Путь жрицы

Иногда поражение приносит больше пользы, чем победа.

  Алана пришла в себя в собственном доме; все тело ломило. Смахнув с лица влажную тряпку, она перекатилась на бок и сжалась в комочек. Проиграть восемнадцатой было не стыдно, и все-таки… Как, должно быть, веселятся над нею остальные жрицы! Девушка сползла с узкой длинной кровати, стянула с себя испачканную одежду. Было бы неплохо сходить в бани, отмыться, но не хотелось никого видеть.

В дверь постучали.

Алана накинула на себя шерстяной плед и открыла дверь. Мэйрин без разрешения вошла, держа в руке чистое полотно и мази.

— Страдаешь?

— Отстань.

— Как она тебя! — продолжала улыбаться девятнадцатая.  — Аж мурашки по коже. Давненько Бара не разрешала нам так биться. Пока ты здесь отлеживалась, она еще восьмерых испытала, так что сегодня у нас урожайный на синяки день.

Мэйрин прошлась по небольшой комнате, всю мебель которую составляли только кровать, два наскоро сколоченных стула и сундук, чья крышка была украшена витиеватыми изображениями лебедей – спутников Белой Фрит.  Жрицам много вещей не было нужно, утварь хранилась в сараях, оружие – в оружейных. Даже одежду нельзя было менять по своему вкусу – носить можно только общее, выстиранное и более-менее подходящее по размеру. Такая строгость удручала, но взамен жрицы были одарены немалой физической силой. Ну и магией, конечно, вот только зубрить и правильно петь заклинания было делом не только скучным, но и трудным. Потому жриц-заклинательниц особо уважали.

Мэйрин зажгла свечу – на улице уже темнело. Затем она подошла к Алане, аккуратно стянула с нее плед. Нисколько не смущаясь – жрицы росли вместе с пяти лет, и часто видели друг друга в банях – светловолосая повела плечом. Мэйрин провела кончиком пальца по линии плеч, спине. Алана была одного с ней роста, и сложена прекрасно: длинные ноги, ровная спина, крепкие, но тонкие руки… Кожа, слегка позолоченная солнцем, была изуродована багрово-фиолетовыми пятнами и ссадинами.

Девушка обмакнула пальцы в мазь, и принялась втирать ее в самые страшные ушибы.

— Это было глупо? — тихо спросила Алана. — Мой фокус с флутом?

— Да, глупо.

— А схватка была позорной, да?

— Да.

— Могла бы и солгать, — укоризненно протянула двадцать вторая.

— Могла бы, — согласилась девятнадцатая. — Мне нравится лгать. Дурить людям головы куда приятнее, чем жечь правдой. К тому же чистую правду мало кто может вынести.

Алана понимала, что просто так Мэйрин бы не пришла к ней. Девятнадцатая жрица храма Белого лика Фрит считалась не только самой красивой, но и самой странной. Многие задавались вопросом, как эта прелестная лгунья могла быть избрана Фрит? Слишком много чудачеств и проступков было на вине девятнадцатой. Она могла бестолково разбазарить зерно, испортить хлеб, сорвать ритуал плодородия. Ее наказывали за это, но богиня всегда прощала Мэйрин, и верховной жрице ничего не оставалось, как принимать это решение. Алана держалась от нее подальше, но с тех пор как ее лучших подруг изгнали, она все больше сближалась с Мэйрин. Было в ней что-то завлекающее, очаровывающее, подчиняющее…

— Что ты делаешь? — прошептала двадцать вторая, когда ощутила ее руки на своей груди. Мэйрин прижалась к жрице всем телом и положила голову на плечо.

— Я пришла тебя полечить, — томно промурлыкала девятнадцатая.

Жрицам было велено оставаться непорочными до последнего дня жизни. Но запрета на ласки не было. В храме многие жрицы «отдыхали», забавляясь друг с другом. Алана всегда избегала подобных привязанностей, ей не хотелось разнежиться и стать уязвимой. Чем чище жрица в своих мечтах и желаниях, тем большей силой она одарена.

Мэйрин куснула ее за мочку уха, потянула вниз, а потом плавно обошла. Хороша двадцать вторая! Ее нечесаные пышные волосы в свете единственной свечи приобрели медовый оттенок, темные звезды глаз мерцали неуверенно. Алана всегда вздрагивала, стоило ее ненароком коснуться, провести по волосам, чмокнуть в щеку по-дружески – подобные ласки она считала чем-то дурным.

Старшая жрица сделала два шага вперед и коснулась своими губами ее – бледных, обветренных. Белокурая не отстранилась, не вздрогнула. Мэйрин была подобна змее, чей яд парализует и обездвиживает. «Что я делаю?» — пронеслось в голове Аланы, и девушка приоткрыла рот, чтобы попросить подругу перестать. Этим не преминула воспользоваться девятнадцатая – ей, наконец, выдался шанс попробовать недотрогу. Алана не заметила, как их поцелуй стал глубоким, чувственным, как сплелись языки – она отдалась на волю ощущений, ничуть не сопротивляясь. Мэйрин потянула  ее за руку на кровать, и когда ту упала на нее,  набрала на пальцы мази, чтобы ласкающими движениями втирать ее в спину девушки.

— И каков был жрец Дару? — спросила она.

— Грязен, — выдохнула Алана, вжимаясь лицом в колючее покрывало.

— И все?

— Вонюч.

— А вот это уже интереснее. Он пах зверьем? От него разило потом? Он красив?

— Нет, — простонала девушка в ответ, когда пальцы жрицы впились в больной бок, и начали ощупывать, бередить рану, втирая мазь. — Уродлив.

И сразу же перед мысленным взором появилось его лицо –  потрескавшиеся губы с ранкой, щетина, подведенные черным серо-голубые глаза. Нет, не уродлив.

— Вижу, тебе тоже нравится лгать, — улыбнулась темноволосая. — Знаешь, почему он отпустил тебя?

Алана ничего не ответила.

— Он решил, что глупо будет убить тебя, толком и не позабавившись перед этим.