За Барраяр!

Гем-генерала Эрхана больше не было.

***

Шестеро гем-лордов за столом успели выпить всю минеральную воду, пока ждали сатрап-губернатора. Зал советов был подготовлен к событию, которого в Барраярской Сатрапии раньше не случалось. Право на смерть есть у каждого гема и аута. Право смыть кровью позор с себя и своего созвездия. Древнее и для многих слишком страшное, чтобы просить о нем добровольно.

Столы располагались полукругом, так что трое советников сатрап-губернатора сидели слева, трое – справа, в середину спускалась лестница из девяти ступеней, у подножия которой располагался настоящий сад камней с крохотными изломанными соснами. Посередине между столами кресло аут-лорда, напротив экран во всю стену. С него подавали трансляции новостей, событий на родине, военных парадов. Сегодня этот экран будет подсоединен к комму, и на заставке уже крутится эмблема императорского госпиталя в Форбарр Султане.

На столах, на полу, на темно-голубых, как вода, каменных ступенях стояли белые свечи – водяная лилия с крохотным огоньком внутри, сейчас незажженным. Снаружи на зданиях приспустили флаги, здесь же не успели унести траурные знаки по генералу Эрхану, как они уже пригодились для церемонии. Жуткое время – белая лента с выражением скорби не желала уходить со стены, приковывая взгляды алыми знаками. Печаль внутри сердца. Командующий Йенаро мрачно пошутил, что впору сделать татуировку, чтобы не забывать в столе траурные повязки с этим знаком. Остальным было не до шуток.

С легким шорохом открылись двери. Лорд Рейтан вошел быстро, не глядя на собравшихся. Он был в военном мундире, что делало его похожим на гема. То, что сатрап-губернатор занял свое место во главе столов, некоторые поняли лишь по тому, как одна за другой вспыхивали свечи – желтым, голубоватым, красным. Маленький живой огонек в белой чаше цветка. Жаропрочные, но живые лепестки, аромат теплого цветочного масла. последний дар леди Латики.

Доминика ввел охранник, скорее поддерживая, чем фиксируя. Рану и повязку надежно прикрывал форратьерский синий с серебром парадный мундир. Из-за расширенных зрачков глаза на бледном лице казались черными, волосы прилипли к вискам. Понимает ли он, где вообще находится? Барраярцы податливы к современной фармакологии, наркотик работает лучше, чем новейшие электронные наручники.

Его подтолкнули на нижнюю ступеньку, и Доминик сел, глядя в стену. Охранник сжал его плечо, чтобы не падал. Свеча рядом нагрелась, Доминик медленно убрал от нее руку.

Йенаро вспомнил, что племянник рассказывал про обыск в госпитале и конфискацию подопытных, хотели и его Руслана загрести, но забрали только Форратьера. Барраярец на совете, во время завершения жизненного пути известного человека – дурной тон. Даже внизу, у сада камней, на последней ступеньке. Лорд Рейтан мог решить такое, если хотел окончательно опозорить Дани. Дальше барраярец переходил в собственность сатрап-губернатора. Жаль, доктора правда свела с ума эта война. Не он первый. Надо будет все таки затащить Айе в кабак с офицерами. Пусть даже и на поминки Эрхана.

Кими га ё ва… Ти ё ни…Яти ё ни, – древний гимн и правда пережил тысячи лет и остался в наследство потомкам хэйянских императоров. Он не похож на другие гимны. Мы не говорим что лучше всех, мы утверждаем, что будем жить вечно.

Совет встал, охранник делал попытки поднять барраярца. На экране заставка сменилась видом зимнего сада императорского госпиталя. Кайсар Дани в белой одежде сидел на циновке. За спиной у него в таком же церемониальном костюме вытянулся бледный, как его кимоно, Айе Йенаро. Главнокомандующий вздрогнул.

Мальчику сейчас вредны такие потрясения, вот ведь скотина этот доктор! Но орать на экран и потрясать кулаками было поздно… как и писать на Дани еще одну жалобу. Разве что высшему разуму, в который Йенаро-старший предпочитал не верить.

***

Это был угол сада с прудом и азалиями. Вместо положенной строгости, белого гравия и ломаных сосен Дани сидел в окружении алых, белых, розовых кустов, будто на свадьбе. Вода в пруду из-за отражений казалась красной.

Доминик вдруг дернулся, поднял голову и развернулся к экрану, даже протянул в ту сторону руку – но рука упала. Потом медленно перевел взгляд на сатрап-губернатора и повел носом, будто принюхиваясь к обычному шлейфу эфирных масел. Прикусил губу, как от боли.

Сатрап-губернатор улыбнулся и отложил пульт управления экраном. Ему нравилось наблюдать, как отстраненное лицо Дани меняется. Стоило привести сюда его любимую игрушку, переломанную марионетку, и бросить на пол. Ты не подберешь его со ступеньки, не прикоснешься. Ты уйдешь, и его судьба останется в моих руках. Ты же свободен, Кайсар. Ты сам говорил об этом. Зачем же сейчас сжимать веер до хруста и кривить губы? Барраярцы были не у тебя одного, но ты один забыл, что последнее слово всегда остается за мной.

Лорд Рейтан поднялся с кресла, приветствуя идущего на смерть. Глаза его смеялись.

– Ваше право на смерть, гем-лорд Кайсар Дани, одобрено императором Цетаганды, и мне, как его законному представителю в Барраярской Сатрапии, дано вести все необходимые ритуалы и подтвердить, что ваш путь окончен благородно, а ваши ошибки, послужившие причиной его завершения, не имеют больше значения и не пятнают репутацию вашего созвездия. По закону у вас есть право на последнее слово и последнее стихотворение, которое будет передано вашим родственникам и оставлено в память о вас.

***

Айе держался из последних сил. Для такого дела выбирают близкого друга, лучше военного, чтобы в последний момент не сорвался, не пробовал спасти, не опозорил. Сатрап-губернатора хотелось пристрелить, но он был далеко, за десяток километров, просто экран так близко давал полную иллюзию присутствия в зале. В древние времена кайсяку – помощник во время самоубийства – отрубал голову, чтобы прекратить агонию. Сегодня никто не владел мечом настолько, чтобы получился удар нужной силы. Приглашенный кайсяку заряжал дротикомет специальным составом и в нужный момент стрелял в шею смертельной дозой снотворного. Среди военных находились противники, говорили – это как кошку усыплять, и требовали выстрела в голову из огнестрельного оружия. Айе вцепился в рукоять оружия и заставлял себя не думать. У него отчаянно тряслась левая рука, но его загораживал доктор, и дядя этого не видел. Дядя… если бы можно было выпросить у него и эту жизнь или хотя бы Доминика… но в этом мире даже на предпоследней ступеньке найдется тот, кто на этаж выше. Это все дурной сон, который закончится, как положено сну. Аут решил напугать доктора, он остановит все своей волей… не может быть того, чего не может быть! Внутри мерзкий голос спрашивал, что будет, если может.