Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 47

Королева звонко смеется, вторя такому же безудержному смеху своей дочери.

- Помнится, я даже сказала ему это лично. Какое у него тогда было лицо!.. А наши родители, услышав это, расхохотались в голос. Мы их не поняли и разозлились. Но каждый по-разному: я следующие две недели ни с кем не разговаривала, а твой папа заявил, что никогда не женится. Где-то с месяц мы друг друга не видели, а потом опять столкнулись. И теплых чувств друг к другу мы точно не питали, совсем нет. При нашей второй встрече я кинула в него кусок кремового торта, а он в отместку испачкал мое платье черничным вином. А после этого мы вдвоем удирали от главной поварихи, возмутившейся, что мы зря хорошую еду переводим.

У нас с твоим отцом не возникло любви с первого взгляда - такое, конечно, бывает, но не со всеми подряд, - и поначалу мы вообще были врагами, но в нем что-то было. Что-то такое неуловимое, словно образ где-то в самой потаенной части души или улыбка, прячущаяся в уголке губ. Что-то, что притягивало вопреки здравому смыслу и напускной неприязни. Я не могу сказать, когда все началось; когда я перестала смотреть на него как на надоедливого мальчишку; когда мне стало уютно находиться рядом с ним. Я думаю, у тебя и Юджина все было так же. Мне кажется, где-то есть черта, разделяющая «до» и «после», но мы ее не замечаем. Ни ты, ни я, ни кто-либо другой.

Однажды, в какую-то секунду, мир делает кувырок и, переворачиваясь с ног на голову, открывается с иной, более светлой, более чарующей стороны.

Однажды, в какую-то секунду, ты просто понимаешь, что любишь.

*

«Жизнь любит подкараулить в минуту слабости, чтобы добавить хорошего пинка».

Линда Гиллард. «Увидеть звезды».

С чего начинается любовь?.. Где та граница, переступив которую человек может сказать три заветных слова? И есть ли она вообще, эта граница?

В реальной жизни над людьми не раздвигаются неведомой силой облака, и на них не падают лучи света, сопровождаемые хоровым пением, сигнализирующим: «Вот она, твоя судьба!». В реальной жизни декорации и сцена – это просто мир вокруг, и правил в этой игре нет, а значит, и итог неизвестен. Лишь в кино все так просто. Однако зачастую не требуется каких-то особых манипуляций или необычных стечений обстоятельств. Чудесное прячется в повседневном, и для того, чтобы осознать, что это тот самый или та самая, не нужно фанфар, музыки и свистоплясок. Нужно лишь понять.

Это понимание всегда приходит неожиданно, без предупреждений и без предчувствий, его не предугадать и не разложить по полочкам. Нужно просто в него врезаться, откровенно сильно треснуться лбом, а потом раскрыть глаза и понять. Может хватить одного лишь взгляда, одного мгновения, пока ты смотришь, или прикосновения, случайного жеста или слова, и сообразить: вот оно! Недостающее звено, пропавшая деталь мозаики, потерянный кусочек собственной души, без которого ощущаешь себя не целостной личностью, а лишь частью чего-то большего.

Все всегда нуждались, нуждаются и будут нуждаться в любви, в том, что дарует это чувство невесомости, чувство безграничного счастья и тепла, словами о которых пестрят страницы книг. Люди ждут любви, ищут ее, стремятся к ней, упускают ее и снова разыскивают, нетерпеливо и спешно. Любовь ничто не одолеет, даже страх и смерть перед ней бессильны. Любовь – это очищающий водопад, струящийся потоками кристальной воды, вымывающей все плохое и ненужное из сердца. Влюбленный человек не замечает недостатков в любимом, и да, в какой-то степени это делает его слепым, но в то же время он замечает, ценит и наслаждается тем, что для других невидимо, тем, что для других – пустой звук.

Любовь нередко ставят выше всего, выше собственных идеалов, убеждений, вкусов и мнений. Любовь – бесценна, но она ничего не стоит. Ее не взвесить и не измерить, ее нельзя извлечь, поместить под увеличительное стекло и рассмотреть, ее не взять в руки – она неуловима, неосязаема. Ее можно только чувствовать.

И она всегда с чего-то начинается, но этот порог настолько размыт, настолько ровен, настолько хорошо прячется, что неясно, где и в какой момент он был преодолен. Он просто есть. И любовь просто есть. Можно сказать, что любовь начинается с мечты, с ненависти или зависти, злости или неприязни. А можно сказать: «Не ломайте голову, оставьте это философам и радуйтесь тому, что вам даровано».





«Однажды, в какую-то секунду, мир делает кувырок и, переворачиваясь с ног на голову, открывается с иной, более светлой, более чарующей стороны.

Однажды, в какую-то секунду, ты понимаешь, что любишь».

Кризанта помнила, насколько хорошо ей было рядом с Юджином, насколько хорошо было слушать его голос, видеть заботу и нежность в его глазах, насколько хорошо было ощущать себя нужной, драгоценной, любимой и отдавать то же взамен. Она помнила, как плескалась вода вокруг лодки, как весла рассекали природное зеркало, в котором отражалось темное небо, словно бы специально притухшее для того, чтобы сияние фонариков, взмывавших вверх, было ярче, красивее, пышнее. Она помнила песню, их песню, когда судьба накрыла их обоих своей вуалью и, тихо улыбнувшись, скрылась вновь, потому что соединила еще два любящих верных сердца. Она помнила, как поняла, что любит.

Гораздо позднее, спустя века, один великий человек однажды сказал ей: «Любить - значит жить жизнью того, кого любишь [1]». Этот человек был прав, потому что именно это она делала, когда… когда еще существовал тот, кто этого заслуживал.

Теперь же все было совсем иначе. Другим был мир, другими были люди, другими были правила игры, и совсем другой была она.

Но открытый выпад в ее сторону, выплеснутое в лицо откровение, почти агрессия и обвинения в ее собственной слабости что-то сдвинули внутри нее. И этого она не ожидала. Как и ее магия, которая за века успела обрести частичное, но все же собственное сознание. Перед мысленным взором блеснули тусклым золотом нити сотен рек, и шелохнулась померкшая листва могучего дерева, под корой которого на секунду мелькнуло что-то, до странности и до боли в груди напоминающее живой свет.

[1] «Любить - значит жить жизнью того, кого любишь» – слова Льва Николаевича Толстого.

*

Ночь неторопливо близилась к рассвету, но Кризанта не спешила уходить из библиотеки. Она уже давно не вчитывалась в книгу у себя на коленях. Слова расплывались, строки теряли смысл – так бывало, если она занималась «самокопанием», что само по себе было большим событием, потому как происходило такое нечасто. По пальцам можно пересчитать.

Июль 1901 года, НьюЙорк, город, который лет через двадцать начнут называть «Большим яблоком». Событие, которое Кризанта не любит вспоминать. Тогда она, заступившись за молодого парня, ненароком оскорбила одного малоприятного типа, вымогателя и настоящего мерзавца, и тот, разразившись благим матом, поклялся, что костьми ляжет, но «поставит ее, этого доходягу и его семью на место». Кевин Белл – так звали того юношу – был достаточно умным, чтобы понимать, что с физической точки зрения отпора он дать не сможет, но зато с умственной стороны у него было явное преимущество.

Его семья не разделяла его взглядов и отнеслась к Кризанте, всего лишь хотевшей помочь, с крайней степенью подозрения. А после того, как на них напали и Кевин получил ранение, а Кризанта его вылечила, их отношение к ней еще больше испортилось. Ее назвали «отбросом дьявола», заявив, что она приносит несчастья одним своим присутствием, и велели убираться прочь. Запись в дневнике появилась из-за этих слов. «Я не собираюсь извиняться за факт своего существования». Интересно, что-нибудь бы изменилось, если бы она попросила прощения? Хотя… у кого?

Это было больше ста лет назад и запало в память, а вот второе возвращение в НьюЙорк на пароходе пятьдесят четыре года спустя Кризанта практически не запомнила, потому как в последний раз над своими поступками и действиями она размышляла в начале двадцатого века, а не в его середине. Сейчас это повторялось, но все же, где-то на грани, как мираж возникла мысль: «Почему его мнение вообще меня волнует?».