Сталь

- Тебе больше не надо… притворяться. Хама…

- Ты прав.

А меня ломало. Изнутри и снаружи. Саднило больное плечо, но плевать на это — внутри болело сильней. Ее яркие глаза тухли, волосы больше не отдавали зеленцой. Она угасала.

- Вставай. Скоро все закончится, мы свободны. Пойдем домой, вставай.

- Сейчас.

Она вцепилась в мою руку. Смотрела снизу, криво улыбалась и все беззвучно повторяла, что сейчас встанет. А я плакал. Плюнув на собственную дрянную гордость, глотал слезы и прижимал ее к себе.

Вокруг продолжается бой. Но мне нет до этого дела. Я с ней. Хочу, чтобы последний раз мы провели вместе.

Я говорил обо всем, что приходило в голову. Болтал какую-то чушь, делился старыми воспоминаниями, говорил о своей семье. И пытался убедить ее, что мы все исправим. Война кончится, мы отстроим пещеру заново; соберемся там все вместе, снова отведаем божественную стряпню Франа; Дана расскажет байки из своей дворцовой жизни, поделится сплетнями; близнецы устроят настоящее шоу, яркое, жгучее, как и они сами; потом заявится грозный Тотани и разгонит нас всех спать. Мы будем много смеяться, и больше не потребуется убивать и терять. Мы…

Мы вместе, Хамира. Понимаешь, все вместе, как большая дружная семья. Ты только подожди, потерпи немного, и мы…

Она улыбалась и сонно моргала. И через каждый мой всхлип шептала в ответ «Спасибо». Вызывая во мне тошнотворные спазмы и дурной ком, заложивший все легкие и горло.

Не желаю слушать это ее дурацкое прощание.

Не надо. Не покидай…

Она улыбнулась мне, губы болезненно подрагивали. Я ощущал прикосновения холодных подушечек пальцев, они оставляли жгучие отпечатки на моих щеках.

- Однажды Тони сказал мне: “Нельзя всех защитить, Хамира.”

- Помолчи. Тебе не стоит напрягаться.

- Думаешь… он был прав?

- Прав, конечно он прав. Подожди, я зажму рану.

- Да… Но ты же пытаешься.

Руки сами застыли в миллиметре от потемневшей рубашки.

- Смирись, милый. Ты не можешь меня защитить.

Я превратился в один большой сгусток боли. Девушка в моих руках вдыхала последний глоток тяжелого воздуха, вдыхала долго и с хрипом, откинув безвольную голову мне на плечо. Я утыкался носом в ледяную шею, размазывал слезы по белой коже и опять что-то говорил ей, бессмысленное и глупое. Она уже не слышала меня.

Не надо, Хамира. Мы будем вместе.

Мы обязательно будем все вместе… Я не смогу жить один…

Когда за спиной взвизгнул воздух, я не заметил.

Впереди яркими пятнами взметнулись близнецы. Ринулись к нам, отчаянно и беспокойно, спотыкаясь о камни и мертвые тела. В мозгу рванула яркая болевая вспышка. Перед глазами помутнело, все краски слились в отвратительный водоворот. В ушах, перекрывая собой общий шум боя, стоял оглушительный визг обернувшейся Даны. Где-то уже далеко позади рычал Тотани, выл на непонятном мне языке, путанном и чужом, незнакомом. Рука, соскальзывая с холодных окаменевших плеч, мазнула по темной ткани рубашки, натыкаясь на стальной кусок, объединивший нас в эту секунду навеки. Я завалился набок, накрывая ее собой.

Последнее, что помню — алые глаза, постепенно превращающиеся в вишневые; улыбку на тонких синеватых губах, еще не затянувшийся порез; обрубленные черные пряди. И чьи-то теплые руки, тормошащие, прижимающие нас к живым.