Мятежный

Как только я вошел в комнату, Сова швырнул в меня вазу. И промахнулся. Этого было достаточно, чтобы включить мою ярость и втянуть меня в ситуацию, не думая о последствиях. Я набросился на него со сжатыми кулаками, безжалостно ударив в живот, присел на корточки, полностью обездвижив его и плевать, если пострадают внутренние органы.

– Просто прекрати это, твою мать, – потребовал я, срываясь на крик. – Тронь мою маму еще раз, и я переломаю все твои чертовы кости в твоем жалком теле.

Моя мама. Господи Иисусе. Мне нужна была хорошая доза проверки реальности.

– Покажи ему! – закричала Нина со своего трона на кровати, оседлав верхом подушку, и в то время я не переставал думать о том, что она выглядит совершенно нормально. Спокойно, свежо и без всяких синяков. Как же она была возбуждена всем этим! И как же все это было ужасно на самом деле. – Убей его, Дин! Убей его!

Я сломал ему нос.

– Покажи ему, чтобы он со мной не связывался!

Поставив его в позу распятия, я локтем ударил его по лицу. Это был первый раз, когда она по-настоящему признала меня, и ее голос не пахнул скукой, когда она заговорила со мной. И я попался. И проглотил удочку вместе с гребаной наживкой. Удар! Бах! Пощечина!

Я был очень силен. Я был атлетом. И был способен прикончить его задницу меньше чем за две минуты, это было даже не смешно.

– Убей его для меня, малыш!

– Дин! Нет. Стоп. – Я услышал сдавленный голос Тиффани из двери. Какого черта она тут делает? Не то чтобы меня особенно заботило, знают ли они, что она пробралась в их дом, но она могла попасть в кучу дерьмовых неприятностей. Ее отец был деревенским пастором. – Слезь с него. Ты же убьешь его. Ты действительно хочешь оказаться в тюрьме? Этот парень сумасшедший!

Я продолжал бить Сову, но уже не с таким удовольствием, как раньше, заметив, что он ни разу не попытался сопротивляться мне. А Сова никогда ни от кого не терпел дерьма. И меньше всего от меня.

Мои движения замедлились, прежде чем полностью затихли, а дрожащий голос Тиффани стал тверже и резче.

– Ты действительно хочешь, чтобы тебя арестовали? Стоит ли оно того? Стоят ли они того? – умоляла она, сжимая ладони вместе. Она была права.

Я выпрямился, услышав, как Нина кричит на заднем плане: – Заткнись, сука! Убирайся отсюда к чертовой матери! Сделай это, Дин! Сделай это!

Вот тогда-то я и заметил камеру.

Я встал, чувствуя, как дрожат мои ноги. Сова был подо мной. Его лицо было настолько залито кровью, что я не мог разглядеть его глаз, носа или даже губ сквозь все это месиво. Я даже не заметил, что моя майка была вся в крови. Я посмотрел прямо в камеру. Красная точка замерцала передо мной. Почти насмешливо. Нина держала ее в одной руке и кричала мне, чтобы я убил его, ее голос был хриплым от крика.

Фильм снимется.

Акт первый – запиши свое отродье, совершающее преступление.

Акт второй – шантажируй его видеозаписью.

Акт третий – разбогатей, начни все заново где-нибудь в другом месте.

Конец.

Моя биологическая мать никогда не фотографировала меня. Она никогда не записывала видео моих первых шагов, первого слова или каких-либо дней рождения. Не говоря уже о том, что у нее даже был альбом, где можно было найти мою фотографию. Но вот она здесь, записывает свою мольбу спасти ее. Подставляет меня. Тянет меня вниз, в бездну, которая поглотила ее шанс стать кем-то в этой жизни.

– Какого хрена ты делаешь, Нина? – спросил я, делая один шаг в ее сторону. Мой голос был холоден, и хотя адреналин шипел в моей крови, я больше не злился. Она сделала это. После всего этого времени ей удалось прикрепить этот темный чип к моему плечу. Я буду жить с этим, и умру с этим, из-за нее. – У тебя есть одна секунда, чтобы все объяснить.

– Это покушение на убийство, – пробормотала она. Боже, она была под кайфом. Сука. – Я могу посадить тебя в тюрьму на очень долгий срок, сынок.

– Сынок? – ахнула Тиффани у меня за спиной. Бля. Она все еще была там. Часть меня хотела, чтобы она оставила меня в покое. Другая большая часть хотела, чтобы она осталась и стала моим свидетелем. Я склонил голову набок и улыбнулся. Потому что до меня наконец-то дошло.

Моя мать была сущим дьяволом.

Моя мать ненавидела меня.

Моя мать завидовала мне.

И моя мать никогда не остановится, пока ее не остановят. Я.

– Ты действительно думаешь, что сможешь провернуть это дерьмо? – Я усмехнулся. Я хотел напугать ее, и по тому, как она нахмурилась, я понял, что мне это удалось. – Да ладно тебе, Нина. Ты просто чертова дрянь. Не позволяйте моему рыцарству сбить тебя с толку.

Она опустила камеру всего на несколько дюймов, ошеломленная тем, как хорошо я говорил. Да, я определенно не был тем вежливым, широко улыбающимся ублюдком, который хотел ей угодить. Маска упала, а вместе с ней и все мое сочувствие к ней. Я понял, что она хочет обоссать все мое будущее, если я позволю ей так управлять мной.

– Положи эту чертову штуку, Нина. – Я подошел к ее ночному столику и достал косяк, небрежно прикуривая, а ее камера все еще следовала за мной. – Я не буду просить дважды, и поверь мне, ты не захочешь, чтобы мой отец узнал об этом.

Сова закричал от боли, лежа на полу, и я пнул его, все еще держа в зубах свернутый косяк. – Заткнись на хуй, придурок.

– Мне вызвать скорую помощь? – спросила Тифф, кусая ногти и все еще прислоняясь к дверному косяку. Я хрустнул шеей и вздохнул. – Сова сам навлек на себя это дерьмо, слушая свою наркоманку, безмозглую жену. Пусть она сама о нем позаботится. Так вот как ты хочешь играть? – Я резко шагнул к Нине, схватил камеру, вынул пленку и разорвал ее на мелкие клочки, прежде чем швырнуть камеру на пол и разбить ее ногой в гребаную лепешку. – Ты хочешь шантажировать меня этой дурацкой пленкой?

Зрачки Нины плясали в глазницах. Реальность начала погружаться в нее, и это было не очень приятно. Я стряхнул пепел с косяка на ее простыни, выдыхая дым через раздувшиеся ноздри.

– Ну что? – прорычал я ей прямо в лицо. – Ты будешь говорить или как?

До этого момента я ничего не знал о «Уолмарте». Не знал, что она меня бросила там. Я не знал, что она пошла за чертовыми сигаретами и пивом сразу после того, как оставила меня умирать, голого и кричащего, в общественном туалете. Мои родители приберегли все самое пикантное для себя, и я их не винил. Их версию событий было гораздо легче переварить: у Нины были проблемы с наркотиками. Она не могла позаботиться обо мне. Поэтому отдала меня им, зная, что они будут неистово любить меня. Что они и сделали.

– Как будто ты вообще будешь скучать по этим деньгам! – Она закричала мне прямо в лицо, отталкивая меня. – У тебя есть все! Они дают тебе все, черт возьми! – Ее южный говор усилился.

– Да, потому что ты этого не сделала.– Настала моя очередь повысить голос. Я изо всех сил старался не размахивать руками. Чтобы оставаться спокойным. Но потребность пнуть что-нибудь была очень сильной. И Сова была прямо там, но он начинал выглядеть немного фиолетовым, так что я оставил его в покое. Нина вскочила с кровати.

– Совершенно верно. Я бросила твою задницу туда, где тебе самое место. В туалете. Потому что ты был никем и ничем!

Косяк чуть не выпал у меня изо рта.

– Что?

Она повторила снова. А потом прокричала мне остальную часть истории моего рождения. Потом заплакала и принялась ухаживать за мужем, бормоча ему, что все будет хорошо. Тиффани все еще стояла в дверях, глядя на меня со смесью жалости, боли и ужаса.

– Убирайся отсюда. – Я дернул подбородком в сторону Тиффани. – Сейчас же.

– Но, Дин…

– Вон отсюда! – крикнул я, указывая в ту сторону, где находилась входная дверь. – Я, блять, серьезно. Все кончено.

Так оно и было. Все, что касалось этой части моей жизни – кончено.

На следующий день я вернулся домой и больше никогда не появлялся в Алабаме. Насколько я мог судить, этот штат перестал существовать на карте США.