Мятежный

– Отлично, – наконец сказал Даррен. – Как пожелаешь, Рози-букашка. Если тебе что-нибудь понадобится, ты знаешь, где меня найти.

После того как Даррен вышел из комнаты, между нами повисла напряженная тишина. Все взгляды были устремлены на меня.

– Всем выйти, – сказал я.

– Даже мне? – Рози изогнула бровь и попыталась улыбнуться. И потерпела неудачу. Похоже, ей было больно даже от улыбки.

– Нет. Ты останешься. Во всяком случае, никто другой не сможет справиться с твоей задницей, кроме меня.

– Почему мы позволяем этому случиться? – Шарлин Леблан всплеснула руками. – Он оставил ее под проливным дождем, ради всего святого! Он. Сделал. Это. – Она указала на Рози, и ее палец заплясал. – Пол, сделай что-нибудь.

– Мама… – начала Рози.

– Милая, я знаю, но… – Пол попытался успокоить жену.

– Господи Иисусе, да заткнитесь вы, наконец! – Вишес хлопнул ладонью по спинке кровати, и все замолчали. Вероятно, они были шокированы тем, что он сказал это. – Серьезно? Дин подвел ее один раз. Один раз. После того, как долго гонялся за ней. Я никогда не видел, чтобы мужчина терпел столько дерьма, когда речь заходит о девушке. Шарлин, Пол, я люблю вашу дочь. Сильно. Я бы умер за нее, если бы мне пришлось, но даже я должен признать, что делал с ней ужасные вещи. Вещи, которые, как мне казалось, я никогда не смогу исправить. То, что она согласилась выйти за меня замуж – это маленькое чудо. Тот факт, что она знает, кто я, и все же решила завести со мной ребенка – еще больше. Но Дин… Дин это не Вишес. Дин совершил ошибку, он не сознательно причинил ей боль. И он заслуживает того, чтобы его выслушали, – он повернул голову, пригвоздив Рози своим пристальным взглядом. Я перестал дышать, ожидая, что она скажет что-нибудь.

Она кашлянула, слегка пошевелилась, чтобы поправить подушки за спиной, а затем слабо кивнула.

– Мама, папа, мне нужно услышать, что он скажет.

Родители Рози обменялись встревоженными взглядами.

– Мы будем снаружи, – выдохнула Шарлин.

Дверь со щелчком захлопнулась. Наши глаза встретились. Я знал, что дела у нее идут не очень хорошо. Теперь было самое время сказать ей, что я наконец-то все понял. Почему она толкнула меня в объятия своей сестры? Почему она позволила нам обоим страдать из-за этого дерьма? Любовь заставляет совершать безумные, иррациональные поступки. Любовь и смерть связаны невидимой нитью. Потяни слишком сильно, и ты пропал. Я не мог жить без Рози. Это было, пожалуй, единственное, что мне было ясно в данный момент.

Я плюхнулся на ее кровать, сел рядом с ее бедрами, схватил ее руку и положил себе на сердце.

Извини, что не разрезал его. Я должен был повзрослеть. На этот раз мне пришлось пройти весь гребаный путь.

– Ты перевернула мою жизнь с ног на голову, и я уже никогда не буду прежним, – сказал я, чувствуя, что мои слова были живым существом. Я не только говорил их, но и чувствовал.

Она улыбнулась и пожала плечами. На секунду она стала похожа на себя прежнюю и молодую. Кроме этого желтого оттенка на ее коже.

– Я не виновата, что ты влюбился в умирающую девушку.

– Это не моя вина, что ты сделала это чертовски невозможным.

– А ты где был? – Ее голос замер в горле. Она имела в виду тот день, когда ждала меня в Хэмптонсе, или во время своего пребывания в больнице?

– Я был прямо здесь, малышка Леблан. Все время. В ту же минуту, как узнал, где ты, я чуть не прилетел сюда. Они не позволили мне увидеться с тобой, поэтому я остался в доме, который снял для нас. И пил.

Она фыркнула. – В пятницу?

Я вздохнул, почесывая свою щетину.

– Дин? Как прошла твоя встреча с отцом?

Слова хлынули из меня, как сломанный шлюз. Я рассказал своей увядающей девушке, что именно произошло, не утаивая ни одной детали. Она пролила несколько тихих слез, сжимая мое лицо своими ледяными руками, но я никогда в жизни не чувствовал себя теплее. Я поцеловал ее в губы и извинился, снова, снова и снова.

– Мне очень жаль. – Мои губы скользнули к ее лбу. – Черт возьми, Рози, мне так, так жаль. – Щека. – Я даже не знаю, как сказать тебе, что со мной происходит, когда я вижу тебя в таком состоянии и знаю, что это я виноват. – Кончик носа. – Это не может так закончиться. – Снова губы.

Она обняла меня, и я почувствовал, как ее горячие слезы потекли по моей шее.

– Я вроде как надеюсь, что все так и закончится. Ты сделал меня счастливой. Очень счастливой. Но… ты заслуживаешь всего. Жену, детей, белый заборчик.

– И у меня это будет. С тобой.

– Ты же знаешь, что со мной этого не случится.

– Тогда ни с кем. Следующей Рози не будет. И другой такой истории, как наша, не будет. Вот оно, Рози Леблан. Это мы. Если нет тебя, то нет и меня.

– Знаешь, я всегда ненавидел «Ромео и Джульетту». Спектакль. Кино. Саму историю. Это настоящая трагедия. Трагически глупая. Я имею в виду, им было сколько? Тринадцать? Шестнадцать? Что за пустая трата жизни, убивать себя только потому, что твоя семья не позволит тебе выйти замуж. Но Ромео и Джульетта были правы. Это я был тупым мудаком. Посмотри, что со мной случилось. Я встретил свою настоящую любовь в восемнадцать лет и провел следующие одиннадцать лет, медленно убивая себя, пока горевал о тебе. А потом ты вернулась, и я все еще думал, что это просто увлечение. Но теперь, когда я знаю… – Я отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо. Она постепенно угасала. Я это видел. Ее легкие плохо функционировали. Ее врачи сказали, что инфекция распространилась на остальные органы. Она вся горела от лихорадки. Несмотря на ее частые поездки в больницу, на этот раз все было по-другому.

И все это можно было бы предотвратить, если бы я не был алкоголиком-ублюдком.

Я прижался щекой к ее ладони, целуя запястье. – Выздоравливай для меня, чтобы Земля не взорвалась. Ты можешь это сделать, Сириус? Я обещаю не выходить из этой палаты, пока тебе не станет лучше. Даже для того, чтобы принять душ. Даже чтобы купить тебе шоколадное печенье. Я попрошу кого-нибудь доехать до самого Нью-Йорка и привезти их для тебя.

– Я люблю тебя. – Слезы Рози застилали ей глаза. Ее дрожащие пальцы нашли мои губы, когда хотели прикоснуться к моим щекам, но как только ее пальцы скользнули по моему рту, я понял, что тоже начал плакать. Я не мог вспомнить, когда плакал в последний раз. И определенно был не из тех, у кого глаза всегда на мокром месте. На самом деле, вероятно, я плакал в последний раз примерно в то время, когда Нина бросила мою задницу в «Уолмарте». Но теперь я плакал, потому что женщина, которую я любил больше жизни, проигрывала битву, в которую я лично послал ее.

– Я люблю тебя, малышка Леблан, – сказал я. – Охренительно сильно. Ты научила меня любить. Насколько хорошо я справился?

Она улыбнулась, и по ее щеке скатилась слеза. – Пять с плюсом, – прошептала она. – Ты отлично справился. Ты можешь мне кое-что пообещать?

– Что угодно.

– Живи.

– Только не без тебя.

– И заведи детей. Очень много.

– Рози…

– Я не боюсь. Я получила то, что хотела от этой жизни. Тебя.

– Рози.

– Я люблю тебя, Земля. Ты был так добр ко мне.

– Рози!

Ее глаза закрылись, дверь открылась, звук на мониторе погас, и мое сердце разорвалось на части.

Кусок.

За кусочком.

По кусочкам.

Эпилог Дин

Три года спустя

– Черт возьми, что делает твой сын?

– Это не мой сын.

– Да, конечно, – Трент поднес бутылку пива к губам и сделал медленный глоток. – На нем чертов разноцветный блейзер. Это Найт.

Я щурю глаза, потому что в Тодос-Сантосе сентябрьским днем чертовски светло, и, конечно же, это мой сын. Мой четырехлетний сын ... что он вообще делает? Я не совсем уверен, но, зная Найта, это не может быть чем-то даже отдаленно конструктивным и это, вероятно, принесет ему неопределенное количество непослушания время от времени. Этот парень повидал больше стен, чем художник-фрескист.