Игрушки

Мне кажется, я всегда знала, что жизнь – череда дней, из которых немногие стоят того, чтобы их запомнить. Прошел один – неизменно придет другой, будущее настанет вне зависимости, заботишься ты о нем или нет, сегодня никогда не повторится – так стоит ли тратить его на хлопоты о завтра, которое все равно не будет таким, каким ты желаешь его сделать. И сейчас, медленно шагая рядом с Алексом вдоль порозовевшего на закате парапета набережной и глядя на мошкару, пляшущую в столбах теплого воздуха, я думала о том, что похожа на какую-нибудь из этих мошек, у которых, кажется, нет и не было никаких забот, кроме скоротечного танца.

…Немного обогнав Алекса, я поворачиваюсь лицом к нему, иду спиной вперед, спрашиваю:

— Почему ты решил не возвращаться на Селесту? Из-за Эллы?

— Нет. Я знал, что не вернусь, еще когда улетал оттуда. – Он останавливается, облокачивается на парапет, смотрит на тяжелые фиолетовые тучи над морем, в которые проваливается заходящее солнце. Помолчав, задумчиво произносит: – Селеста много дала мне – я начал гораздо больше ценить Землю и мирную, благополучную жизнь, которая идет здесь. Вы этого даже не замечаете.

— А я думала, тебе здесь скучновато. Мне вот всегда немного скучно, хотя я не видела другой жизни, а ты видел.

Он усмехается.

— Почему бы тебе не подучиться немного и не отправиться поработать… ну, не на Селесту, понятно - туда так просто не попадешь - но хотя бы на Нарат? Сейчас не прошлый век, отбор колонистов не столь строгий, было бы желание. А в колонии, хоть Нарат и считают второй Землей, не заскучаешь.

— А я думала, ты скажешь, что жизнь на Земле стала слишком сытой и спокойной. Чересчур.

— Чересчур? Сытости и стабильности не бывает много. Да, на Земле почти построили рай, но он – не цель, а плацдарм и ступенька. Нужно продолжать строить и перестраивать.

— Перестраивать?

— В перестройке нуждаются человеческие умы. Мы – наши предки – слишком спешили избавиться от голода и неуверенности в завтрашнем дне – в физическом смысле. Избавились, к счастью, но духовный голод от этого только увеличился. Это ожидали и предсказывали, но что с этим делать, так и не придумали. В основном, конечно, излишняя автоматизация виновата…

— Ты против роботов, как Элла?

— Я против того, чтобы машинами слепо заменяли людей везде, где только возможно. Следует соблюдать баланс. Автоматизация лишила людей большей части труда и с этим - осознания и собственной нужности, и нужности друг другу. Раньше люди нуждались друг в друге потому, что выжить в одиночку было невозможно; теперь о нас заботятся машины. Раньше люди нужны были друг другу хотя бы для размножения и заботы о потомстве – теперь для этого есть банки генетического материала, искусственная утроба и воспитательные группы. Наконец, люди были необходимы друг другу просто для удовлетворения потребности в привязанности – а теперь и для этого существуют андроиды… В космических колониях все не так. Там мы видим пользу своего труда, помощь друг другу, там мы зависим друг от друга, там нет места вашему земному эгоизму. На Селесте я понял, что главное в жизни – совершенствование себя и жизни вокруг, постоянное обучение, дружба, преданность своему делу и товарищам…

— Почему ты вернулся на Землю, если тебе так нравилось в колонии?

— После того, как я побывал в плену, я понял, что мне лучше уйти. С теми воспоминаниями, что остались, с тем страхом я был не в силах работать так же хорошо, как раньше. А когда человек не способен выполнять свою работу на отлично, то правильнее для него и полезнее для окружающих уступить место другому – я всегда так считал.

— Что ты будешь делать теперь, на Земле?

— Для начала пойду снова учиться, а потом думаю сам стать учителем. Следующее поколение, те, кто идут за вами, должны воспитываться по-другому, не так, как вы. Да вы, собственно, и не воспитывались по-настоящему, вы только обучались тому, что когда-то могло вам пригодиться для того, чтобы устроиться на работу... Нужно научить хотеть учиться, развиваться духовно, стремиться к новому и работать потому, что это интересно. Нужно научить любить своих товарищей за то, что они рядом, а не за то, что они могут оказаться тебе зачем-то полезны; научить ценить человека, не оглядываясь на роботов. Там, в космосе, мы ценим наши машины, и андроидов в том числе, но людей мы ценим больше. А у вас тут все с ног на голову перевернулось…

Он не договорил. Туча, набухавшая над морем, дотянулась до городка и наконец обрушилась грозой. Море забурлило и зашипело под струями дождя и градинами. В грохоте грома, от которого, казалось, сама набережная заходила ходуном, мы, не сговариваясь, бросились под мостик. Я поскользнулась на градинах и упала бы, не подхвати меня Алекс. Втолкнув меня в укрытие, он встал рядом. Кругом потемнело, и в свете вспыхивающих одна за другой молний его лицо в капельках дождя показалось мне еще жестче и мужественнее, чем раньше… Мы стояли совсем близко, и я повернулась и обняла его. Сперва он не понял, затем резко отодвинулся, отводя мои руки:

— В чем дело?

— Ты мне нравишься, я тебе - тоже.

— Не помню, чтобы я тебе об этом говорил.

— Ну, не так, как Элла, знаю. Но я и не претендую на ее место – как это говорят? – в твоем сердце. Я предлагаю просто приятно провести время. Это развлечение не хуже других, почему бы и нет? – Я снова шагнула к нему и просунула руки под его куртку. Что-то выпало из его кармана, Алекс аккуратно отстранил меня, присел и подобрал коробку из серой пластмассы. От удара она приоткрылась, и прежде чем он захлопнул крышку, я заметила внутри герметичный прозрачный пакетик с чем-то, похожим на две крупные коричневые гладкие гальки.