Бессмертная бабочка

- Чудно, – Клинт слегка улыбнулся и двинулся в сторону кухни, где знаком предложил девушке устраиваться поудобнее, а сам начал доставать из холодильника продукты. Несмотря на то, что он нечасто тут бывал, еда в доме всегда находилась независимо от обстоятельств. Закатав рукава черного бадлона, сменившего сегодня футболку, Клинт вымыл руки и, достав чистый нож, измельчил петрушку, которая уже через полминуты была тщательно смешана с заранее тертым сыром. После чего на отдельной доске нарезал тонкими пластинками курицу и начал обжаривать ее на сковородке [2].

- Так ты еще и готовишь? – опустив локти на стол и подперев кулаками подбородок, Кризанта наблюдала за тем, как агент ловко орудует кухонной утварью.

- Да, – коротко и по существу ответил Клинт.

- Завел бы ты себе девушку.

- Завести можно собаку или в лес.

- А, не та формулировка. Извини. Найди себе девушку.

- Работа не позволяет.

- И что, так и помрешь в одиночестве?

- Вероятнее всего я помру на задании. Это две разные вещи.

- Правда что ли?

Клинт усмехнулся и, натерев на крупной терке картофель, хорошенько его отжал, после чего добавил яйца, муку и потянулся за солью, когда заметил, что Кризанта озирается по сторонам.

- Кого потеряла?

- Да вот думаю, есть ли у тебя еще одна сковородка. Потяжелее и желательно почугуннее, чем Tefal.

- Зачем?

- «Зачем?» Сейчас я тебе объясню. Причина номер один… нет, это будет три. Так вот, причина номер три: за мной охотится псих. Причина номер два: этот псих - чокнутый на всю свою больную голову. И причина номер три-один: сковородка - воистину незаменимая в хозяйстве вещь. По части самообороны - особенно.

- Да неужели?

- Могу треснуть тебя ею по голове для убедительности, – с улыбкой до ушей предложила Кризанта.

- Нет, спасибо, – быстро отказался Клинт, обжаривая картофельный блин.

- Обращайся, если что.

Спустя несколько минут еда уже была готова. Разлив в высокие прозрачные стаканы сок, который по прошлым дегустациям был очень даже ничего, и вытащив из ящика пару вилок и ножей, Клинт с еле слышным вздохом удовольствия сел на стул, с блаженством вытягивая под столом ноги, и, покосившись на Кризанту, которая уже приступила к поздней трапезе, сам отправил в рот кусочек вкусного мяса.

Ни одного из них двоих не тяготила тишина: Клинт привык к этому, сидя часами в засадах на очередном задании, а Кризанта настолько пристрастилась к молчанию, что и не обращала на этот факт никакого внимания. Сейчас она просто ужинала, попеременно заедая курицу овощным салатом, и временами косилась в сторону окна, за которым уже окончательно стемнело. «Может, у него найдется что-то почитать. Я бы не отказалась».

- И все-таки должен тебе сказать, что в последнее время ты не так искусно пряталась, – голос Клинта прервал ее мысль о книгах, и Кризанта перевела взгляд на агента.

- Ты это о чем?

- Ну, посуди сама: ты прекрасно знала, что мы тебя ищем и ищем давно и упорно, и уж точно знала, что вещи вроде исцеления серьезных и неизлечимых болезней определенно привлекут к тебе наше внимание.

На лице Кризанты почему-то отразилось полное непонимание и растерянность.

- Прости, но кого именно я «исцелила», выражаясь твоими словами?

- Как минимум пятнадцать человек за последние пять месяцев. Болезнь Альцгеймера, рак… – Клинт прервался, видя, как девушка хмурится и моргает, пытаясь разобраться. – Почему ты так на меня смотришь?

- Потому что я этого не делала, – повышая голос, ответила Кризанта. – Я не полная идиотка. Я стараюсь не светиться никоим образом. Я не настолько выжила из ума, чтобы идти на подобное самоубийство. Вы же тогда бы от меня уж точно не отстали.

- То есть это не ты была?

- Конечно нет. Что за бред ты несешь?

- Но именно этот бред и вывел нас на тебя, – Клинт замолчал и помрачнел от неожиданной догадки. – Но если это была не ты, то кто еще мог заново подогреть интерес к тебе?

- Кто-то с доступом к системе, потому что я и близко не подхожу к клиникам и больницам.

- И этот кто-то… По глазам вижу, что ты думаешь о том же, о чем и я.

- К сожалению.

- Паук, – Клинт буквально выплюнул это прозвище, и Кризанта кивнула, безоговорочно соглашаясь.

- Да… У Грегори Стоута руки очень длинные.

[1] Файорэлба – итальянское женское имя. Прямое значение – «цветок рассвета».

[2] Не знала, какое блюдо выбрать для этого ужина, так что Клинт готовит курицу в «ажуре» из картофеля.

========== Глава 16, в которой настроение слегка портится, Клинт Бартон делает для себя выводы, а Кризанта не может уснуть. ==========

Опасность – часть жизни. Она есть всегда. Люди могут не замечать ее, не видеть, но это не значит, что ее нет. Она просто прячется, скрывается в потемках, шныряет в тенях прохожих, мелькает в пустых окнах, неслышно скользит в разговорах и поджидает своего часа, чтобы показаться во всей красе. Опасность воздействует на человека, на его подсознание, на мир вокруг него, и постепенно она от зыбкого страха, незаметно колышущегося где-то на грани, переходит к явственным угрозам. От опасности нельзя скрыться нигде и никогда. Опасность – это константа, постоянная переменная в неизменно меняющемся уравнении жизни.

От опасности не уйти, от опасности не убежать. В нее можно не верить, но ее нельзя не чувствовать. Она заседает гвоздем в глубине души, сворачивается клубком и время от времени дает о себе знать, более или менее явственно. И люди ее ощущают, в той степени, в которой она сама того захочет.

Опасность не появляется сама по себе. Она всегда исходит от чего-то. Или кого-то. Есть те, кто внушает чувство покоя и равновесия, а есть те, от одного лишь взгляда которых мурашки бегут по телу, а все инстинкты разом загораются предупредительным красным огнем и бьют в набат.

Взглядом черного человека можно было убить за мгновение. Глаза пылали холодным синим светом, в них плескалась настолько дикая ненависть, что воздух звенел. Он был в бешенстве, он был разъярен, он стал похож на дикого неудержимого зверя, по спине которого кто-то весьма опрометчиво прошелся плетью, только разозлив дремавшее во тьме чудовище.

Добыча скрылась. Пропала из виду, будто провалилась сквозь землю. Снова. От этого он злился еще больше. Паучьи лапы хищно шевелились за спиной и, вытягиваясь в стороны, скрежетали острыми концами по стенам и полу, оставляя за собой длинные глубокие царапины.

Черный человек был недоволен новым разворотом событий, которые, как ему казалось, он просчитал на несколько ходов вперед.

Черный человек был в гневе. И что еще хуже: он прекрасно знал, что в гневе он страшен и бесконтролен, а это грозило вылиться в оплошность, допущенную из-за кипевших в крови эмоций…

Которые вдруг были остановлены писком коммуникатора. На экране, засветившемся в темноте, окутывавшей плотным коконом весь кабинет, загорелось только что пришедшее короткое сообщение.

Черный человек мельком скользнул взглядом по тексту, и его тонкие губы исказила довольная ухмылка, больше напоминавшая оскал животного.

«От меня не скроешься!»

В Щ.И.Т.е все еще находился его доносчик, и он как раз принес ему хорошую, даже великолепную новость.

*

Ненавязчивая беседа, начавшаяся на достаточно положительной ноте, слишком резко перешла в неуютное молчание, и если раньше тишина не беспокоила ни Клинта, ни Кризанту, то теперь они оба кожей ощущали растущее звенящее напряжение, которое повисло вокруг них подобно туманной завесе, холодной, промозглой, вязкой, непроглядной. И это напряжение, похоже, не развеется в скором времени. «Очередное затишье перед очередной бурей. Как это мерзко», – Кризанта поморщилась, собирая кусочком хлеба остатки петрушки с тарелки.

Она уже признала, что у Грегори Стоута имелись все качества так называемого «черта-из-табакерки». Все его действия были резкими, внезапными, неожиданными… пакостями. И к тому же пугающими. Он доставлял неприятности, досаждал, и в этом ему равных не было. Ну, за исключением тех, с кем она столкнулась в Кардифе. В последнее время воспоминания о том дождливом дне все чаще приходили на ум, и Кризанте это не нравилось. Подобное хотелось забыть поскорее, выкинуть из головы как страшный сон, чтобы никогда к этому не возвращаться. К сожалению, правила ее жизни пестрили исключениями всех возможных цветов, а с появлением Стоута они засверкали огнями как рождественская елка.