За Барраяр!

– А потом мы представляли, как было бы здорово, если бы у лордов вместо лошадей были драконы. Вы обещали придумать намордник. Против огня. Помните?

– Помню.

Музыка оборвалась, но отпустить Вивьен сейчас на полуслове и полувзгляде Доминик не мог.

– Можно еще один танец?

– Да.

Форратьер шагнул ближе, обнял ее за талию и повел в следующем танце. Зеркало выплеснулось в реальность, соединяя два отражения в пару оригиналов.

Пепел розы — так называется этот серо-розовый цвет. Он помнил поникшие после заморозков, мертвые розы на их террасе, бурые, с белой каймой инея. Цеты сказали бы, что это красиво.

После вальса Доминик быстрым шагом направился к Дани. Просить у него для себя – подлость. Может быть, и Борис Фортугаров сделал шаг навстречу Цетаганде, спасая кого-то, а потом полетело?

Военные спорили за столом, а доктор направился к окну. Поймать одного – удача, знак судьбы, верно?

Больно сказать первое слово. Больно его не сказать.

– Разрешите с вами поговорить, лорд Дани? Вы слышали, что сказал гем Эрхан о леди Форкэррис?

– Да, Доминик. Это его право.

А ты ждал другого ответа?

– Она моя. Моя… мы дружили. Наши семьи и мы. Если ее можно спасти, я сделаю это любой ценой.

Дани молчал. Доминик теребил край манжеты и не понимал, как можно столько времени смотреть перед собой. Да. Нет. Не знаю. Как же много в инопланетниках от механизмов! Точно – мутанты. В древних спектаклях появлялся бог из машины, а сюда пришли машины, возомнившие себя богами.

Лицо доктора постепенно менялось. Сначала растянулись в улыбке губы, потом ожил взгляд. Он повернулся к залу, наблюдая за Вивьен, глянул на стол военных. Медленно поднял правую руку и прижал к сердцу.

Доминик замер от перенапряжения. Сердце колотилось так, что еще немного и будет слышно как дрожит в шее артерия. Да. Да, согласен.

Дани продолжал разглядывать стол военных.

– Это нелегко. И ты понимаешь, что я возьму.

– Да. Когда захотите.

Наверное, так чувствует себя девушка, которую выдают замуж ради мира между кланами. Только к этому не мешается жгучий стыд за то, что ты при этом пока еще мужчина. Хотя бы до вечера.

– Я понял тебя. Можешь идти танцевать. Интересно будет сыграть с Эрханом в одну вашу игру. Но тебе лучше не быть рядом.

Доминик заметил, что доктор Дани наматывает на палец цепочку от брелока. Он намотал ее на палец и сбросил пять раз, прежде, чем подошел к столу гем-генерала. Эрхан смеялся, остальные гемы фыркали в ладонь. Доктор начал говорить. Доминик приказал себе отвернуться. Это происходило в зале, но было такое впечатление, что подглядываешь. Это дело гемов. Взгляд снова искал Вивьен в толпе. Пока доктор не решит вопрос, нельзя затевать драку. Если нет – останется решать его по-барраярски. Чтобы задержать двух пьяных и расслабленных врагов, великого героя не надо, хватит и Доминика Форратьера.

***

Доктор не слышал разговор за столом. Военные назойливо жужжали о военном. Сквозь местную музыку пробивались отдельные слова. Малику Йенаро принесли кальян. Тано утащил адъютанта Эрхана танцевать, и, судя по пустому коньячному бокалу, это была изощренная месть. Сложно сказать – я завидую. Когда три месяца работал над картиной, а потом приходит самоучка и в два штриха создает тоже самое. Я завидую. Ты хотел научить его общаться три месяца. А теперь он улыбается. Барраярке. Какой-то маленькой лохматой барраярке в складчатом серо-розовом платье, поразительно похожем на занавеску.

Дани видел вместо бального зала вчерашний вечер.

Доминик сидел на кровати и смотрел в стену. Второй час не замечал доктора Дани в кресле напротив. Молчал в ответ на вопросы. Только когда разгорелась аромалампа на подоконнике, стал опасливо принюхиваться.

– Этим дымом здесь будет вонять все время?

– Тебе не нравится?

– Запах копченого носка? Нет.

Дани растерялся. Аромат золотого побережья по этикетке составляли «сочные нотки дыма, горечи чайных листьев и морской свежести». Упрямство или обонятельные рецепторы барраярцев явно с ним не сочетались.

Кайсар задул огонек лампы и открыл окно.

– Я найду местное масло из привычных тебе. Наука расслаблять тело и отпускать мысли в твоем случае важнее прочих. Чтобы отпустить прошлое и увидеть будущее.

– У меня нет будущего. У вас здесь тоже.

Сейчас Дани вспоминал злой блеск глаз и мог поклясться, даже эта эмоция была ему дорога. Не безразличие. Не шок. Не вязкая жижа депрессии. А улыбается он барраярке. Улыбается.

– Дани, ты решил думать о сатрап-губернаторе молча, и душа поэта не вынесла?

Эрхан удивленно смотрел на переломленную ножку бокала в руке доктора.

– Сегодня я думаю только о тебе, – улыбнулся Кайсар, старательно вытирая кровь с каждого пальца.

– Что думаешь?

– Я нашел что с тебя взять в награду за долгое сотрудничество в лечении недожженых пленных.

Эрхан тяжело навалился на край стола, тот скрипнул.