Тени Грехов

Их в жизни этой нет, я мёртвыми их мнил; 

И у тебя в груди любви их нет конца, 

В ней все мои друзья, которых схоронил. 

Отрывок из сонета Шекспира № 31. 

Перевод: К.К. Случевского.

Противоречивые чувства, создавая удивительный коктейль из радости и негодования с толикой облегчения и едва ощутимым испугом, сотрясли Милену. Сердце, не существующее для реального мира, забилось с удвоенной силой. Сейчас всё вокруг для неё выглядело слишком иллюзорным и эфемерным. Свершившаяся встреча с тем, кто может её видеть и слышать, долгие годы являлась мечтой и сейчас казалась невозможной ожившей фантазией – что вот-вот растает, будто свеча от огня. Милена сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Она звала боль на помощь в борьбе с липкими мыслями сомнения. Она кричала себе, что бодрствует, не дремлет, видя сновидение, полное колдовства и магии, с резкими очертаниями и чрезмерно яркими красками. Она сопротивлялась густому непроницаемому туману отрицания надежды, обволакивающему её разум. 

– Кто ты? – нарушил затянувшееся молчание Радан. Он выглядел напряжённым. Не двигался. Застыл, будто тигр, готовый в любой момент наброситься на жертву и растерзать её на мелкие куски. Между его бровей пролегла небольшая морщинка. 

– Милена, – чуть слышно, почти заикаясь. У неё создалось впечатление, точно с её груди приподняли громоздкую надгробную плиту, веками сдавливавшую ей ребра. Дыхание участилось. В висках бешено застучала кровь. Сотни вопросов зароились в её голове. 

«Неужели настал конец моим скитаниям? – мысль, как солнечный луч из скопища свинцовых туч. – Мой мир... был вовсе не Ад, а Чистилище? Осталось потерпеть лишь чуть-чуть и...» – Милена судорожно сглотнула. 

– Милая, любезная, – скривив губы в косой ухмылке, Радан осторожно приблизился к преграде, отделяющей его от Милены. Та же с инстинктивным страхом отступила. – Это ведь чешское имя? – синие глаза прижигали холодом. 

Милена хотела сказать «да», но голос подвёл. Вместо слова прозвучал лишь хрип. Милена кивнула и, не сводя взгляда с Радана, пристально наблюдавшего за каждым её движением, медленно приподняла руку. Пальцами коснулась зеркала. Стекло не рассыпалось перед ней, и тучи затмили для неё солнце. Отчаянье сжало горло. 

– Ты бывал в Чехословакии? – поинтересовалась Милена. Она боялась, что найденная ниточка к миру живых оборвётся, если он сейчас уйдёт. 

– Такой страны больше нет. Есть Чехия и Словакия, – сухо констатировал Радан, аккуратно, почти незаметно оглянувшись по сторонам, будто откуда-то мог выскочить голодный и злой пёс. – Как давно ты там? 

– Я точно не знаю, – Милена пожала плечами. Её взгляд заметался по комнате в поисках календаря. – Какой сейчас год? – сдавленно, словно опасаясь услышать суровый приговор, спросила она. 

– Когда ты туда попала? – уклонился от прямого ответа Радан. – Или ты там и... родилась? Появилась? – густая и немного косая чёлка ещё больше опустилась на его глаза. Он всё ещё выглядел агрессивно-настороженным. 

– Я угодила в зазеркалье. Раньше была человеком. С тысяча девятьсот восьмидесятого года прозрачная тюрьма стала моим домом, – подавленно призналась Милена. 

– Значит, тридцать лет назад, – задумчиво протянул Радан, подойдя вплотную к зеркалу. Развернул его так, что теперь Милена могла разглядеть спальню целиком. Стены просторной комнаты были цвета старого золота. Тёмный паркет, тёмные же низкие столики, просторные кресла, кушетка, многослойные шторы из мерцающей тафты – всё было подобрано с изысканным вкусом, безумно дорогим, но не кичливым. По правую сторону от зеркала была широкая незастеленная постель с фиолетовыми простынями и подушками и с двумя низкими прикроватными тумбочками. Левей темницы Милены было окно, чуть дальше стояла старинная японская ширма, скрывавшая дверь, очевидно ведущую в гардеробную. И так же, как и в гостиной, все поверхности в спальне были уставлены вазами с цветами, с те ми же нежными тюльпанами и сиренью, жасмином и ирисами. Странный диссонанс, снова подумалось Милене. 

– Как ты там оказалась? – Радан взял стул, оседлал его и, положив руки на спинку, сомкнул пальцы в замок. Он по-прежнему оставался напротив зеркала, зорко смотря на лицо Милены. 

– Я... – замешательство. Она не знала, насколько может, да и хочет ли в принципе искать в себе доверие к человеку, который несколько минут назад неизвестно что сотворил с девушкой Аннетой. 

«Он её убил? Изнасиловал?..» – отрезвляющая искра в дурмане веры на надежду спасения. 

Милена, как ни старалась, не могла разглядеть в комнате ни капли пролитой крови. Но душераздирающий крик Аннеты точно эхом возвращался, звенел в ушах Милены. 

– Ты? – выжидание. Радан вопросительно изогнул бровь. 

– Умерла, – опустив взгляд, договорила Милена, ещё сильнее сжав кулаки. Она стыдилась признаться в самоубийстве. 

Радан недоверчиво сузил глаза. Его бездонные зрачки, похожие на две чёрные дыры, наводили тихий ужас на Милену. Он словно гипнотизировал её, как змея добычу. Она его боялась на уровне подсознания, но в то же время осознавала два факта. Первый: он, скорее всего, ничего не может ей сделать, она уже и так мертва. К тому же зеркало – своего рода её защита, как бы абсурдно это ни звучало. Второй факт: лишь он её видит и слышит, а, значит, вероятно, сможет помочь выбраться из стеклянной западни. 

– Как? – спросил Радан. 

– Перед зеркалом, – присаживаясь по-турецки на гладкий пол, ответила Милена. Запустив пальцы в свои длинные чёрные волосы, не стала медлить и ждать следующего вопроса. Ведь ей так нужны его ответы. – Кто ты? – в упор посмотрев в неживые глаза, придавая своему голосу оттенок стали, спросила она. Но голос отчего-то сорвался и прозвучал растерянно. 

Радан едва приметно ухмыльнулся. Он не спешил говорить. 

– Почему ты молчишь? – теряя уверенность в том, что собеседник захочет, а, главное, сможет ей помочь, Милена закусила нижнюю губу. 

– Кто ты мне, чтобы я тебе отвечал? – колко. 

Милена насупилась. Обида полоснула остриём по сердцу. 

– Что вы сделали с Анеттой? – Милена не желала сдаваться без боя. Затаив дыхание, она обняла себя за колени, словно прячась в кокон. 

– Как давно ты тут, раз знаешь о ней? – жёсткость и сталь прозвучали в низком баритоне. Было очевидно, что Радан не стремился отвечать на её вопросы, но с удовольствием спрашивал сам. 

– Несколько часов, не более, – Милена решила играть по его правилам. 

«Раз он хочет задавать вопросы, пускай. Я буду отвечать на то, что посчитаю нужным. Быть может, тогда… Он расскажет о себе? И, наконец, вытащит меня из этого проклятого места? Ведь не просто так он меня видит! Должен в этом быть смысл. Хоть какой-нибудь...» 

– Ты ничего не видела, – словно самому себе тихо произнёс под нос Радан. 

– Не видела. Я лишь слышала, – проронила Милена, поведя плечами. – Ты поможешь мне?.. 

– С какой стати? – Радан, склонив голову, задумался. Почти незаметно приподняв уголки рта, покачал головой и направил свой ледяной взгляд в сторону Милены, отчего по её спине прошёл холодок, а по всему телу пробежали сотни мурашек. Она не знала, как правильно до него достучаться; как дать ему понять, что ей крайне необходима его помощь; как найти ту слабую точку в нём, которая поможет ей воздействовать на него. 

Но вера по-прежнему жила в её сердце. И не страшно было время, ожидание. Лишь бы это случилось. Лишь бы даровали её душе покой. 

– Ты человек. Живое существо. В груди у тебя бьётся сердце, по венам течёт кровь. У тебя есть душа, – сдержанно заговорила Милена и заметила, как остекленели глаза напротив, как костяшки на руках Радана побледнели, а губы, изогнувшись в печальную усмешку, затем сжались в тонкую полоску. – В каждой душе, – продолжала Милена, – есть свет. 

Радан засмеялся. Но в его голосе не слышалось отрады и безмятежности. Лишь опьяняющая горечь, сравнимая по вкусу с полынью. 

– Ты заблуждаешься, милая, – бесстрастно, но с нотками кислого притворного веселья. 

– Хочешь сказать, ты плохой? Злой человек? – прищурившись, Милена внимательно посмотрела на собеседника. С каждым его словом, каждым жестом она чувствовала, как надежда на спасение рассеивается, исчезает, меркнет. Было нестерпимо обидно. 

«Что же мне делать? Ведь кроме как словами, я ничем не могу на него воздействовать. Пускай известно, словом можно и убить, и воскресить. Мне ли про это не знать?.. Радует лишь одно: есть тот, кто меня видит, слышит. И уже легче. И уже не так страшно». 

– Не бывает злых людей, – снисходительно отозвался Радан. – Есть несчастные. 

– Ты несчастен? 

Радан на мгновение поморщился, словно попробовал кончиком языка вяжущий фрукт. Айву. 

– А что такое счастье? – поинтересовался он. 

– У каждого оно своё. 

– И как твоё счастье выглядит? 

– Вернуться на тридцать лет назад. Исправить ошибки. 

– Такого не бывает. Не будешь знать горя – не будешь ценить радость, – встав со стула, Радан медленно подошёл к окну, которое находилось совсем рядом с казематом Милены. Слегка коснулся лбом стекла, вглядываясь во внутренний двор. 

Воздух в зазеркалье стал казаться душным, горячим, отчего думалось плохо, мысли трудно было привести в порядок. Не получалось сосредоточиться. 

Точно угадав ощущения Милены, Радан отворил окно. Лёгкое движение – и шторы распахнуты. Сел на подоконник и посмотрел на Милену. Она приподняла подбородок, наблюдая за Раданом. 

«Какую тайну он скрывает?» 

Солнце уже было в зените. Его мягкие, тёплые лучи бережно отогревали от суровой зимы ветви деревьев, покрывающиеся молодой листвой. Птицы весело и задорно щебетали, переговариваясь между собой. 

– Ты не всё сказала, о чём-то умолчала, – неспешно произнёс Радан. – Не смей мне лгать. 

– Как и ты, – пробубнила Милена. – Расскажи, какая я, – внезапно попросила она, приподнимаясь на ноги. 

Тишина. 

– Пожалуйста. 

– Занятная, – терпеливо прошептал Радан, сложив на груди руки. 

– Нет. Я не об этом, – вздохнув, ответила Милена. – Я о внешнем виде. 

– Ты забыла, как выглядишь? – его взгляд насытила подозрительность. Мужчина усмехнулся. 

Но не это больно кольнуло сердце Милене. А нахлынувшее чувство – сколько лет она ходит неприкаянная. Чужая. Никому не нужная. Всеми забытая. Отвергнутая. 

– Можно и так сказать, – с горькой грустью отозвалась она. 

Радан приподнял голову. На его лице мелькнула настороженность, даже лёгкий страх. Невозмутимость быстро вернулась к мужчине, и он стал оценивающе рассматривать Милену. Однако ей хватило мига его неуверенности, чтобы понять: у Радана, как и у неё, есть свои зловещие воспоминания, от которых он скрывается. 

– Брюнетка. Худая, даже слишком. Ты при жизни ничем не болела? – приподнимая бровь, поинтересовался Радан, но не стал дожидаться ответа. – Серые глаза. Отчётливые шрамы на руках и шее. В принципе, симпатичная. Больше добавить нечего, – сухо и отстранённо. 

– Спасибо, – чуть слышно промолвила Милена. Радан повёл плечами. Она заметила его мельком брошенный на её шею взор, теперь в том не было безразличия, таилась печаль. Милене сделалось чуточку легче: сейчас она получила более детальное представление о своей внешности и ощутила капельку веры, что её не погонят прочь. Иначе же она сойдёт с ума… 

– Крестик был при тебе, когда ты умерла? – Радан с интересом посмотрел на символ христианства. 

– Да, – касаясь веревочки, Милена вздохнула. 

– Что-то ещё с тобой переместилось? – задумчиво спросил Радан, вглядываясь в её глаза. 

– Монета и кусок письма. 

– Что за монета и письмо? – твёрдо. – И где они сейчас? 

– Это подарки брата. Монета со мной, – она провела ладонью по карману джинсов, – письмо улетучилось, как только я его прочла. 

– И о чём в нём говорилось? – Радан не смог скрыть любопытства. 

Милена поджала губы, не желая больше отвечать, прежде чем Радан не начнёт открывать свои карты. Она продолжала молчать, глядя на него. Тот же, чуть помедлив, улыбнулся. 

– Значит, тайна? 

– Значит, тайна, – вторила Милена, приподняв бровь и уголки губ. Радан усмехнулся. Она в очередной раз слегка коснулась прозрачной преграды, на что глаза мужчины моментально отреагировали. Милене его интерес придал храбрости. – Можно вопрос? 

Радан молчал. Она молчала. Вдруг ей в комнате послышалось тихое тиканье часов. Напряжение, раздирающее её изнутри, начало рваться наружу, точно зверь, унюхавший сочный кусок мяса. Милена почувствовала себя будто подвешенной между иглами и пуховой периной. Она ненавидела это чувство неопределённости. Либо «да», либо «нет», но ничего иного. Но сейчас не она являлась хозяйкой ситуации. Не в её власти было что-либо изменить. Но у неё было безмерное желание выбраться из Ада, была нестерпимая жажда свободы. Нет, она не бежала от боли. Она стремилась вырваться из неволи. 

Мужчина пожал плечами и вскинул тонкую изящную бровь, давая понять, что он слушает. 

– Почему везде цветы? 

Он на мгновение опустил взгляд, невесомая улыбка коснулась его губ. 

– Я тебе отвечу, но сперва объясни, как ты об этом узнала. Ведь, говоря «везде», ты подразумевала целый дом, – с утверждением произнёс он. 

– Твое зеркало – не единственное, в которое я могу заглянуть. Их много, – начала своё объяснение Милена, снова присаживаясь на пол. – Целый лабиринт. И кроме зеркал больше ничего нет. Некоторые из них по краям объединены. Это значит, что они находятся в одном здании. 

– Любопытно, – прошептал Радан. – А почему там, в своём мире, ты выбрала именно наши зеркала? 

– У них оттенок чёрный. 

– Чёрный? – едва сдерживая смех, переспросил Радан. 

– Да, – не понимая, чем вызвана такая то ли радость, то ли злорадство, сконфуженно ответила Милена. – Такого оттенка раньше мне не встречалось. Вот и стало интересно. – Она понимала: Радан её пугает. Но он единственная её надежда. 

«Значит, я должна войти к нему в доверие. Любыми способами. Любой ценой». 

– Занимательно, однако, – спрыгивая с подоконника, Радан чуть ближе подошёл к зеркалу. – Цветы... – он быстро оглядел комнату. – Их приносит Авелин. 

Впервые за минуты их общения Милена услышала в голосе Радана потаённую нежность. И она, словно пробуя имя на вкус, повторила его: 

– Авелин… 

– Маленькая пташка, – на лице мужчины вдруг отпечатался болезненный азарт. 

Милена с непониманием посмотрела на Радана. Он подошёл к письменному столу и открыл один из его ящиков. 

– Она француженка. 

– Ты всех француженок так называешь? 

Он склонил голову набок и насмешливо посмотрел в зеркало. 

– Нет. Это её имя означает «маленькая пташка». 

– У тебя хобби – знать значение имён? – иронично спросила Милена. 

– Возможно, – загадочно ответил Радан, доставая из ящика пачку денег. – Надеюсь, ты не будешь меня грабить? – отходя от стола, он игриво посмотрел на Милену, на что та закатила глаза. 

– Ты уходишь? – тут же вскакивая на ноги, не скрывая паники, спросила она. В ней с новой силой заплескались отчаянье и страх. – Вернёшься? – она понимала: это, видимо, его дом, он, конечно, придёт обратно. Однако ей было необходимо услышать подтверждение. Она столько времени была одинока. Это невыносимо. Страшно. Больно. 

– Будешь скучать? – изогнув губы в косой ухмылке, Радан накинул на плечи куртку и добавил: – Конечно, вернусь. 

Милена облегчённо выдохнула и чуть улыбнулась. Его слова для неё были сродни глотку свежего воздуха. Мужчина стал приближаться к двери, как внезапно замер и резко развернулся. 

– Ты знаешь, как выглядит Смерть? – с кажущейся неестественной ухмылкой поинтересовался он. – Ты видела её?.. Там? Здесь её не узреть, а там… – Радан слегка дёрнулся. 

– Твоё отражение… – поднимая на него наполненные страхом глаза, Милена сделала шаг назад. – Ты не… – она закусила губу, таращась на странное отражение в зеркале. Былого чёткого изображения Радана уже не существовало. Его лицо – оно словно раздваивалось, от него отслаивалась мерцающая дымка. Милена не понимала, что происходит. Прежде такого не было. Все люди отображались чётко, но не так ярко. Сейчас же… 

«Кто Радан? И что он с Леоном сделал с Анеттой? Что-то ведь, скорее всего, ужасное?» 

– Я? – приподнимая брови, спокойно сказал Радан. Похоже, он совершенно не понимал, чем вызвано паническое выражение на лице Милены. 

– Ты… изменился. Ты стал словно луч, что распадается на… но не радугу, а два цвета. Чёрный и золотистый, – не веря собственным глазам, с испугом прошептала Милена. 

Радан вновь неестественно ухмыльнулся. Милена нахмурилась. Странное раздвоение мужчины в отражении прекратилось. Он сжал губы в тонкую полоску. 

– Почему ты меня видишь? Почему ты меня слышишь? Почему мы можем общаться? Отчего твоё изображение здесь, на этой стороне зеркала, вновь нормальное? – сдавленно спросила Милена. 

– Наверное, потому что мы оба мертвы, – безмятежно ответил Радан, и его губы изогнулись в хитрой улыбке. 

– Стой! – словно испуганная чем-то неведомым, закричала Милена. 

– Я вернусь. Я держу свое слово, – холодно и жёстко бросил он и покинул комнату. 

Милена сглотнула, продолжая смотреть на то место, где только что находился мужчина. Глубокий вдох. Дыхание замерло в груди, рот приоткрылся. По телу пробежали сотни мурашек. Она моргнула, но её взгляд по-прежнему оставался прикованным к иллюзии, что Радан ещё не ушёл. Он всё ещё тут. Её взгляд влекло к нему, словно изнывающего от жажды путника влекли к себе струи прохладной воды. Она видела лишь его губы, искривлённые в косой ухмылке, и сапфировые мёртвые глаза. И больше ничего. Всё остальное представлялось расплывчатым и укрытым туманом. По спине потёк холодок, слова застряли комом в горле. Ещё несколько секунд, и нервное перенапряжение отпустило Милену. Иллюзия растворилась, догоняя реальность – Радан уже несколько мгновений как покинул спальню, закрыв за собой плотно дверь на засов. 

Оглушительная тишина. Белые двери, а внутри чёрная пустота. 

Милена опустила голову. 

Сомнения, надежды и вопросы подобно стаям голодных коршунов закружились вокруг неё, будто ожидая, когда она станет гнилой падалью. Чёрные пряди волос упали на лицо. Милена выдохнула и облизала кончиком языка пересохшие губы. Потерев ладонями лицо, приподняла подбородок и посмотрела вокруг. Зеркала. Кругом они. Одни зеркала. Но шанс вырваться из их плена есть, теперь Милена отчётливо его ощущала. Радан – её маленькая надежда на спасение, тоненькая ниточка, связующая с миром живых. 

– Живых, – чуть слышно прошептала она и, обхватив себя руками за талию, прикрыла глаза. – Мёртвые... – прикусив губу, покачала головой. – Что он хотел этим сказать? – распахнув веки, Милена тяжело выдохнула. – Мы оба мертвы? Он призрак, не заточённый в зеркало, которого люди способны видеть, слышать и чувствовать? Быть может, поэтому и было странное свечение от него? Но ведь... он отражается, он плотный, реальный, и луч солнца не проваливается сквозь него. А если он призрак, состоящий из иной материи, чем те, которые лишь дымка? 

Милена нахмурилась, понимая, что её предположение абсурдно. Она ощущала, как спокойствие улетучивается, подобно серому дыму от пылающего костра, а на смену ему приходит жгучее негодование и раздражение. 

– Нужно было лучше учить физику и биологию, возможно, сейчас бы понимала хоть что-то… Нет. Он не призрак, – уверенно прошептала Милена. – Мёртвый… Кто ты, черт возьми?! – со злостью ударила кулаком по зеркалу. Тишина служила ответом. 

Сжав губы в тонкую полоску, Милена начала внимательно изучать комнату Радана в надежде всё-таки отыскать подсказку, которая будет способна помочь если и не узнать сущность мужчины, то найти хотя бы одну его слабость. 

Кресла, низкие столики, ширма, кровать. На ней Милена задержала чуть дольше свой взгляд, чем на остальных предметах. 

– Анетта, – прошептала Милена. – Что же с тобой случилось? 

Рядом на тумбочке лежали женский браслетик и цепочка, на которой висело что-то миниатюрное. Милена прищурилась и прильнула к стеклу. Сфокусировав взгляд на позолоченной нити, непроизвольно замерла и перестала дышать. На цепочке был крестик. 

Милена перевела взгляд на стол, где стояла пара не зажжённых свечей, коробка шахмат и одна-единственная книга, поверх которой лежал журнал. Солнечный блик играл по золотистому названию книги, что не давало сразу его прочесть. Лёгкие очертания, тень. Секунда, две, и Милена поняла, что читает Радан. 

– Библия, – поморщив нос, она пожала плечами. Иронично усмехнулась. – Загадка на загадке. В жизни бы не подумала, что он интересуется подобной литературой. 

Милена перевела взгляд на журнал. Она не могла увидеть его названия, буквы были слишком мелкие. Но по обложке догадалась, что относился он к медицинской публицистике. Она крайне редко встречала такое чтиво у людей, за которыми обречЁнно наблюдала. 

Внезапно в окно кто-то постучал. От неожиданности Милена дёрнулась, сердце с силой ударилось о грудную клетку. 

«Комната Радана находится на втором этаже. Как же в стекло…» – промелькнуло у неё в голове. 

Лёгкий страх коснулся её души, оставляя грязные отпечатки неясно почему подступающей паники. Вставая на ватных ногах, Милена в нерешительности замерла. Стук повторился. Дыхание сбилось, во рту пересохло. Чтобы увидеть виновника своего испуга, Милене пришлось сильно вжаться в зеркало, вдавив в него щёку. 

– Птица, – с облегчением выдохнула она и улыбнулась. – Это всего лишь взъерошенный, с большими угольными глазами ворон. 

Встретившись с птицей взглядами, Милена застыла. Улыбка потускнела на её лице. Милене показалось, что она начинает падать в бездну. И нет возможности за что-то зацепиться, ухватиться, удержаться, где есть свет. Вокруг кружит в бешеном танце пустота и тьма, нет ни единого шанса на спасение. Это ощущение продлилось всего мгновение, но было ошеломительным, точно укус змеи в постели. 

Нахмурившись и покачав головой, словно отгоняя наваждение, Милена решила не обращать внимания на ворона. Цокнула языком и, зажмурив глаза, глубоко вздохнула. 

Распахнув ресницы, она отошла от зеркала, приняв решение заглянуть в соседние комнаты. 

«Надеюсь, Леон или Велия смогут меня увидеть? Они показались мне более разговорчивыми и понимающими, чем Радан». 

– Радан, – тихо сказала она и недовольно поджала губы. 

Милена подошла к зеркалу, которое находилось в гостиной. Комната оказалась пуста. Где-то вдалеке тикали настенные часы. 

Неожиданно входная дверь хлопнула. Послышалась лёгкая дробь каблуков. Через мгновение появилась молодая девушка. Её волосы цвета пшеницы были сплетены в тугую косу, а глаза скрывали солнечные очки с крупными круглыми стёклами. В ухоженных руках она держала ветви сирени. 

Девушка положила цветы на тумбочку. Небрежно швырнув сумочку на стол, подошла к окну. Её движения были резки, внутри неё явно бушевал вулкан, а она всеми силами старалась сдержать его обжигающую лаву. Пара секунд, и шторы задёрнуты – гостиная погрузилась в полумрак. Незнакомка замерла, словно прислушиваясь. Милена не двигалась. Почему-то именно сейчас ей не хотелось быть замеченной. Девушка глубоко задышала. Её грудь под белоснежной блузкой беспокойно поднималась, рывками опускалась. Она отвернулась от окна и привалилась спиной к стене. Нервно бросив очки в сторону, закрыла глаза ладонями и стала медленно сползать на пол, падая, словно подстреленная лань. Губы искривились в немом рыдании, пальцы изогнулись. Девушка обхватила себя за колени и откинула голову назад. Из-под опущенных ресниц по нежным щекам скатилась пара слезинок. 

– Почему? – надломлено прошептала незнакомка. – Чем я заслужила твой гнев? Я всегда верила в тебя, а ты меня предал… – Она начала слегка качаться вперед-назад. – Я так надеялась, что когда-нибудь придёт время или в важную для меня минуту ты поможешь, ты будешь рядом, протянешь руку помощи. Но, увы, – её начала бить мелкая дрожь, – одна ошибка, один промах и секундный соблазн всё изменил и испортил. Теперь нельзя ничего исправить. Время не повернуть вспять, грехи не замолить. Всё это бессмысленно. 

Приоткрывая глаза, девушка опустошённым взглядом посмотрела в сторону. На цветы. 

– Я всегда была лишняя. Для родителей, для друзей, даже учителей. И для тебя. Ещё и для тебя! Никому не нужная. 

На мгновения она зажмурилась и сжала ладони в кулаки. 

Милена, точно ощущая себя этой незнакомкой, почувствовала, как по телу потёк озноб, в груди с левой стороны что-то мучительно заныло. Словно рубцы давно нанесённой раны затрещали, грозя расступиться. Обида острыми зубами вцепилась в душу, сбивая дыхание, затмевая разум. 

– Чем я тогда провинилась? Какое зло может идти от невинного ребёнка? – со стоном проговорила девушка, но в её голосе отчётливо стало слышаться зарождение ярости и негодования. – А потом ты подарил меня им! Этим зверям! Мразям! – вскакивая на ноги, она схватилась за голову. Её лицо искривила гримаса гнева. – А потом ты отнял у меня её! Мой луч солнца! Мой свет! Мою маленькую Айми! – верхняя губа немного приподнялась, приоткрывая вид на ровные зубы с выделяющимися клыками. В глазах девушки засиял отблеск бешенства и злости. 

– Нет ничего удивительного, что я согласилась на сделку. Я потеряла в тебя веру! – посмотрев на зашторенное окно, девушка, переплетя пальцы, стала мерить гостиную быстрыми шагами. – Ты отвернулся от меня сразу же, как я появилась на свет. Стала дышать. Ходить по созданной тобою земле! И сейчас, – она помедлила, прежде чем закончить фразу, – тебя нет рядом… 

Остановившись в центре комнаты, она застыла. Прикрыла глаза и постаралась дышать равномерней. 

– Давняя обида изнуряет, гложет непониманием и отрицанием, но не она мне сейчас так страшна, как та, жгущая душу боль, которая длится вот уже семь с половиной лет. 

Губы скривились, лёгкий румянец на щеках незнакомки испарился. Вены отчётливо выступили на её запястьях. Взгляд карих глаз скользнул по цветам. Милена проследила за ним, осмотрев тюльпаны, нарциссы, сирень. Подлетая к вазам, девушка с грохотом и истеричным смехом стала бить их об пол, кидать в стены. Звук разбивающегося хрусталя и фарфора звонким эхом заколебался в комнате. С глаз незнакомки сорвались чистые, как утренняя роса, слёзы. 

– От цветов нет никакого прока! – кидая очередную вазу в сторону, гневно воскликнула она, сердито всплеснув руками. – Он ничего не видит! Не замечает! Я глупая. На какое безрассудство надеюсь?! Ему без разницы. Пора мне с этим свыкнуться! Ему в-с-ё р-а-в-н-о! Мы не виделись месяц, и что?.. Встретились. А он... он лишь слабо кивнул, приветствуя, как проходящую мимо соседку, – хватаясь за голову, она бесшумно осела на колени и склонилась к ним, словно кто-то сломал её пополам. – Ему плевать... Наивная, глупая... слишком грязная для него. Касаться меня ему омерзительно... Конечно, так. Меня саму от себя тошнит. 

Милене очень захотелось утешить незнакомку, дотронуться её щеки. Дать надежду, что всё будет хорошо, не стоит отчаиваться. Ведь она, девушка из загадочного дома, живая и настоящая. Не заключённая неведомого мира. У неё есть сотни возможностей всё изменить, всё исправить. Осуществить свою мечту, свои желания. Нужно лишь, несмотря на все трудности и невзгоды, идти вперёд и только вперёд. Ведь совершая ошибки, получаешь бесценный опыт и возможность их не повторять. Ты закаляешься. Учишься. Ни в коем случае нельзя сдаваться и переставать бороться. Нужно цепляться за жизнь. 

Девушка приподняла голову. Потекшая с ресниц тушь перепачкала её щёки. Губная помада смазалась косыми розовыми разводами, замарав подбородок. Привставав на ноги, незнакомка шатающейся походкой приблизилась к стене, у которой стоял сервант. На пару мгновений она пропала из поля видимости Милены. Раздался звук двигаемой мебели, не очень громкий, вероятно, переставляли кресло или стол. Мгновение, и девушка вновь стала видимой Милене. Но сейчас она держала в руках картину. Лицо озарила горькая улыбка. 

– Глупая, – взяв рядом висящий кинжал, она полоснула по полотну. – Не имеет значения. 

Слёзы упали на кромсаемый холст с изображением окруженного лесом поля, где среди ромашек возле черной лошади спиной к созерцающему полотно стояли Радан и она. Девушка присела в кресло и прижала к груди изуродованную картину. 

Крика, обращённого в пустоту, никто не слышал, кроме Милены. Дальше были лишь тихие, приглушённые всхлипы. Милена почувствовала себя гадко. Она словно видела себя со стороны. Но жалость к незнакомке была сильнее. 

«Кто знает, быть может, она меня услышит». 

Стоило лишь Милене приподнять руку, чтобы постучать в зеркало, как скрипнула дверь. 

Снимая на ходу шляпку и перчатки, Велия вбежала в гостиную и, осмотрев её беглым взглядом, подошла к девушке. Положив руки на её худые плечи, чуть слышно позвала: 

– Авелин… – тишина служила ответом. – Что тут произошло? – нагибаясь к ней, Велия приобняла её, утешая. 

– Не замечает, – сквозь затихающие рыдания промолвила Авелин. – Не принимает. Бессмысленно, – сбивчиво добавила она. Слегка приподняла голову, заглядывая в ярко-зелёные глаза подруги. – Истерика прошла. Не принимай во внимание. Минутная слабость. Сегодня слишком солнечно. В такие мгновения желается радости и счастья, но, знаю... я их не достойна. 

– Не говори глупостей. Скажи ему прямо, – неуверенно прошептала Велия, отведя взгляд в сторону. 

Милене показалось, что та не до конца искренна с Авелин, точно скрывает от неё что-то. 

– Нельзя, – покачав головой, Авелин поднялась на ноги. Выдохнула. – И я понимаю его. Ему противно... это не изменить. Забудь всё, что я сказала. Всё, что ты сейчас видела, – спокойно и уверенно, но со стальными нотками сказала Авелин. – Тема закрыта. 

– Но тебе надо разрубить этот гордиев узел. Так не может вечно продолжаться, – парировала Велия. – Знаю, ты не привыкла жаловаться. Не привыкла делиться болью. Сама со всем справляешься. Без чьей-либо помощи. Но это неверно. Так нельзя. Ты себя съедаешь изнутри. 

– Поможешь прибраться? Не хочу, чтобы он увидел весь этот беспорядок и почувствовал себя виноватым. Он ни при чем. Я всё сама... – игнорируя слова собеседницы, буднично сообщила Авелин и начала собирать осколки ваз. Она совершенно успокоилась, но взгляд её был отсутствующий, тусклый и безжизненный. 

– Да, конечно, – чуть слышно произнесла Велия. – Я помогу тебе убраться, – её глаза странно блеснули.