Мятежный

– Садись, – сказал он.

– Нет. – Я не чувствовал своего лица. – Скажи мне, какого черта ты здесь делаешь и где Нина.

– Следи за языком, Дин.

– К черту язык, папа.– Я выпрямился, опираясь на спинку стула. – Что тут происходит?

Паника пробежала по моей крови. Это не то, что я думаю. Папа придвинулся ближе и положил руку мне на плечо. Его пожатие было не таким крепким, как обычно.

– Я хотел сказать тебе, когда ты был в Тодос-Сантосе на День Благодарения…

– Нет. – Я смущенно рассмеялся. И оттолкнул его, чувствуя себя так, словно кто-то ударил меня по носу изнутри головы. Его спина ударилась о стену, а плечо врезалось в женщину, которая стояла в очереди и бросала на нас многозначительные взгляды. – Моя жизнь не гребаная мыльная опера, и ты не трахался с Ниной, пока был женат на маме. – Я сказал это как утверждение, но, очевидно, это тоже было выдачей желаемого за действительное. Он поднял руки в знак капитуляции. – Нам есть о чем поговорить, сынок. Тебе лучше присесть.

– Прекрати говорить мне, блять, чтобы я сел! – Я повысил голос, хлопнув по столу обеими ладонями.

Одиннадцать лет назад Дональд Уиттакер был госпитализирован в реанимацию после двух дней мучительной боли, чтобы помочь ему справиться со сломанным носом, двумя сломанными ребрами и несколькими порезами, нанесенных мной. Он не был застрахован, поэтому Сове и Нине пришлось заплатить тонну за его пребывание в больнице. Но он не знал, что единственное, что отделяло его от смерти, – это дочь проповедника, Тиффани.

Одиннадцать лет спустя я задалась вопросом, кто же будет другой Тиффани, чтобы спасти меня от того, чтобы сделать что-то с моим отцом. Что-то, что я не мог потом исправить. Потому что я хотел сделать то же самое, испортив что-то хорошее. И я чертовски уверен, что на этот раз меня не остановит никакая девушка.

– Всему этому есть объяснение. – Его голос был так тих, что он почти шептал. Люди смотрели на нас сквозь ободки кофейных чашек. Папа схватил меня за бицепс и попытался усадить на стул перед собой. Я не сдвинулся с места.

– Скажи мне, что это ошибка, Илай. – От холода в моем голосе по всему телу побежали мурашки.

– Это не ошибка, – Илай прищурился, все еще спокойный, все еще решительный, все еще сам по себе. – Ты не был ошибкой.

Я не знал, что и думать. Не знал, что чувствовать. Не знал, почему моя мама была еще замужем за ним, если он трахал ее старшую сестру.

И потом меня осенило. Я был как он.

Я был тем придурком, который это сделал. Который встал между двумя сестрами. Тот придурок, которого я ненавидел? У меня был весь потенциал, чтобы быть им.

– Так вот как ты мне это объясняешь? – Я сплюнул.

– Ты прерывал меня каждый раз, когда я пытался достучаться до тебя.

Иисус Христос.

– Для меня ты мертв, – и в тот момент это была чистая правда. – Чертов. Мертвец. Не звони мне. Не разговаривай со мной. Даже не думай обо мне. Я не буду думать о тебе. – Я бросился к двери и захлопнул ее за собой, бросившись к ближайшему бару в квартале.

Я трижды стукнул кулаком по стойке.

– Бармен. Бренди.

И отключился.

Рози

Мои глаза распахнулись, и я застонала, протянув руку, чтобы дотронуться до виска. В моем ухе раздалось раздражающее жужжание. Это было похоже на старую машину, пытающуюся отправиться в путешествие, которое она больше не должна совершать. Именно тогда мои глаза расширились, и я поняла, что в мои вены вставлены трубки. Капельница рядом. Светлая комната. Флуоресцентные лампы. Все это большое больничное шоу.

История моей жизни, и я начинаю уставать от тревожной сюжетной линии.

– Что происходит? – Я закашляла, хотя не было никаких признаков того, что тут кто-то был. Мое нечеткое зрение прояснялось с каждым мигом. В комнате было невыносимо жарко, и мне стало интересно, кто же испортил термостат. Было жарко и достаточно влажно, чтобы поджарить бекон на моем лбу. Ммм, бекон. Я была голодная. Это был хороший знак, конечно.

Машина продолжала издавать этот звук, который, казалось, действовал мне на нервы.

Фхххххсттт. Фхххххсттт. Фхххххсттт.

Кто-то обязан выключить ее, прежде чем я сойду с ума.

– Ты в больнице. – Я услышала голос сестры прежде, чем почувствовала ее теплую руку на своей. Даже несмотря на то, что я вспотела, моя кожа все еще была горько-холодной. Я склонила голову набок, зажмурилась и снова открыла глаза, чтобы посмотреть на нее. Родители сидели рядом с ней. Три испуганных лица, изучающие меня, как животное в зоопарке.

Ее губы опустились к моей щеке, порхая по ней. – Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, чем выгляжу, судя по вашим взглядам. Почему я здесь?

Я помнила почти все, что произошло. Вспомнила, как колотила в дверь того дома в Хэмптонсе, пока кожа на костяшках пальцев не лопнула. Вспомнила, как звонила и писала Дину. Вспомнила, как ловила такси, дрожа под дождем. Но я не помню, что было дальше. Мой приступ тревоги вернулся в самом разгаре, и я, должно быть, потеряла сознание или что-то в этом роде.

– Кто привез меня сюда? – Я выкашливала каждое слово.

– Таксист.

О. Я чувствовала себя полной идиоткой, задавая следующий вопрос.

– А где Дин?

Милли посмотрела на маму, мама – на папу, а папа – в окно.

– Мы не знаем. – Милли пожевала губами. – Вишес пытается связаться с ним. Мы прилетели в ту же минуту, как нам позвонили.

Я огляделась вокруг. Я не узнала эту комнату, а значит, это была не больница «Ленокс-Хилл». Мы были более чем в двух часах езды от Манхэттена. А на Манхэттене у них не было такой машины, издающей такой ужасный звук.

– У тебя серьезная легочная инфекция. – Мама оттолкнула Милли и села на мою кровать. Она взяла мою руку в свою. Я чуть не захныкала от этого жеста. Я прижала пальцы к ее ладони, наслаждаясь этим кратким моментом близости. Ее лицо оставалось измученным. – Инфекция распространилась, и тот факт, что ты простудилась, не улучшил ситуацию. Твой организм очень слаб.

Я похлопала ее по руке и выдавила из себя улыбку. – Не волнуйся, мама. У меня все время бывают легочные инфекции.

– На этот раз пострадали печень и поджелудочная железа. – Милли облизнула губы и быстро заморгала. Папа подошел к окну и прижался лбом к стеклу. Дождь стучал с другой стороны, и, возможно, он сделал это потому, что не хотел, чтобы мы видели, как он плачет.

– Мы же говорили тебе, что от этого парня одни неприятности. – Папа вздохнул. Он больше не сердился. Может быть, раздражен. В основном опустошен.

– Сейчас не время, – упрекнула его Милли.

– Тебе надо было просто вернуться в Тодос-Сантос. – Мама вытерла слезы с лица, и мне пришло в голову, что, возможно, моя самая большая проблема не в том, что я не знаю, где Дин. Потому что мама редко плакала, а отец – никогда. А Милли?.. Я бросила на нее еще один взгляд. Она покусывала кожу вокруг пальца, тоже борясь со слезами.

– Кто-нибудь может выключить эту машину? – Я сменила тему разговора, пытаясь разрядить обстановку. – Звучит так, будто вот-вот взорвется. – У меня вырвался неловкий смешок.

Милли оторвала взгляд от своего круглого живота и сделала глубокий вдох, прежде чем открыть рот. – Это твои легкие, Рози.

Я закрыла рот и внимательно прислушалась. Дерьмо. Это были мои легкие. Они хрипели каждый раз, когда я делала вдох.

Фхххххсттт. Фхххххсттт. Фхххххсттт.

– Не понимаю, – пробормотала я. – Я в полном порядке. Правда.

Так ли это? Я попыталась сесть, но спина болела, а легкие горели. Милли подбежала и помогла мне, поправляя подушки за моей спиной, а мама держала меня за плечи, чтобы я не упала назад. Мои глаза резко опустились к ногам, и я сглотнула, вспоминая то, что сказала мне доктор Хастинг во время одной из наших самых первых встреч.

«Ты можешь жить полной, счастливой жизнью, Рози. Если ты прави льно разыграешь свои карты и позаботишься о себе. Большинство пациентов с муковисцидозом у мирают от длительных легочных осложнений , и становятся инвалидами с течением времени, но ес ли ты занимаешься физическими упражнениями, интенсивной физиотерапией и принимаешь лекарст ва, ты должна б ыть в порядке » .