближе и, глядя на меня, с улыбкой похлопал по нему.
Отказавшись от их с Машей компании, я надела куртку, кроссовки, засунула в рюкзак альбом с карандашами и, зайдя на кухню, попросила у Афины хлеба и воды.
– Куда это ты собралась?
– Хочу прогуляться вдоль моря до Лутры[30].
– Погоду ты выбрала!
Она дала мне вчерашнего хлеба, гравьеру и налила в бутылку воды. От денег отказалась взмахом руки.
По небу ветер гонял облака, но дождь прекратился.
Прежде чем ступить на тропу, я поглядела на две колонны, оставшиеся от древнеримского храма Асклепия, и византийскую приземистую церквушку. Я никак не могла привыкнуть к греческому будничному соединению древности и повседневности: вот беленая стена жилого дома и бак с водой над ней, а вот, почти вплотную, каменные прямоугольники бывших комнат античного здания. Все вместе – и дом, и археологические раскопки – окружало небрежно организованное пространство, свойственное критским деревням: какие-то шланги, строительный мусор...
Такое же естественное сращивание античности и современности я наблюдала разве что в Риме.
Синего в вышине становилось все больше. По тропке над морем я миновала скалу-элефант, похожую на слоненка, опустившего хобот в воду. И уселась на диком берегу. Ветер был свеж и упруг. От скал до края неба лежало Ливийское море. То особенное море, которое не спутаешь ни с одним другим на свете. С цветом воды, заставляющим видевших его только на снимках, подозревать фотографа в чрезмерном увлечении фотошопом. У берега, где подводные камни, оно зеленое, с языками бирюзового, и дальше – яростно синее, бьющее в сердце горизонта.
В пальцах наливалось знакомое чувство силы и легкости. Это значит – скоро я буду рисовать. Предмет рисунка пока был не ясен.
Выбравшись на дорогу, я дошла до гавани Лутра. Устроилась в камнях, где лодки целовались с пристанью.
Соседняя скала походила на морду крокодила, заглядывающего в гавань с соседнего пляжа. Местные говорят, что Клеопатра, будучи близ Лендаса проездом, так очаровалась этими местами, что оставила любимых животных – слона и крокодила – стеречь их до своего возвращения. Тема животного мира вообще популярна в здешних легендах. Вот, например, на западе, откуда я пришла, гора, под которой примостился Лендас, и впрямь напоминает лежащего льва. Ее так и называют – Лев-гора. Давным-давно, когда мир населяли боги и титаны, взрезая воздух, пронеслась по небу золотая колесница – то богиня Рея спешила в Критские горы рожать Зевса. Один из львов, тянувших повозку, упал и окаменел на берегу. Дав название деревне: Leondas по-гречески означает «лев».
Пока я разглядывала каменных львов и крокодилов, на дороге показались двое. Пожилая женщина вела подростка. Он тяжело опирался на нее, глядя перед собой. Не обращая внимания на меня, она раздела его до трусов, сложила одежду на пирсе и по лестнице одной из лодок помогла спуститься в воду. Мальчик страдал каким-то умственным расстройством. И как обычно в таких случаях, было сложно определить его возраст: может, 15, а может, 20 лет. Тело крупное, словно вздувшееся. На бледном лице выделялись губы – розовые, полные, точно вывернутые наружу. Он напоминал большую рыбу. Из недвижных белесых глаз смотрело время, когда греческие боги еще не родились. Когда не было ни Реи, ни Зевса. Нечто древнее поднималось с глубины и являло мне этого ребенка как доказательство своего существования.
Когда они ушли, я достала альбом и карандаши.
На обратном пути, выбираясь на дорогу, я проехалась ступней по не просохшим после ливня камням. Испачкала куртку и джинсы. Хуже, что наступать на левую ногу было больно, и, прохромав пару метров, я позвонила Ивану.
– Какого лешего тебя вообще понесло в такую погоду? Говорили ж тебе! – раздраженно отозвался главный Хранитель тайны о чуде.
– Просто хочу сказать, чтобы вы не волновались, если я задержусь, – отозвалась я, готовая нажать отбой.
– Ага, щас! Обожди…
В трубке послышалось шуршание, и возле уха оказался голос Георгиса:
– Вера, добрый день! Вы где?
– Добрый день! Я в Лутре, возле гавани.
– Подождите, я сейчас приеду.
С облегчением я присела на камень. Попутки мне пока не встретилось, а с больной конечностью я бы доковыляла только к ночи. Спустя несколько минут на дороге показался черный «вранглер».
– Что с ногой? – подходя ко мне, спросил Георгис. – Наступать можете?
– Могу даже идти. Только небыстро.
Поддерживая меня под локоть, он помог сесть в машину, и я с удовольствием вытянулась на сиденье.
– Что вы там делали? – спросил он, глядя на меня в зеркало, когда мы тронулись.
– Рисовала…
– Вы художница?
– Да. Точнее, дизайнер. Спасибо огромное, что приехали! Сама бы я долго добиралась.