Мятежный

Ее руки обвились вокруг моей шеи. Она опустила глаза к своему животу и начала говорить.

– Год назад, когда Вишес и Милли снова соединились, и он подключил нас к этому сумасшедшему потрясающему плану здравоохранения, я впервые встретила доктора Хастинг. Она хотела провести кучу тестов на мне, чтобы лучше понять мое состояние, особенно потому, что я только что оправилась от очередной легочной инфекции, от которой никак не могла избавиться. Я уже собиралась вернуться в школу медсестер, когда она сказала мне, что… – Рози замолчала, тяжело сглотнув и покачав головой. Ее глаза были закрыты. Я тысячу раз ломался внутри, но снаружи тупо смотрел на нее, ожидая продолжения. Она судорожно глотнула воздух, прежде чем снова заговорить. – Она сказала мне, что я не должна возвращаться в школу, потому что никогда не смогу стать медсестрой. Моя иммунная система настолько слаба, что я должна привести ее в порядок еще до того, как сяду в самолет, поэтому я была немного шокирована и встревожена, когда ты отвез меня в аэропорт на День Благодарения. Я никак не могла работать с больными людьми, поэтому она предложила мне поискать что-нибудь более практичное для изучения. Но я люблю помогать людям. – Она откашлялась, произнося последние слова, и я немного ускорил шаг, чувствуя прилив паники и мучительное чувство горя. – Вот я и решила быть волонтером. Единственное место, которое абсолютно стерильно от болезней – это, как ты уже догадался…

– Отдел недоношенных, – закончил я за нее. Место, которое служило Рози постоянным напоминанием о том, что она не может иметь детей. И она все еще не сказала об этом. К черту мою жизнь.

– Но доктор Хастинг пришла ко мне с плохими новостями не только о школе медсестер. Она сказала, что, похоже, я совершенно бесплодна. Я не могу иметь детей. Слишком много слизи вокруг моих репродуктивных органов. Она сказала, что это все равно, что бросить губку в лужу, полную липкого клея, надеясь, что она доберется до дна. Технически это возможно, но крайне маловероятно. – Она прикусила нижнюю губу, глядя перед собой в пустоту.

– Рози… – выдохнул я, раздувая ноздри. – Детка, ты хоть представляешь, сколько вариантов у тебя есть? У нас? – И да, это больше не касалось ее. Все дело было в нас самих. Речь шла о нас и надолго. Мы будем вместе вечно, как бы долго не длилась вечность. – Так чертовски много, причем не только с медицинской точки зрения, но и с точки зрения усыновления. Мы богаты, молоды и имеем безупречное прошлое. – Я уже считал нас супружеской парой и удобно предоставил ей доступ к каждому центу моей многомиллионной империи. Как я уже сказал, полномасштабный режим сталкера с этой девушкой. – Мы могли бы усыновить ребенка завтра утром, если захотим. Мы – идеальные кандидаты.

Черт возьми, если бы у этой цыпочки был кролик, я бы уже свари л его, готовясь подать как Lapin a La Cocotte .

– Дело в том… – Ее ослабили хватку на моей шее, и моя спина напряглась. – Вот почему я рассталась с Дарреном. Я не хочу выходить замуж. И не хочу приемного ребенка. Я не знаю, как долго проживу. И я не хочу оставлять больше того, что у меня уже есть. Иметь ребенка – ужасная идея. С чего бы это? Это означает, они останутся сиротами через несколько дней, недель, месяцев или, в лучшем случае, даже лет спустя? Это несправедливо по отношению к ним.

Я не преминул заметить, что Рози была полной противоположностью Нине. Нина вытащила ребенка и сказала, что к черту последствия. Рози лишила себя такой возможности, чтобы никто не страдал.

– Послушай меня, малышка Леблан.

Она сжала мой бицепс. – Не надо, Дин. Пожалуйста. Поехали.

Мы уже стояли перед машиной. Я осторожно опустил ее на землю. Она стояла передо мной. Дождь усилился. Я не хотел, чтобы она слишком промокла. Во всяком случае, не так, как сейчас.

– Послушай, я не собираюсь сдаваться. Мы вместе, – пояснила она, притягивая меня к себе, грудь к груди. Наши губы соприкоснулись, лбы слиплись, склеенные влажными прядями волос. Мы были единым целым. Мы всегда были такими, даже когда встречались с другими людьми. – Я слишком эгоистична, чтобы отпустить тебя, Дин Коул. Будто знала, что так и будет. Я твоя до тех пор, пока живу. Единственное условие – никакого детского лепета и никакого брака. Я не могу тебе этого дать. Не потому, что не хочу. Я могу предложить тебе всю любовь и преданность в мире, Дин. Но только на долю секунды.

– Рози.

– Эй, послушай. Я знаю, что нравлюсь тебе…

– Нравишься? – Мое лицо исказилось от отвращения, выплевывая слова, как будто они были отвратительны. Ее глаза широко раскрылись. Я покачал головой, и на моих губах появилась мрачная усмешка. – Думаешь, ты мне, блять, нравишься? Ты что, издеваешься надо мной? Ты мне не нравишься. Я люблю тебя. Даже это, бля, заниженное утверждение. Я живу для тебя. Я дышу для тебя. Я умру за тебя. С тех самых пор, как я впервые увидел твою жалкую задницу на том пороге и ты, блять, ткнула меня в грудь, как будто я был игрушкой. Мы расстались десять лет назад, Рози Леблан, и не проходило ни одного дня, чтобы я не думал о тебе. И не только мимоходом. Ну, знаешь, время от времени «она-могла-быть-отличным-трахом». Я имею в виду, что действительно не тороплюсь думая о тебе. Мне было интересно, как ты выглядишь. Где ты. Что делаешь. С кем встречаешься. Я преследовал тебя на Фейсбуке. И в Твиттере, – который, кстати, тебе нужно отключить, потому что ты никогда не утруждаешь себя твитами, – но ты совсем не животное в социальных сетях. Я спрашивал о тебе. Каждый раз, когда был в городе. И как только понял, что ты в Нью-Йорке с Милли... – Я глубоко вздохнул, чувствуя, как быстро теряю контроль над реальностью и скатываюсь по очень скользкой дорожке к иррациональности, пытаясь объяснить ей, что она не может отказаться от жизни только потому, что она когда-нибудь закончится. – Рози, я купил новый пентхаус в Трайбеке за несколько месяцев до того, как ты переехала в наш дом.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – Она сморгнула слезы, но тут же скатились новые.

– Потому что мне пришлось продать его и потерять кучу дерьмовых денег в тот момент, когда понял, что ты будешь моей соседкой, если я не перееду в новый пентхаус. Честно, Рози, ты – все, чего я когда-либо хотел. Даже когда ты хотела, чтобы я был с твоей сестрой. Она была утешительной свечой. Ты была ослепительным солнцем. Я жил в темноте ради твоей эгоистичной задницы. И если ты думаешь, что я буду довольствоваться малым, то ты глубоко ошибаешься. Я забираю все. У нас будут дети, Рози Леблан. У нас будет свадьба. И у нас будет радость, и каникулы, и дни, когда мы просто трахаемся, и дни, когда мы просто ссоримся, и дни, когда мы просто живем. Потому что это жизнь, малышка Леблан, и я люблю тебя до чертиков, так что дам тебе самую лучшую жизнь, какая только есть. Поняла?

На мгновение воцарилась тишина, которую я действительно ненавидел, потому что после такого рода речей последнее, что ты хочешь услышать, – это недоделанное «о’кей». Рози не сказал мне «о’кей». Она прижалась лбом к моей груди и сделала глубокий вдох.

– Я люблю тебя, – прошептала она. – Люблю так сильно, что на какое-то время даже возненавидела. А теперь, когда я знаю, как ты страдал, люблю тебя еще больше. Совершенные вещи не соотносятся. «Мятежный» очарователен, но не привлекателен. Ты очень хрупкий, Дин Коул. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы сохранить тебя целым.

Я обхватил ее лицо руками и целовал до тех пор, пока она не потеряла равновесие. Под дождем. В водохранилище. В середине гребаного нигде. Этот беспорядок был нашим. Этот хаос был тем местом, где мы процветали.

Когда я отстранился, она зарычала.

– Мы поженимся, – заявил я, а не спросил. – Может быть, не сегодня, может быть, не завтра, но это так. И у нас будут дети. По крайней мере, двое. А может, и больше. Я еще не решил.

– Ты сошел с ума, Дин Коул.

– Да, – согласился я. – И все же этот сумасшедший поезд движется. Ты не можешь это остановить.