Страница 15 из 55
сравнить, как почувствует вкус человеческое тело.
Волк смеялся, глядя на то, как я морщилась, фыркала, страдала, но упрямо
пыталась понять, какая гадость не нравится мне меньше всего. Я не злилась, мне нравился
его смех, только он, наверное, и заставлял меня продолжать.
— Все! — Я с грохотом поставила перед Хельму полупустую бутылку вермута, вытирая рукавом рубашки рот. — Вот это я могла бы даже назвать вкусненьким, но сразу
после этого мне пришлось бы откусить себе язык. Поэтому я ничего такого не скажу. Но
это самое нормальное, хоть и несет от него полынью.
Я не могла опьянеть, костер, горящий во мне, был в разы жарче того слабого
огонька, что таился в этом пойле. Мое пламя питалось им с тем же аппетитом, с которым
встречало и магию.
Зато я могла устать.
И устала от постоянных превращений, ноги уже держали с трудом, но сесть мне
было особо негде. Единственное кресло за столом занимал волк, диванчик у стены
выглядел привлекательно, но он стоял слишком далеко. На то, чтобы снова стать
пушистой, не хватало сил, мне нужно было немного перевести дух.
— Убери-ка, — велела я Хельму, скинув руку волка с подлокотника, и с
облегченным выдохом заняла его, привалившись боком к спинке кресла и опершись
спиной на жесткое плечо.
Волк мужественно выдержал захват территории, но сообщить о том, что на диване
мне было бы удобнее, не поленился.
Я не поленилась его проигнорировать.
— Слушай, а все-таки где мать Эдит? — спросила я. — С ребенком столько всего
случилось, а она так и не объявилась до сих пор. Не думаю, что, если бы она была здесь, Эдит бы плакала из-за нашего отсутствия.
— Мы не будем это обсуждать, — сказал волк.
— А вот и будем. — Я завозилась, желая и на месте усидеть, и на Хельму глянуть.
— Если она умерла и ты до сих пор скорбишь, просто скажи. Я извинюсь и никогда
больше не подниму эту тему.
— Она сбежала, — резко ответил Хельму. — И я не хочу об этом говорить.
— В смысле, от тебя сбежала? А как же детеныш?
Волк тяжело вздохнул.
— Она бросила нас с Эдит и сбежала с послом Зарберии. Документы о разводе я
получил почтой.
— Зарберия, значит? То есть мать Эдит променяла родную дочь на море и солнце?
— Я не смогла удержаться на подлокотнике и соскользнула на колени волка.
— Анха!
— Прости, — попросила я, но вместо того, чтобы встать, устроилась удобнее. Так
было значительно лучше, а возмущенные взгляды меня не сильно трогали. — Но знаешь, быть брошенной матерью еще не самый худший вариант.
— Неужели?
— Ага. Эдит могли бы просто съесть.
Волк устало прикрыл глаза.
— Ты слишком много выпила.
— Да что ты понимаешь в жизни? — оскорбилась я. — Меня вот родная мамка
чуть не съела. Но ничего, как видишь, я все еще жива и даже не злюсь на нее. Эдит тоже
переживет побег своей матери.
Я планировала об этом позаботиться.
— Тебя пытались съесть?
— И не раз! Всякие хищники. Но самая первая попытка выпала на затянувшуюся
зиму, когда я еще совсем мелкой была. Время было сложное, еды не хватало, а у мамы
было пять щенков, которых нужно чем-то кормить. Ну а я была самой беспомощной.
Слишком медленно развивалась. Возможно, она считала, что я все равно не переживу
зиму, зато мое мясо поможет остальным… Я считала иначе и сбежала. До сих пор не
понимаю, как у меня получилось, жить, наверное, очень хотела.
— Анха…
По его голосу можно было догадаться, что меня сейчас начнут жалеть. Это было
так… унизительно.
— Представляешь? — бодро спросила я. — Знала бы мамка, что я аж до высшей
нечисти дорасту и у меня даже будет свой собственный ручной недоволк…
— Что?
От Хельму ощутимо повеяло злостью. Что именно его разозлило, понять было
сложно, но я предположила:
— Что? Не ручной? Домашний?
— Анха, — многозначительно протянул он.
— Не домашний? — совсем сникла я.
— С тобой невозможно нормально разговаривать, — возмутился волк.
— Возможно, — не согласилась я, сцедив зевок в кулак. — Иногда.
Я не могла опьянеть, и устать до такой степени, чтобы все инстинкты разом
отключились, тоже не могла, но почему-то все равно уснула на коленях самого
настоящего хищника, пусть и со спящим зверем.
***
Следующее утро оказалось полно ужасных и мучительных открытий, которые мне
были ну вот совсем не нужны.
Открытие первое: если заснуть в неположенном месте, то проснуться можно
совсем не там, где хотелось бы.
Я проснулась в логове волка с быстро бьющимся сердцем и ощущением, что меня
сейчас сожрут. Хищником пахло отовсюду, но самого хищника нигде не было. Я смогла
перевести дух и поспешно вернуть себе пушистый вид. Лапы из комнаты Хельму я
сделала раньше, чем кто-нибудь нашел меня в развороченной постели и потребовал
объяснений за валяющиеся на полу подушки и погрызенное одеяло.
Открытие второе: не спавший всю ночь волк являет собой жутковатое зрелище — а
волк всю ночь не спал, он сам признался.
Так и сказал:
— Как я мог спать, если мою постель заняла неспокойная особа?
На встречный вопрос, почему не отнес меня в комнату детеныша, он ехидно
спросил: «Ты видела, во что превратила мою кровать?»
И все претензии у меня сразу же пропали. Потому что я видела, да.
Открытие второе: Эдит умеет обижаться.
Она обиделась на меня за то, что я покинула ее посреди ночи, и на своего отца, которого записала в соучастники преступления. И все утро она с нами не разговаривала.
Не пожелала волку хорошей работы и не пошла пить со мной несуществующий чай
из детского игрушечного сервиза — хотя я согласна была даже надеть чепчик.
Робкая девушка в форме городской стражи пришла минут через двадцать после
того, как уехал Хельму, и застала детеныша за рассматриванием картинок в книге.
В присутствии няньки-телохранительницы мне пришлось на время отложить
попытки помириться.
Я рассчитывала попытаться еще раз на прогулке, но меня не взяли, и это выглядело
настолько мелочно, что, не будь Эдит еще детенышем, а я действительно виноватой, не
смогла бы удержаться от ответной гадости.
Плюсы в нашем неожиданном разладе нашлись спустя десять минут после ухода
девочки и ее новой няньки — у меня наконец появилась возможность спасти часы от
холода.
Выбраться из дома не составило труда — никому из прислуги просто не было до
меня дела, они занимались своей работой и приучились так виртуозно меня не замечать, что не вздрогнули бы, наверное, даже если бы я вышла через главный вход, громко
хлопнув дверью.
Проверять я не стала и дом покинула через вечно приоткрытое окно в кухне, закрывали которое только на ночь.
Зима на улице еще не знала, что всего через три недели ее пора закончится, и
щедро сыпала на землю сухой и мелкий снег.
Погода к прогулкам не располагала, и я была уверена, что очень скоро Эдит
вернется назад, но мне нужно было не больше сорока минут.
Часы лежали ровно там, где я их оставила. Холодные и остановившиеся, они
обжигали лапы холодом и были совершенно точно лишены всякой магии. Просто дорогая
безделушка. Возможно, поджаренный увел у кого-то часики и припрятал до времени
среди вкусненьких, полных магии блестяшек, а я их нашла. И значит, они теперь мои.
Прижимая часы к себе, безлюдными темными улочками я пробралась к ограде
центрального парка, к самой дальней, заброшенной его части, и, перебравшись через
кованую решетку, ухнула в неубранный снег.
Сокровищница моя находилась в дупле одного старого дуба, высоко над землей, скрытая густыми раскидистыми ветвями даже зимой.
В дупло я натаскала старых тряпок и даже несколько коротких дощечек
умудрилась затащить, чтобы полностью обезопасить свою сокровищницу от