Топь

Ольга с судорожным хрипом выдохнула, распахнув глаза. Над ней был уже привычный потолок медицинского бокса. Стул рядом с койкой был пуст, хотя на границе зрения продолжали скользить чёрные тени. Логунова покосилась на безжизненную левую руку, ища взглядом часы – но на синюшном запястье не было яркого пластикового браслета. Милиция, часики тибетские на болоте выставили. По инерции она попыталась правой рукой заправить прядь за ухо, но вялые пальцы нащупали лишь щетину. Ольга нервно захихикала, и перевела взгляд на капельницу: уровень жидкости в пакете практически не упал. Получается, она не была в сознании всего пару минут?

Она позволила себе обмякнуть, прикрыв глаза. Лёгкое головокружение было похоже на парение в столбе воздуха.

Юноша томный со взглядом печальным ловко вывернулся из её хватки, предусмотрительно отойдя подальше по гладкому стеклу чёрного озера.

– Убедилась? – буркнул он, поправляя нашейный шёлковый платок. – Можешь вернуться по собственному желанию. Я просто выбрал это место, чтобы ты могла не чувствовать себя глупо, думая, что разговариваешь сама с собой.

– Ладно, – Ольга примирительно подняла ладони. – Если не возражаешь, я пошла к берегу, меня эта твёрдая вода немного напрягает.

Манерный юноша бросился за ней, на ходу стал выше, прибавив в плечах, росте и ширине шага. Ольга окинула его задумчивым взглядом.

– Это тебя я видела во сне? Несколько… э-э… твоих обликов? – дождавшись согласного кивка, она продолжала: – Что это за место, кстати? Оно реальное?

– И да, и нет. Мы действительно рядом с вышкой, если ты спрашиваешь об этом, но на окружающий мир влиять не можем. Зато и для разных хищников неуязвимы.

Утоптанный серый песок под ботинками прибавил Ольге уверенности. Вдали угадывались фигуры часовых с автоматами – странно выпуклые, как объёмные наклейки на графическом рисунке. Почему-то они не патрулировали всю насыпь, а жались ближе к вышке, которая смотрелась полупрозрачной. С каждым шагом раздавался острый хруст, как если бы Ольга шла по кладбищу сухих куриных косточек.

– На картинку накладывают отпечаток и мои остаточные воспоминания, и то, что происходит прямо сейчас, – новый знакомец нагнал её, указав рукой на взвихрения пепельной взвеси внутри балок платформы.

Ольга уже отвернулась от тошнотворно дрожавшей конструкции: её больше занимали часовые. Главным образом, тем, что никак не реагировали на щелчки пальцами перед лицом и похлопывание по спине. На ощупь они казались вполне реальными – даже, ещё более реальными, чем Ольга или её спутник.

– Что за нетактичность? – раздался его сварливый голос. – Представь, стемнело, не видно ни черта, а кто-то тебя по плечу хлопает.

Логунова подозрительно прищурилась:

– Они, что ощущают моё присутствие? Я ж, типа, теперь призрак. У-у-у-у!! – экспериментально повыла она на ухо ближайшему часовому, белобрысому парню с задорно торчащему из-под фуражки чубом.

Существо сотворило что-то, подозрительно похожее на святой жест оруколичивания.

– Физически нет. Скорее, как дурное предчувствие. Мне всё больше кажется, что было не лучшей идеей тащить тебя сюда.

– Ладно-ладно, – Логунова скрестила руки на груди. – Обещаю тебя не бить, ничего тут не трогать и не выть.

– Если не догляжу, и ты помрёшь, чувствую, через пару лет в топи останется только один мыслительный конгломерат, – продолжало бурчать существо. – Потому что я первый раз вижу такую маньячку…

– Эй, неведомая штуковина, я же пообещала…

– Меня зовут Печенье, между прочим.

В чёрно-сером мире, расцвеченном только золотистыми искрами, пробегающими по фигурам часовых, да пятном замытой крови в небе, воцарилось насыщенное ассоциативным мышлением молчание.

– Почему?

– Потому что у меня, как ты могла заметить, некоторые проблемы с физическим телом.

– И?

– И я предпочитаю состоять из чая с печеньем.

– Почему?

– Потому что нужны центры флуктуации в жидкой среде, вот почему.

Ольга снова недовольно прищурилась.

– Так, гнилая интеллигенция, стоп! Ты мне другое поведай: откуда на болоте чай?

Поименованный Печенье застенчиво ковырял носком ботинка оглушительно хрупающий песок.

– Люди имеют свойство приносить его с собой, знаешь ли, – наконец, выдал он. – Представь только: триста пятьдесят шесть мыслящих единиц. Да все мало-мальски высокоорганизованные в округе порвали бы меня, как моя триста пятьдесят седьмая составляющая Тузик – грелку. Мне приходилось маскироваться, я даже вырастил себе личностную надстройку, чтоб не быть таким приметным.

– Ну, такими вещами в приличном обществе не хвастаются, – пробормотала Ольга.

– Как будто ты что-то в этом понимаешь, – надулся Печенье. – Всё равно, до того, как люди пришли сюда строить эти платформы, моя жизнь – если это вообще можно назвать жизнью – была кромешным мраком. Я был одинок и всеми гоним, физическим телом мне служила пригоршня болотной воды с крошечными рачками и одноклеточными водорослями, – существо трагически закрыло лицо рукой.

– И тогда ты надулся чаю, в который кто-то уронил крекер, и стал бодр и весел, а жизнь твоя наполнилась смыслом?

– Я чувствую в твоём тоне неуместную иронию, но, в целом, да.

– И что тебе нужно от меня?

– Да ничего. Просто хочу, чтоб вы все вернулись домой.

– Врёшь ты отвратительно, неведомая штука.