Страница 24 из 47
Спалить все мосты и забыть обо всём…
Уйти, растворившись в отблесках солнца,
Оставив лишь след на мокром песке.
След, который в следующей жизни
Тебе напомнит о старой судьбе.
«Грусть» - автор Anastasia.
Изначально было взято с сайта Я – поэт.ру, но потом страница пропала. Поэтому указана ссылка на другой сайт.
Несколько перефразировано. http://www.stihi.ru/2007/07/20-395
Казалось бы, за такую бесконечно долгую жизнь она повидала уже все, что только было возможно. Казалось бы, на свете не должно было бы остаться ничего, что заставило бы ее удивиться или задуматься.
Казалось бы…
Но исключения есть в каждом правиле. Так уж искони повелось.
Поэтому иногда случались странности. В башне, где Кризанта провела годы до дня перед своим восемнадцатилетием, на стене висели маятниковые часы, а в «Сладком утенке» Крюк, воодушевленно играя на пианино, с упоением распевал о Моцарте.
После ухода из королевства Кризанта немало времени провела в скитаниях, лишенных смысли и цели, наедине с самой собой. С течением десятилетий острая боль медленно притуплялась и, скручивая щупальца в клубок, скрывалась в глубине сердца, но воспоминания не блекли, оставаясь все такими же яркими и светлыми. А с течением веков, шагавших мерным ходом мимо золотоволосой девушки, она начала замечать детали, которые уже были ей знакомы.
В 1610-ом году, при встрече с Галилеем во Флоренции, Кризанта – тогда ее звали Файорэлба [1] – заметила в его записях набросок маятника механических часов. А в сентябре 1790-го в Вене она присутствовала на поставленной в пригородном театре «Волшебной флейте», чьим создателем являлся Вольфанг Моцарт. Пианино она снова увидела лишь 1802 году, но, как оказалось, никто тогда и не слышал о виртуозном музыканте с крюком на левой руке…
Откровенно признаться, у Кризанты не было мнения на этот счет. И лишь в конце девятнадцатого века, после появления термина «мультивселенная», она подвела воображаемую финальную черту, решив, что каким-то образом отпечаток мира, где она находилась теперь, наложился на волшебную вселенную, где она жила раньше. Или наоборот. Трудно сказать.
Раньше она бы боролась, она бы пыталась найти выход, обходной путь, она бы постаралась что-то придумать, как-то выкрутиться. Теперь же плыть по течению стало привычкой, мол, хуже уже все равно быть не может. Тем не менее, жизнь преподносила неожиданности на блюдечке с золотой каемочкой и, царственно произнося стандартную фразу «Кушать подано», удалялась, предоставляя Кризанте возможность самой разгребать образовывавшуюся кашу. О покое оставалось только мечтать. Хотя она вообще вряд ли когда-нибудь снова узнает, что такое покой.
На данный момент у нее есть бессмертие, Щ.И.Т., Грегори Стоут и Клинт Бартон. И с последними двумя пунктами придется повозиться, чтобы разобраться.
А она не знала каким именно образом.
*
Серый GMC Canyon резко повернул направо, и Кризанта, прислонившаяся виском к оконному стеклу и устало подремывавшая, открыла глаза и заморгала. Снаружи мелькали маленькие (по сравнению с небоскребами) домишки нью-йоркского пригорода и шаблонные ухоженные газончики, пересеченные узенькими вымощенными тропинками, за невысокими оградками. Уже зажженные фонари, разбросанные вдоль обеих сторон дороги, исправно освещали почти опустевшие к вечеру улицы.
Поднимался ветер, его резкие порывы были холодными и хлесткими, и было понятно, почему люди предпочли вернуться в уютное тепло своих жилищ. Природа понемногу замирала, готовясь ко сну. Диск ярко-горящего солнца опускался, неуклонно приближаясь к горизонту, и лучи дневного светила добавляли в палитру голубого неба, начинавшего понемногу темнеть, фиолетовые, золотые и лиловые тона. Тонкие длинные облака в вышине, похожие на разбросанные чьей-то неведомой рукой перья загадочной белой птицы, окрасились в розовые и канареечные тона, и где-то за ними уже начинала проступать призрачная и блеклая тень серпа луны.
Скоро солнце окончательно скроется, сумерки сменятся ночью, во мраке синевы зажгутся светлячки бесконечно далеких звезд, и наступят тишина и спокойствие…
Втянув воздух через нос и протяжно выдохнув, Кризанта снова прикрыла глаза. В груди все еще эхом отдавались отголоски уже зажившей раны, нанесенной марионеткой Паука. Магия кипела где-то в глубине, борясь со следами воздействия врага, и Кризанта чувствовала, как ее сила возводит все новые и новые бастионы, стремясь как можно лучше защитить свою носительницу.
Проблема была лишь в том, что и сила, и носительница понимали, что столкновение с этим противником будет похлеще, чем заварушка в Кардифе, которая обошлась ей дикой слабостью, ужасной головной болью и кошмарами на протяжении последующих двух с половиной недель, во время которых она отшатывалась от любого шороха, находясь в полубредовом состоянии. К счастью, ей везло при поисках заброшенных зданий, и тогда, в 1810 году, лишь стены чьего-то покинутого жилища были свидетелями ее потрясения.
Автомобиль сделал очередной поворот и остановился. Клинт заглушил двигатель, вытащил ключ из замка зажигания и, коротко бросив «Приехали», вылез наружу и, обойдя машину, открыл дверь для Кризанты, которая до того момента была поглощена изучением внешнего вида дома. Двухэтажный, с крышей, покрытой красновато-коричневой черепицей, и фасадом, отделанным темно-алым кирпичом. Развесистый ясень высился сумрачным силуэтом, и в его кроне терялись отблески двух светильников на крыльце.
Плавно соскользнув с сидения, Кризанта выпрямилась, отводя назад плечи и, подождав, пока агент заберет из багажника свой боевой костюм, аккуратно уложенный в черную спортивную сумку с широким ремнем, последовала за ним. Клинт щелкнул выключателем справа от двери и, пару секунд потоптавшись на входном коврике, шагнул дальше.
Кризанта помедлила, раздумывая, последовать ли ей его примеру или сделать все по-своему, но в итоге сняла конверсы и, поставив их на обувную полку, прошла в гостиную, рассматривая новую обстановку как любопытная кошка. Пол под ногами был выложен плиткой светлых пород дерева; лоскутные циновки, прямоугольные и круглые, носили волнообразные узоры; кое-где на полках стояли глиняные расписанные вручную тарелки, а в одной из стен был выложен камин.
Здесь было приятно находиться, здесь было тепло – не телу, но почему-то душе, – и здесь было уютно. Не просто мило или комфортабельно, а именно уютно. Все словно бы было направлено на это полнейшее спокойствие, на удобство, которое не свойственно миру за окном. И это составляло полную противоположность Щ.И.Т.у с его прямотой, извечной строгостью и прописанной неизвестно кем серой монохромностью, безликой и безвкусной. Кажется, к месту, где она сейчас была, у нее появилась странная… симпатия.
«А у этого Бартона не бывает полутонов, правда?» – Кризанта ухмыльнулась про себя, пряча руки в карманы блейзера и делая пометку на контрасте между Клинтом Бартоном – агентом Щ.И.Т.а – и Клинтом Бартоном с Бульвара имени Линкольна. – «У него все либо-либо».
Внизу глухо хлопнула дверь, раздался звук шагов на лестнице, и Клинт, вернувшись в гостиную, стянул с себя куртку, и, окинув взглядом замеревшую в центре комнаты Кризанту, уже собрался узнать, почему она изображает статую, когда девушка произнесла:
- Здесь очень… мило.
- Удивлена? – мягко поинтересовался Клинт, бросая куртку на диван.
- Немного. Думала, ты живешь… ну… иначе.
- Я сочту это за комплимент и скажу спасибо.
- Пожалуйста. Здесь я хотя бы вписываюсь в интерьер. Не то что на вашем авианосце.
Клинт неопределенно хмыкнул и все же поинтересовался:
- И что ты здесь стоишь?
- А куда мне идти-то? – задала естественный вопрос Кризанта, удивленно пожимая плечами.
- Я бы пошел и что-нибудь поел - денек тот еще выдался, и я даже проголодался.
- Первая часть предложения прозвучала как план, – Кризанта сняла свой пиджак. – По-моему, я бы тоже перекусила.