Страница 64 из 67
– Как требует традиция, я хотел бы провести последние минуты за маленькой светской игрой. Не сочтите бестактностью, но я не хотел бы стать поводом для скорби. Ее хватает и без этого.
Удивленный шепот в зале напомнил порыв ветра, разгоняющий жару после полного штиля. Дани справился с собой, правда, взгляд скользил по лицам советников, едва касался сатрап-губернатора, но то и дело возвращался к Доминику. Он не мог сказать посвящение, но показать мог. И сейчас этого было достаточно.
– Я начну первым, надеюсь, цепь наших трехстиший отвлечет от мрачных мыслей.
***
Доминик приподнял голову, от белого цвета глаза болели, больше всего хотелось лечь прямо на ступени и заснуть, и будь что будет. Из сонной одури его выбрасывал то взгляд Кайсара, то запах аута. Тот самый запах… так пахло от Кайсара, когда доктор приходил от своего … хозяина. Доминик ненавидел этот запах. И самого лорда Рейтана.
Взгляд Дани притягивал так, будто по глазам можно было что-то прочитать. Нет… не по глазам. Его руки двигались, маскируя сейчас жест-слово под незначащий. Словно собираясь с мыслями, он потянулся было к лежащему перед ним стилусу, но вдруг поднял обе руки и задержал раскрытые ладони у лица, обрамляя его – и легко опустил. Он не просто поправлял волосы.
«Освобождение…»
Пошевелить рукой – как через толщу воды. Доминик протянул обе руки к Дани раскрытыми ладонями, ребра ладоней коснулись друг друга. Холодный пот снова выступил на висках.
«Помоги…»
И сразу следующий жест – чтобы Дани понял. Жест из игры в го.
Первый и второй пальцы обеих рук соединены – восьмерка. Он резко развел кисти в стороны, едва не упал, охранник больно тряхнул его за плечо, удерживая.
«Разрушить важнейшее» или «выбить опору».
Кайсар видел, как Доминик едва не упал, а помочь не мог. Как же, черт побери, мерзко быть на виду. Эта конференция, где ты – всего лишь видео на стене, голофильм о том, как один идиот покончил с собой… а второй за ним собирается. И оба думают, не прихватить ли третьего… «Помоги»... чем? Что можно сделать там, когда видно, что Доминику и руку поднять тяжело? Разрушить опору… смысл этого жеста пришел из го – восьмерка означала группу с двумя глазами, которую невозможно уничтожить, точнее, желание уничтожить то, что желает такой группой стать. В переносном смысле оно могло означать… да, здесь аллегория одна.
По ритуалу полагается приводить мысли и чувства в равновесие. Какая жалость, умру растрепанным.
Дани начал первую строку стихотворения. В голове проматывался список возможностей. Должен быть выход. Как говорил Рейтану... мы еще решим, навзничь падать или мордой вниз.
На второй строке стихотворения он понял, что делать. Главное, чтобы понял и Доминик. Не спи, прошу тебя… слышишь? Не слышишь... только видишь. Так смотри.
***
Аут теребил пульт от экрана. Доктора хотелось выключить немедленно, пусть убивается сам, один, без очередного балагана, в который он умудряется превратить каждый их разговор! Дани действительно верит в карму. Лорд Рейтан смотрел, как увлеченно скользит стилус доктора по планшету, как выводятся на экран алые знаки его стихов, и готов был сам поверить, что треклятая судьба у этого наглеца есть. Писал он несусветную ересь.
Главнокомандующий Йеннаро, которому переходило право подхватить мысль, напрягся – мысли были далеки от пейзажной лирики. “И пламя опалит родник”... Где он видел, чтобы вода горела? Эти пироманские штучки к покойному Эрхану, но тому повезло умереть вчера. Командующий выдал плоскую фразу о соснах и вечности. Вечность – тема беспроигрышная.
Строки покатились дальше, добираясь до аут-лорда. Настроения к сочинительству не было. Каждый советник быстро выдавал фразу, подобранную в размер, лишь бы это скорее закончилось.
«И пламя опалит родник», – голос Кайсара. Его ладонь накрыла вторую, соприкасаясь мизинцами, и смотрит он в глаза Доминику. Важно. Он что-то показывает, но такого жеста нет. Или Доминик его не помнит. Пламя… родник… пламя вот оно, свеча, он чуть не обжег руку в самом начале. Родник…
Ладони Дани сложились чашей – «медицина, излечение».
Точки. Точки, которые массируют, прижигают, колют иглами в их медицине. «Родник» – точка на мизинце. При обмороке, и если нельзя спать, а хочется, и если отравился…
Доминик чуть кивнул. Поднял правую руку к губам, левую к сердцу – «мою любовь не выразить словами».
И опустил руку в изящную чашку свечи. Это было больно. Сначала не очень – сказалась одурманенность – потом сильнее и сильнее. Но боль можно терпеть.
***
Дани приложил раскрытую ладонь к груди. Как в барраярском танце-отражении. Только сейчас его слова звучали так, будто он клянется. Для совета и аут-лорда это «люблю тебя» звучало скорее как жутко фривольная благодарность, «дорогие мои и любимые», недопустимая за пределами дружеского круга. Кайсару было все равно, он смотрел на того единственного человека, которому так по-дурацки приходилось говорить это впервые.