Топь

Фёдор всегда поражался тому, как быстро слетает с человека воспитание и культура. Стоит чуть ужесточить условия – и всё, тонкий налёт цивилизованности стирается. До этого подобные метаморфозы он имел сомнительно счастье наблюдать только в зимних очередях к общественному транспорту. Завывает февральский ветер, замораживая под носом сопли, толпа ропщет и вся подбирается, как громадный припорошенный снегом зверь, завидев припозднившуюся баржу, которая одышливо переваливается по бесцветному густому киселю зимнего моря. Стоит сходням лязгнуть о причал, начинается что-то невообразимое. Обычно Силин очухивался под строгим покашливанием кондуктора. Тогда он отпускал жертв, которых притискивал к поручням, прекращал колошматить локтем чьи-то защищённые дублёнкой почки и тащить за шиворот какого-нибудь умника, считавшего, что он очень незаметно лезет вне очереди.

– Зачем пожаловал, контурщик?

Силин очнулся. Командир взвода, оставленного сторожить подступы к вышке, шумно отхлебнул чай. Пар курился над блюдцем, внося в картину таинственное марево. В вагончике было существенно теплее, чем на улице. За перегородкой шумел генератор, да иногда пощёлкивали реле обогревателей. Комвзвод – кажется, кто-то из сапёров – уселся по-турецки на раскладушке, застеленной грязным байковым одеялом. Рядом у стола его коллега споро пилил буханку чёрствого хлеба. Открытая банка варенья с ярко-алым содержимым стояла неподалёку. На топчане у двери расселся белобрысый солдатик, рассеянно поглаживал автомат и не удостаивал Фёдора ни малейшим вниманием.

Лак цивилизованности начал облетать золотой шелухой, являя под уклад первобытной общины.

– У вас тут прям государство в государстве, – брякнул Фёдор, отчего-то чувствуя себя холопом, который должен топтаться на пороге, комкая в руках шапку. Да и «вождь» проходить-присаживаться не предлагал.

– Ну, не задницы же морозить? – философически вопросил сапёр, принимая многослойный бутерброд в розовых подтёках. – У нас всё по чесноку, ты не думай, меняемся каждую четверть часа, чтоб не околеть совсем. Верно я говорю, Женёк? – белобрысый на топчане, не удостоив его взглядом, ответил невнятным «угу». – Так…

– Есть идея, – выпалил Фёдор. – Я знаю, как отсюда свалить, не дожидаясь утра.

Ответственный за бутерброды остановил унылую пилёжку буханки и с любопытством обернулся. Сапёр заинтересованно поднял бровь и жестом пригласил стажёра располагаться.

– Есть два варианта – рисковый и очень рисковый, – Фёдор плюхнулся на табуретку, подтянув к себе кусок хлеба.

– А куратор?..

– Против всех.

Вождь прищурился.

– И в чём риск?

– Несопряжённый контур в одном случае, незамкнутый проход в другом. И в обоих случаях – ограничение проходной способности, – выпалил Силин. Не видя понимания на лицах аудитории, он поправился: – Ну, полтонны максимальный проходной вес. Во втором случае, о котором я говорил, ещё и нет гарантии, что контур выдержит несколько ходок… Джеретто не хочет меня слушать, говорит, надо ждать утра, но я всё просчитал – если пришествия этих штук повторятся ещё дважды, тут никого не останется.

– А они повторятся, – задумчиво произнёс сапёр.

– Я тоже так думаю, – закивал Силин. – Возможно, если мы придём целой делегацией, куратора удастся уговорить.

Вождь свистнул. Из-за фанерной перегородки, скрывавшей работающий генератор, показались физиономии ещё двух рядовых. Если бы кто-нибудь поинтересовался мнением Силина, он бы сказал, что физиономии были зверскими.