Топь

Составление списков – дело хлопотное. Кондратий сдался за полчаса, почувствовав себя затёкшим, притомившимся и проголодавшимся. Точнейшие биологические часы сотрудника НИИ подсказывали, что близится время обеда. Паршину даже почудилось, что из-за приоткрытой двери тянет наваристым супным духом. Кондратий убрал свои списки, задвинул заветный кейс под стол, удостоверившись, что чемоданчик останется незамеченным для какого-нибудь любопытствующего типа, которого черти могут случайно сюда принести.

По выходу из лаборатории обонятельные галлюцинации не развеялись. Что самое удивительное, запах не походил на тот, что источали бомж-пакеты под воздействием кипятка. Где-то неподалёку имел место быть борщ, и Кондратий Паршин вознамерился во что бы то ни было его отыскать.

Столовая – царство бежевого кафеля и длинных столов с клеёнчатыми скатертями – обнаружилась парой уровней ниже. У выдачи уже маячил старшина Велесов, отираясь у прозрачной витрины. За муками выбора со скучающей снисходительностью наблюдала раздатчица, в белом платке и фартуке напоминавшая айсберг.

– Картошечка, а, поди ж ты! – поделился Велесов радостным предвкушеньем с подошедшим Кондратием.

Прозрачный стеллаж в откидными дверцами был удручающе пуст, не считая одинокой вазочки с салатом из огурцов и помидоров под тектоническим пластом майонеза. Заставшим, похоже, прошловековую Смуту салатом Кондратий пренебрёг. Айсберг на раздаче оглушительно заскребла половником в глубинах кастрюли. Пока подсвеченные оранжевым недра микроволновки подогревали картошку, старшина поинтересовался у Паршина:

– Может, ты уже объяснишь, на кой нас сюда послали?

Паршин приглядывался к волокнистым нечто, обитавшим в глубинах компота. Наконец, он выбрал стакан с содержимым посимпатичнее, поставил его на ребристый пластиковый поднос и с неохотой ответил:

– Похоже на массовое отравление.

Микроволновка оглушительно звенькнула, подавальщица вернула подогретой блюдо с картошкой, тут же удостоившейся подозрительного взгляда старшины.

– Да не, где это видано, чтобы с картофана плющило, – сказал Кондратий, наблюдая, как в оранжевом пекле крутится тарелка с заказанным борщом. – Намускаринились, небось, дебилы, а нам разбирайся.

– В смысле?

Паршин полюбовался на возвратившуюся к нему тарелку очень правильного борща с торосами овощей, окружавшими остров из говядины, и плавающими на поверхности бульона яркими жировыми каплями.

– Эмм… а деньги? – Кондратий заозирался в поисках кассы.

Умилившись людской наивности, Айсберг ответила улыбкой с ямочками:

– Что вы, всё за казённый счёт, – поведала она глубоким меццо-сопрано.

– «В смысле», – продолжил Кондратий, когда они со старшиной уселись за стол, – пробы воздуха чистые, воды тоже. Грибов местных они тут дружно нажрались до белочек и зелёных чертей, похоже. Теперь дружно болтаются в санатории где-то на Урале, а мне тут ходи, выдумывай всякую заумь, почему добыча встала…

Велесов уставился на прилавок выдачи. Судя по его мечтательному виду, он не особо прислушивался к речам кандидата наук от фармакологии.

– У нас в части повариха похожая работает. Такая же сухонькая, на армянку похожа. А задницей электрички можно отталкивать, – выдал он.

 Паршин поднял взгляд от дымящегося супа:

– Этот-то гренадёр – «сухонькая»? Какая ещё задница? Её что поставь, что положь, – понизив голос, поведал он.

Старшина и Паршин переглянулись и обернулись одновременно – женщина у прилавка исчезла – видимо, ушла на кухню.

– Да ты совсем слепой, мозгляк, – отмахнулся Велесов.

Кондратий посмотрел на стакан, который держал в руке. Стекло было в серых разводах засохшего какао. На скатерти лежал тонкий слой пыли.

– Блять, что за… – опередил его по реакции старшина, тыкая в подносы с едой.

На дне облепленной пушистой плесенью тарелки болталась мутная пенистая жижа, воняющая кислым. Стейк оказался затвердевшим до пластикового состояния куском докторской, а слизкие куски чего-то, бывшего, вероятно, картошкой по силе прокисшести соперничали с почившим в бозе борщом.

Взвизгнули железными ногами по кафелю отодвигаемые стулья.