Топь

Небесный свет и ангельское пение снизошли на Кондратия Паршина, а потом он закрыл дверцы сейфа. Подсветка погасла, пение утихло. Дух исследователя заставил кандидата наук снова открыть дверцу. Из динамика полились переливы церковных хоров, тёплая подсветка выхватила кучкующиеся гранёные бутыли в углу сейфа.

– Что ты тут дуркуешь? – Велесов оттёр кандидата наук от мини-бара и самолично несколько раз открыл и закрыл дверцы. – Прикольная штука, – хмыкнул он и зазвенел стеклом. – Тьфу, ликёры одни! Баб он тут спаивал, что ли?.. Опа! Вискарик!

Начальник станции, аки сказочная принцесса, обитал в хоромах на вершине башни. Смежное с кабинетом помещение представляло собой гостевую комнату. На низком журнальном столике стояли три стопаря, мутный хрусталь которых навевал мысли о необходимости срочной дезинфекции, да лежал квадратик злополучной записки.

Стажёра Силина сочли ещё зелёным для серьёзных совещаний, поэтому он нёс дозор по уровню, периодически заваливаясь в кабинет, чтобы доложить, что на платформе всё спокойно. Паршин подозревал, что стажёр побаивается надолго оставаться в одиночестве. К слову, «зелёный» в случае нездорового цвета лица Фёдора не было таким уж фигуральным выражением.

Пока Велесов капал виски по стаканам, представитель «Олдвэя» вертел в руках записку.

– Всех эвакуировали, – поморщившись, констатировал он. – При этом у контура изначально были сбиты настройки, а у нас есть как минимум десяток свидетелей того, что станция полна жизни. Напрашивается вывод, что альфа нам чего-то не договаривает.

– У нас есть свидетели максимум коллективных галлюцинаций, – возразил Паршин.

Специфическая жизнь выросла на остатках еды в чанах на покинутой кухне, но это была отнюдь не та эволюционная ступень, наличием которой он надеялся объяснить творившиеся странности.

Выпили за трезвый расчёт и адекватное видение ситуации.

– Вот вы пардоньте, конечно, – крякнул Велесов, вгрызаясь в сухую корку чёрного хлеба, которая шла в комплекте с бутылками в сейфе, – эти глюки кому-нибудь сильно вредили? Не, я понимаю, путаница получается. Да и супчик этот оставил, понимаешь, осадочек, – он твёрдой рукой забрал у Кондратия бутылку и обновил рюмку, – но я пытаюсь понять, эта штука вообще представляет собой реальную угрозу? Или так?

– Да как бы почти двадцать человек пропавших без вести. И это только по этой вышке, – Кондратий вернул виски в собственное владение.

– Это ты в официальной документации вычитал? – спросил контурщик. Паршин покивал. – Тогда точно в пару раз больше, – он покачал головой. – Эх, а я-то грешил на конкурентов «Олдвэя». Но те бы ходили, как староверы, с брошюрками про высокие зарплаты и медицинскую страховку, а тут явно не их метод.

Выпили за своевременное распознание угроз.

– Пошли в болота за прекрасными поварихами и тю-тю, поминай, как звали, – грустно махнул рукой старшина.

Выпили за женское коварство.

В дверь просунулась бледная физиономия Силина:

– Тихоходка! – воскликнул он, завистливо мазнув взглядом по накрытой поляне, и добавил с каким-то самодовольством: – А я вот ничего подозрительного не видел и никуда не пропадал!

После изгнания стажёра воцарилось задумчивое молчание.

– Что ещё за «тихоходка»? – спросил Велесов.

– Это пароль. Чтоб невидимый враг не надел личину нашего стажёра, – объяснил контурщик.

Выпили за конспирацию и военную хитрость.

– Ну, о чём я там?.. вот и надо попробовать купировать воображение, чтобы глюки прекратились, – вернулся Паршин к предыдущей теме, вскакивая на любимого конька. – Я их поэтому на шесть групп разделил – для каждой свой коктейль. Адрено-, м-холино-, дофаминоблокаторы, седативные... Боюсь только за четвёртую группу – на их образец лабораторные мыши демонстрировали повышенную возбудимость и агрессию.

Старшина поднял на Кондратия подозрительно чистый взгляд:

– Это… Нахер тебя слали, что ль?

Кандидат наук отозвался грустным «ха–ха».

Выпили за субординацию.

Дверь снова распахнулась.

– Это! – выпалила рядовая Свидригайло. – Разрешите доложить, ага! Там мужик какой-то контур лапает! А эти идиоты камыши внизу жгут, ага. А мужик такой говорит «не надо этого делать» и пошёл контур мацать. И чай мой выпил вообще!

Представитель «Олдвэя» вскочил со своего места:

– Какой ещё мужик?

Рядовая Свидригайло потеснилась в проходе, пропуская его, и развела руками:

– Не знаю. Судя по форме, контурщик. Местный, наверное, – крикнула она вдогонку.

Велесов соображал не столь быстро:

– Так. А «тихоходку» сказать?

– Тихоходка, товарищ командир! – щёлкнула каблуками Оксана, еле сдерживаясь, чтобы не топнуть ногой. – Говорю, идиоты камыши там поджигают, а мужик против, и приказа не было вообще такого. Вот!

– Понятно, – старшина мрачно махнул стопарь и вышел на разбор полётов.

Рядовая Свидригайло и Паршин остались вдвоём.

– Ты ж мне не чудишься, прекрасное виденье? – спросил кандидат наук.

Рядовая Свидригайло начинала злиться. Пока у неё чай из-под носа буквально увели, эти заседатели тут пьянствовали.

– Никак нет, товарищ аспирант!