Сталь

- Нас заперли.

- Надолго?

- До конца.

Девушка всхлипнула и смешно зажала рот рукой; другой она все так же остервенело комкала рубашку у меня на животе.

- До нашего конца, — словно только что осознав весь смысл собственных слов, пугливо схватила мою ладонь и начала оправдываться дрожащим, срывающимся голосом. — Прости, я хотела… нет… Я сомневалась. А стоило им узнать о моей прямой связи со зверьми, удостовериться…  и они…

- Даная, — прошло много времени, прежде чем она подняла на меня глаза, — я ничего не понимаю. Скажи, что случилось? В двух словах.

Девушка так сильно сжала зубы, что я смог различить желваки, и осела на кровать.

- Нас убьют, завтра днем. И обвинят зверей.

Она долго терла губы и слезящиеся глаза. Я сидел рядом, молчал. Неловкая пауза и катастрофичная ситуация. Дана дрожала, то и дело хмуря брови, стараясь взять себя в руки. Получалось, видимо, плохо.

Герцогиня не поверила, что люди, рядом с которыми она росла, способны на подобное.

Она резко прижалась ко мне, крепко обхватила, вцепившись в спину. Спрятала лицо у меня на груди и еще сильней задрожала.

- Я хочу домой…

Я обнял ее, неуверенно и осторожно. Аккуратно прижал ближе, теснее. Ткань платья тонкая, я будто прикасаюсь к коже. Она нагая, открытая, невинная, в моих руках и на моих коленях. Доверчиво прижимается и вздыхает; я чувствую каждое ребро и косточки ключиц. Я гладил серые пряди, перебирал запутавшиеся в них бусины вздрагивающими руками; пытался заправить их за маленькое ушко, а они снова выпадали. Ресницы намокли. Дворец готовился. Завтра мы умрем.

Я не сдержался. Прижался к влажной макушке губами. А она плакала.

Город накрыла ночь, дворец, исполнив главную часть своего спектакля, затихал. Мы практически не спали, вздрагивая от каждого шороха за дверью, вцепившись друг в друга. Далеко внизу, за тремя стенами от нас в особняке Тотани до рассвета горел свет.

Новый день мы встретили в окружении гнилой болотной тоски и двух сломанных стульев — пытались выбить решетки на окнах. С низин поднялся дождь, солнце заволокло толстым покрывалом грозовых туч.

Я бесцельно перебирал бумаги, доверенные мне Хамирой. Сейчас эти листы казались самым родным и важным, единственным, что у меня осталось; реальным доказательством моих отношений с Северной ночной семьей. Я вспоминал ребят и всей душой сейчас желал вернуться в пещеру, под крышу теплого дома. Дана сидела на кровати и смотрела в окно. Сквозь легкие шторы и частые решетки, вверх, на пасмурное небо, срывающееся на землю тяжелым дождем. В этих нарядах, в драгоценных камнях она была невероятно красива; даже легкая болезненность ее не портила. Дочь герцога, кто бы мог подумать. Среди дворцовой роскоши она смотрелась как нельзя гармонично; но я чувствовал, что ей здесь неуютно. Променять власть и богатство на жестокость и темноту подворотен — надо быть сумасшедшим.

Хотя, я сделал бы то же самое.

С самого нашего пробуждения она замкнулась, застыла в ожидании, словно чего-то боясь.

- Откуда ты узнала, что они хотят так поступить?

Нас не кормили со вчерашнего обеда. Но за это я был благодарен, меня подташнивало от осознания собственной беспомощности. Еда только усугубило положение.

- Кто-то записку подбросил на стол, — прикоснулась к стеклу пальцами и вывела кривой завиток, который тут же потек каплями вниз. — Я ее сразу же сожгла. Мне стоило поверить?

- Не знаю.

Пламя в камине давным давно погасло, свечи мы не зажигали. В комнату пробирались редкие лучи сокрытого тучами солнца, такие печальные и больные, что становилось только хуже.

- Скажи. Почему люди плачут? — ее глаза не выражали ничего, кроме смирения.

- Потому что им грустно?

- А почему небо плачет?

- Потому что так надо.

- Как думаешь, бывает наоборот?

И тут я осознал, как сильно меня душит тоска.

На обоих давила депрессия и безысходность: нас поймали, заманили в ловушку и захлопнули все выходы. И звери не знают, что на самом деле происходит. Любая попытка обречена на провал.

- Чего добивается твой отец?

У меня в голове не укладывалось, как могло происходить то, что сейчас происходит. Каким бы уродом ни был герцог, причинять вред собственному ребенку, по моим наивным представлениям, не стал бы.

- Нанести глубочайшее оскорбление зверям. Мало того, что не уследили за одним из логов, позволили убить своих людей, так еще и добровольно сдали двоих под залог действующей власти; меня же никто никогда не видел, отец прячет свой позор за семью печатями. А потом скажет, что эти твари убили его невинную дочь. Он так и заявит народу, постарается укрепить свой авторитет и надавить на жалость. К тому же ему наговорили, что звери готовят политический переворот с моей помощью. Ему достаточно было узнать, что мы знакомы. Подумав над этим, он решил всех опередить; подставить, опозорить и подвести под суд. Да и кто-то мог заметить близнецов, вот и начали панику раньше времени.