Игрушки

— Ты могла включить КПК и посмотреть фильм или поиграть.

Да, конечно, только это уже приелось. Мне нужен был настоящий человек с настоящими чувствами, нынешними, не запечатленным на записи, а формируемыми, изменяющимися и проживаемыми сейчас, ежеминутно.

— Чувства настоящих людей интереснее, - объяснила я, как могла.

Сид молчал несколько секунд, а потом все так же, не говоря ни слова, обошел меня по широкой дуге и сбежал по ступенькам в темноту и шорохи бурьяна на пустыре.

Я задула свечку и подумала: наконец-то! Теперь-то он уже не будет искать моего общества, просить вернуться, пытаться доказать мне, что я лучше, чем сама думаю, пытаться понять меня… Он перестанет надоедать мне.

На принятие решения у Эллы ушла неделя - много для нее, неестественно много. Как, допустим, для Джуда целых пять секунд перемножать четырехзначные числа. Я заходила к ней каждый день и была в курсе большей части ее мыслей и переживаний. Джуда я тоже видела часто, встречала там и Алекса.

Однажды я завернула в кондитерскую на набережной. День выдался дождливый, и посетителей у Джуда было немного. Я пила кофе и смотрела на магнолию, мокнущую за окном. Земля под кустом была усыпана белыми и розовыми лепестками, и дождь вбивал их в раскисшую землю.

— Желаете что-нибудь еще, Талли?

Джуд, как всегда, подошел совсем бесшумно.

— Нет, просто посиди со мной.

Он окинул быстрым взглядом пустой на этот момент зал и опустился на стул.

— Скажи, что ты обо мне думаешь? Какая я по-твоему, Джуд? Не бойся меня обидеть – это довольно сложно.

— Вы эгоистичны и одиноки, - спокойно и без раздумий сказал он.

— Я не несчастна, - на всякий случай предупредила я, вспомнив Эллу – для нее, да и не только для нее, слова «одинока» и «несчастна» являлись синонимами.

— Да, вы не считаете себя несчастной, - согласился Джуд, - но и счастливой вы себя не чувствуете, верно?

— Никто не счастлив.

Он улыбнулся, как взрослые улыбаются ребенку:

— Вы так уверены в этом…

— А ты видел счастливого человека? Ах да. Элла… - Я вспомнила, как она летела по набережной в солнечных лучах, и как сияли у нее глаза. - Но это не настоящее счастье, это просто так, на несколько минут.

— Вы мало радуетесь и никогда не испытываете удовлетворения, - продолжал он. – Вам все время чего-то не хватает. Вы как будто всегда духовно голодны. Бывает, этот голод толкает учиться, открывать новое, помогать другим, хотя бы просто путешествовать, но не в вашем случае…

— Я объездила все наиболее интересные места на Земле.

Он молча улыбнулся.

— По-твоему, моя жизнь действительно так уныла?

— Она могла бы быть намного полнее. Вы не замечаете пустоты, Талли… Не хотите замечать, по-видимому. Но вы не можете не чувствовать ее. Вы не одна такая. Вы – одна из многих, типичный представитель своего поколения. Я видел подобных вам.

— Когда ты успел?

— Я смотрю по сторонам и слушаю людей. Я много разговаривал с Эллой. Источников информации хватает… Ваша духовная пустота – не ваша вина. Вы, конечно, выросли не в семье, а воспитатели и учителя уделяли вам ровным счетом столько же внимания, сколько и остальным. Вы никогда и ни для кого не были единственной, вас никто никогда не любил, и вы никого не любили. Так как вы ничем особенно не отличаетесь от большинства и не блистаете какими-то талантами, никто не стремился узнать вас получше, выявить и развить какие-то ваши малые способности, которыми вы, безусловно, обладаете – как любой человек – но не в таком объеме, чтобы развиваться без посторонней помощи. Вы изначально обеспечены и не нуждаетесь в чужом обществе для выживания, как раньше люди нуждались друг в друге. Вам никто не нужен – и вы никому не нужны. Вы мало умеете чувствовать и, наверное, поэтому так крутитесь около Эллы. Как бы питаетесь ее чувствами… В сущности, вы все-таки несчастны, Талли.

— А ты? – усмехнулась я. – Как ты чувствуешь себя теперь, когда Элла вот-вот уйдет от тебя к Алексу?

— Я думаю, это будет лучше для нее. Поэтому я могу только радоваться.

Я встретила Эллу этим же вечером, когда возвращалась в гостиницу, а точнее, брела в сторону гостиницы, до самого поворота не зная, сверну туда или нет. Элла в белом платье шла мне навстречу, бесшумная и светлая, как маленький призрак. Она не замечала меня – сумерки уже затопили набережную, а я стояла в густой тени кипарисов. Я смотрела, как она идет, и хотя походка ее была по-прежнему легкой, из нее исчезло то главное, присущее Элле во всем - энергичность. Она двигалась неосознанно, по инерции,  как мячик, который подтолкнули. Она будто не очень хорошо понимала, куда и зачем идет…

Остановившись, она положила темные от загара руки на парапет – будто бросила и забыла, кисти бессильно свесились в сторону моря. Ветерок раздувал подол ее короткого платья, загорелые ноги сливались с тенью от парапета. Свет далекого фонаря выхватывал из полутьмы ее профиль, отброшенные за плечи расплетенные волосы. Она смотрела на море, но, думаю, ничего не видела – ни отблесков фонарного света на воде, ни черной громады мыса, ни красных огоньков ветряков на плато. Она, должно быть, мысленно видела Джуда и снова гуляла с ним за руку – здесь, и в роще поблизости, и в Заповеднике, и среди сухой травы на плато… Мне захотелось убедиться в этом своем предположении, и я вышла из-под кипарисов и окликнула ее.

— О, Талли… - Голос Эллы показался мне таким же неестественным, как ее недавняя походка. – Гуляешь перед сном?

— Да. – Наверное, мне стоило поинтересоваться, куда она идет или тоже ли она вышла прогуляться, но я сразу спросила: - Ты решила, что будешь делать? Я про Алекса и Джуда.