Сталь

- Конечно, держи карман шире! Буду я еще отчитываться перед всеми… Только Хамира и близнецы. Больше никто.

Стало внезапно так приятно, словно мне доверили великую тайну, от которой зависит судьба нескольких миров. Даная лишь ворчала, наблюдая за моим светящимся лицом. И обворожительно улыбалась, не забывая осуждающе покачивать головой для приличия.

Мы замолчали, просто переглядываясь. Скажем так, мы оба смогли удивить друг друга — она тем, что, несмотря на свою страсть к преступному контингенту нижнего городского кольца, оказалась практически следующей правительницей города; я тем, что согласился на роль, абсолютно мне не подходящую, и рискнул сунуться туда, где могу быть съеден за один присест. Да, герцогиня не ожидала столько смелости и упорства от меня.

Впрочем, это не последнее мое достижение в ее глазах.

- Спасибо.

Я удивился. Вроде ничего такого и не сделал, за что самая гордая, вредная и упрямая из моих знакомых могла благодарить.

- В смысле?

- Просто хотела сказать тебе “спасибо”, — задумчиво закусила губу и отвернулась к окну. Кажется, ей неприятно. — За то, что заступился за Мари. За ее… память.

Судорожно выдохнула, отводя взгляд. Да, ее не было рядом с семьей все те дни, когда боль утраты и страдания сочились наружу, словно гной из раны. Но это не значит, что она не страдала. Страдала — в одиночестве.

- Для меня это много значит.

- Я не мог иначе. Даже если бы потом Хамира настучала мне по голове за неосторожность.

Либер улыбнулась, стараясь незаметно стереть с лица выступившие слезы. Уж она-то точно знала, что это не пустые слова, мелкая и не на такое способна.

- Не прибедняйся, — вроде расслабилась, вернулась к своему прежнему образу, — я тебя в беде не брошу. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы вытащить тебя из-под плахи… Не каждый раз отец на попятную идет. Ну, думаю, в любом случае могилку бы тебе красивую сделала. Так что не беспокойся: устроила бы все по высшему разряду.

- О, вот спасибо, утешила…

- Брось. Ты же свой.

За такие слова я был готов отдать свою голову тысячам плахам. Высшее благо вселенной — знать, что ты кому-то нужен, и быть признанным другими. Господи, как же я счастлив. Да и Даная, судя по открытой улыбке, тоже.

Но где-то в ухмыляющихся уголках губ, между смешными морщинками у глаз, в плотно сжатых руках залегла тревога. Она же стучала у меня под легкими маленьким колокольчиком, не давая расслабиться полностью. Я старался ее забить ногами, говоря себе: я рядом с родным человеком, вокруг все спокойно, ничего не может случиться. Успокойся.

Честно говоря… Это не помогало.

- Знаешь, — казалось, ее голос вмиг сел. Она определенно хотела что-то со мной обсудить. Что-то важное и серьезное, — нам надо поговорить. Тут…

- Да, конечно, без проблем, — но я слишком возбужден, чтобы замечать растущий уровень ее паники. Или это был мой способ защиты от окружающего давления? — Дана, скажи, как ты вообще оказалась у зверей? Да еще и правой рукой Хамы?

- Давай не сейчас. Мне кое о чем сообщили, и я думаю…

Она хотела мне возразить. Одернуть, вернуть к реальности, наконец-то сказать что-то серьезное. Но, глядя в мои щенячьи глаза, сдалась — я очень сильно хотел знать правду.

Оглянувшись по сторонам, приблизилась ко мне. В коридорах звенела мертвая тишина.

- Примерно пять лет назад я впервые смогла сбежать из дворца. Как видишь, контроль моего отца велик, и меня здесь как собаку на привязи держат. А я нашла способ удрать, заметила неприметную лазейку в ограде. Это был самый счастливый день в моей жизни. Хотя и не самый удачный.

Девушка вздохнула, наполняя легкие свежим воздухом.

- Меня не было всего день, слава богу, никто не хватился; но во время побега в нижнем городском кольце я нашла неприятностей на голову. Шайка бандитов, сумевших разглядеть под накидкой дорогие наряды. Тогда-то я и повстречала их.

 

Бег стал ее способом защиты. Неважно, куда, неважно, к кому — только бежать. Дорога перед глазами путалась. В ушах бил ветер, колокола на главной башне, далекие голоса разозленного чем-то народа и близкие шаги. Шаги тяжелых ботинок, топот; за ней по пятам следовало стадо жаждущих и бредящих. Где, Господи, где укрыться от цепких рук и голодных глаз, от грязных прикосновений и не менее грязных речей? Почему сейчас? Она всего лишь хотела свободы…

Ей никогда не говорили, что удары кулаком — это больно. Не объясняли, что жадность человеческая не знает границ и жалости. Что благородное положение не спасает, лишь усугубляет ситуацию. И пусть раньше жизнь была мучением и страхом, сейчас ей дали понять, что-такое кромешный ужас.

Ужас смерти. Оказывается, загнанный зверек не видит перед собой ничего, кроме тупика и собственных палачей.

Она не знала, что ткань рвется с таким отвратительно оглушающим треском. Что слезы могут выжигать на коже бездонные дыры. Сердце порой стучит практически на границе грудной клетки, пробивая ребра и ломая их. Земля ледяная, жесткая, а камни режут пальцы. Крик застревает в горле, и нет возможности взмолиться. И спасения нет, вокруг только тьма.