Страница 32 из 110
Я не знаток архитектурных стилей, и не берусь судить, в каком из них была выстроена Никольская церковь, но она и рядом не стояла с теми шедеврами, которые мы встречаем в Петербурге. Колокольню венчал высокий шпиль с крестом наверху; дальше шло небольшое основание для шпиля со слуховым окном, – из него-то нам и предстояло выбраться на купол колокольни, который заканчивался узким карнизом. По нашему плану, добравшись до карниза, мы должны были перелезть его и через большие полукруглые арки спуститься прямо на площадку, где висят колокола, – то есть, попасть на звонницу. В этом месте плана и возникала самая большая сложность, оттого что свисающие с карниза верёвки вовсе не вели к полу помещения; чтобы дотянуться до перил, ограждающих арки звонницы, нам пришлось бы раскачиваться на верёвке. Но по молодости эта перспектива казалась нам ещё одним развлечением.
В тот вечер мы дождались, когда мимо церкви перестанут ходить запоздавшие парочки и пробрались внутрь колокольни. Предусмотрительный Юра смазал ключ маслом так, что дверь даже не пикнула, когда он открывал замок. Сложнее оказалось двигаться по лестнице, которая вела наверх: она была деревянной и почти на каждый шаг отзывалась скрипом. К счастью, церковный сторож не прислушивался к скрипу ступенек или попросту был глуховат. Какое-то время мы останавливались после каждого скрипа, а потом, уже не стесняясь, затопали вверх по лестнице.
Выйдя на звонницу, мы полюбовались видом, который открывался отсюда, а затем нашли небольшую железную лестницу, ведущую в помещение под шпилем. После взгляда на город с высоты нам уже стало немного не по себе, но ни один из нас не признался бы товарищу, что трусит. Комнатка под шпилем была совсем крохотной: там мы тщательно обвязали себя одним концом верёвки, а другой закрепили под потолком. Юра сделал узел на балке, а я нашёл толстенный железный крюк, торчавший прямо из стены.
Как водится, мы перекрестились перед опасным делом, открыли слуховое окно, из которого недавно вылезал мужичок, и осторожно спустились на вершину купола. У меня перехватило дыхание, когда я осмелился взглянуть вниз, поэтому мы оба довольно долго ничего не делали, а только пытались унять бушевавший в нас страх. Наконец, мы медленно легли на крышу купола и принялись осторожно сползать по круглому куполу к карнизу. Всё внимание уходило на то, чтобы аккуратно выбирать верёвку и удерживать своё тело на руках, хотя скат купола не был крутым, что значительно экономило наши силы. Через какое-то время паника перестала меня донимать, и я даже поймал себя на мысли, что надо было надеть рукавицы, – верёвка обжигала руки. Недалеко от меня, перебирая руками вожжи, тяжело дышал Юра; мы медленно, но верно спускались на карниз.
Наконец, мы попали на узкую полоску камня, совершенно ничем не огороженную, и некоторое время отдыхали, упёршись в неё ногами. Я решил, что ни за что не буду смотреть вниз. Остался небольшой отрезок пути. Мы понимали, что на руках будет сложно удерживать себя на весу, поэтому Юра подсказал приём, которым пользовался мужичок, ремонтировавший крышу: обмотав себя верёвкой вокруг пояса, мы будем осторожно кружиться вокруг себя и – кольцо за кольцом – выбирать верёвку и опускаться. Руки должны контролировать только скорость поворота.
Перед тем, как решиться на финальную часть нашего приключения, Юра обстоятельно подёргал вожжи, торчавшие из слухового окна. Я решил последовать его примеру просто чтобы оттянуть начало спуска и от души дёрнул на себя верёвку; она вздрогнула и ослабла.
– Ну, что – пошли? – нарочито бодро спросил я Юру.
– Подожди, – вдруг сказал он. – Я слышал какой-то шум.
Мы прислушались к тишине.
– Показалось… – неуверенно протянул я.
– Дёрни ещё раз верёвку, – отозвался Юра.
Его беспокойство передалось мне, и я дёрнул не так уж сильно. Откуда-то сверху раздался жуткий грохот, и мимо нас в бездну пронеслась верёвка с крюком на конце. Хорошо, что я стоял, упираясь ногами в карниз, – всё тело ощутило, как где-то глубоко внизу крюк своим весом дёрнул верёвку.
Мною овладела такая паника, что я чуть не заплакал, и только жалобно повторял имя друга: «Юра! Юра!» Думаю, что и он испытал ужас, когда понял, что произошло. Он смотрел на меня округлившимися глазами и повторял: «Сейчас, Егорка, сейчас». В конце концов, он подобрался ко мне ближе и взял за руку. Некоторое время я не мог ни двигаться, ни думать. Отчего-то нам не пришло в голову позвать на помощь изо всех сил: наверное, нам казалось, что возмездие за содеянное будет ещё страшнее, ведь мы совершили почти святотатство – лазали по крыше храма из озорства.
Ноги мои ослабели, и я сел на корточки у самого края карниза.
– Подожди, подожди, Егорка, – услышал я, и Юра присел рядом. – Я придумал, как спуститься. Мы привяжем твою верёвку ко мне, чтобы ты никуда не делся.
Помолчав, я прошептал:
– Ничего не выйдет: ты не сможешь выбирать верёвку, потому что надо поворачиваться, а я буду тебе мешать.
Мой друг с нажимом продолжал:
– Всё получится. Я отвяжу свою верёвку от пояса на нужную длину, и мы спустимся на руках… Стой, не возражай! Ты будешь мне помогать: в четыре руки мы как-нибудь спустимся на три метра.
Мы боялись даже подумать о том, как нам придётся раскачиваться на вожжах вдвоём над пропастью, но другого выхода для себя не видели. Юра вдруг снял с себя рубаху и, резко дёрнув, с сухим треском разорвал на полосы. Потом обмотал запястья тряпками и дал мне, чтобы я сделал то же самое. Затем он размотал обмотанные вокруг пояса вожжи на длину, которой, как нам казалось, должно было хватить, а я крепко привязал себя к нему своей верёвкой. Перед тем, как начать спуск, я сказал: