Страница 34 из 110
– Понятно. Тогда объясните, пожалуйста, как вам удалось помочь госпоже Олениной сразу же после смерти её мужа.
– Коль скоро мы действуем сообща, – Егор Федотыч заговорщически подмигнул, – уже нет смысла скрывать от вас мои действия. Пока Танечку содержали в камере предварительного заключения, я проанализировал все свои связи и остановился на единственном варианте. Сыскной отдел частенько размещает своих «подопечных» поблизости - в Литовском замке. Там тоже есть камеры для «чистых» заключённых, то есть тех, кого не выводят на принудительные работы. Однако моя протекция в этом случае была бы слишком на виду, а я не хотел лишних вопросов от непосредственного начальства.
Поэтому я обратился к начальнику охраны Арестантского дома. Не будем называть имён, но дело в том, что его зять попал в своё время в очень нехорошую историю. Благодаря моему расследованию и некоторым решительным шагам, зятя совершенно оправдали, и известное вам лицо пообещало мне помощь в качестве ответной услуги. Увы, день, когда мне пришлось обратиться к нему за помощью, настал. Так мне удалось устроить Татьяну в Петропавловскую крепость.
С прессой – и проще, и сложнее. Я напрямую обратился к полицейскому следователю, чтобы он не общался по убийству Оленина с репортёрами, а он был только рад: лишний шум мешает поиску фактов. Затем я поговорил с теми, кто напрямую и косвенно имел к этому делу касательство, и пригрозил нижним чинам взбучкой и увольнением, если они случайно проболтаются дома или на улице.
– Ваша система работает и внушает уважение, – улыбнулся Лев Николаевич.
Кудасов – наоборот – нахмурил брови:
– Если бы секрет касался только полиции, я бы с вами согласился. Беда в том, что любой свидетель может раскрыть тайну газетчикам, ибо я не могу напугать его взбучкой. А теперь, любезный Лев Николаевич, прошу вас рассказать мне всё, что вам удалось узнать.
Измайлов коротко, но точно обрисовал ситуацию, в которой мы оказались, и поделился с неожиданным союзником открытиями и неудачами, с которыми нам довелось встретиться. Напоследок он попросил Егора Федотыча помочь с информацией о количестве порошков, так и не добытой адвокатом Ильским. Коллежский советник пообещал получить эти сведения от полицейского следователя, и сам предложил предоставить копии личных дел на братьев Олениных и супругов Смородиных, чем весьма расположил меня к себе. Он помолчал немного, разглядывая пустой бокал, и внезапно спросил нас обоих:
– Вы знаете, кто будет обвинителем в суде?
– Да, – ответил я. – Пётр Евсеич сказал, что это будет Штолле.
– Я много слышал о нём: он хитёр, как лисица и беспощаден, как голодный волк.
– Михаил Иванович примерно так его и описал, – отозвался Измайлов.
Кудасов теребил ножку бокала:
– Я кое-что добавлю. Штолле – один из самых удачливых обвинителей в столице. Кажется, он сам распространяет слухи, что за глаза его зовут «Смерть адвокатам». Возможно, вы не знаете, но судей предпочитают выбирать из обвинителей, и Штолле – пожалуй, первый претендент на следующую ступень в судебной иерархии. Нам жутко не повезло, что ему досталось дело Татьяны: он вцепится зубами в факты и свидетелей, чтобы получить нужный результат. А его цель – самый большой срок каторги. Не исключено, что наше дело ему подкинули доброжелатели, чтобы по его окончании с триумфом выбрать на судейское место.
Егор Федотыч отставил измученный бокал:
– Что мы можем ему противопоставить, господа?..
Измайлов невозмутимо отправил в рот ложку сливок:
– Во-первых, уверенность в том, что Татьяна Юрьевна невиновна. Во-вторых, опыт Петра Евсеевича Ильского.
Кудасова, похоже, ни первый, ни второй пункт не вдохновил.
– В-третьих, смелость и самоотверженность Михаила Ивановича. Он будет ассистировать Ильскому.
Егор Федотыч воззрился на меня, а я – на Измайлова, но тот не замечал наших взглядов, доедая остатки сливок:
– В-четвёртых, мои ловушки и непредсказуемость действий.
Кудасов подкрутил по очереди оба роскошных уса и осторожно произнёс:
– Звучит впечатляюще. Осталось только обойти ловушки Штолле…
Когда наша беседа подошла к концу, столовая тонула в густо-синих чернилах сумерек, а мое сознание слегка туманилось от вопросов, по-прежнему казавшихся неразрешимыми. В отличие от меня, Лев Николаевич держался стойко, как солдат, не знающий поражений, и это внушало мне невольный оптимизм пополам со смущением: не хотелось задумываться над тем, отчего наиболее возможный исход этого дела вызывает у меня звенящую, мучительную тревогу. Кудасов, нагруженный ужином и взбудораженный разговором, похоже, не слишком торопился в гостеприимные объятия супруги. Однако, стоило нам выйти в прихожую, как наше тревожное молчание разбилось, как задетый неосторожной рукой бокал, и мы чуть ли не хором воскликнули:
– Хералд!
Оказалось, что пушистый злоумышленник кощунственно разлегся на форменной шапке Кудасова, свернувшись уютным клубком, и даже ухом не повел на строгий окрик блюстителя законности и порядка. После нескольких минут уговоров, требований и угроз, он, наконец, приоткрыл один глаз, и взглянул на хозяина с гордым достоинством египетского фараона.
– Ну вот что, друг мой, – погрозил ему пальцем Лев Николаевич, – я не хотел портить наши отношения, но ты вынуждаешь меня идти на крайние меры. Данила!