Страница 5 из 42
- Вы, кажется, не очень обеспокоены ...-
Он пожал плечами.
- Быть Ведьмаком-опасная работа – ты привыкаешь жить с такими угрозами. Кроме того, она уже много раз следовала за мной, не делая ничего, кроме наблюдения. Она скоро уйдет.
- А что, если на этот раз все будет по-другому? А что, если она попытается убить тебя сегодня ночью? Или, может быть, завтра? - Может быть, Ведьмак Уорд и был спокоен насчет того, что за нами наблюдает убийца-ведьма, но я-то уж точно не был спокоен.
- Чтобы убить меня, ей должно очень повезти! - сказал он и снова ухмыльнулся. Я слегка вздрогнул. До этого момента он казался добрым и вежливым, но теперь я заметил что-то дикое и опасное в его глазах. На мгновение он стал похож на волка.
- Так вы бы убили ее? - Спросил я. - Почему бы вам не убить ее прямо сейчас, если это так просто?
- Потому что это ничего не даст. Клан просто выберет другую ведьму-убийцу, которая, без сомнения, тоже придет за мной. И не пойми меня неправильно – это очень опасные ведьмы, которые искусны в бою. Им нравится убивать. У них также есть жестокий способ отбора новых убийц. Кандидаты сражаются один за другим, до самой смерти, и тот, кто еще жив в конце, становится новым убийцей.
Я содрогнулся, представив себе эту кровавую бойню.
Ведьмак продолжил, казалось, невозмутим.
- Убийца клана Малкин всегда найдется, а это значит, что она всегда будет проблемой для ведьмака, работающего в округе. Однажды я заключил полезный союз с их предыдущим убийцей, но это было очень необычно. Ее звали Грималкин, и мы сражались с общими врагами. Мы разработали способ совместной работы. - На мгновение он помрачнел. - Но теперь она мертва.
Я молча кивнул.
- Значит, вы хотите создать еще один «A modus operandi» с этим человеком?
Он снова улыбнулся.
- «A modus operandi» ... я уже забыл, когда в последний раз слышал латынь. Моя мать научила меня этому языку-этому и немного греческому.
- Я изучаю латынь, но не очень успешно, - признался я. - Я стараюсь использовать слова, когда могу. Мы, монахи, очевидно, нуждаемся в латыни, чтобы молиться, но как латынь может помочь ведьмаку? Ты ведь не пользуешься заклинаниями, правда? Ведьмак Джонсон никогда этого не делал.
Мистер Уорд покачал головой.
- Мы не используем заклинания. Быть Ведьмаком-это ремесло, профессия с практическими навыками, которые должны быть изучены и отточены. Но ведьмы часто используют латынь в своих заклинаниях, так что хорошо иметь возможность понять, что они задумали.
Я молча кивнул. Возможно, у нас, монахов, было больше общего с Ведьмаками, чем я думал.
Затем Мистер Уорд резко сменил тему разговора.
- Я думаю, пришло время тебе рассказать мне в точности, что случилось с ведьмой. Давай начнем с самого начала. Почему Ведьмак Джонсон решил, что ему нужен писарь?
Его тон казался достаточно дружелюбным, но в нем чувствовалась некоторая резкость.
- Джонсон тщеславен. Он беспокоится, что жители Солфорда не слишком высокого мнения о нем, поэтому он хотел записать свои подвиги в качестве Ведьмака, чтобы показать людям, чего он достиг.
Мистер Уорд прищурился.
- А как ты думаешь, почему добрые люди в Солфорде так плохо о нем думают?
Я колебался, но лгать было не в моих силах.
- Он несколько ... чересчур рьяно преследует ведьм. Люди верят, что некоторые из ведьм, которых он сажает в ямы, невиновны.
- А ты как думаешь?
- Не могу сказать точно. Я не так уж много знаю о ведьмах. Но люди иногда проклинают его на улице - правда, только издали. Кому захочется с ним связываться. Он большой и у него отвратительный характер ... - я замолчал, тщательно обдумывая, что сказать дальше. - Я думаю, что больше всего он не любит тех, кто держит в своих когтях членов его семьи. В бы тоже, скорее всего, не были счастливы.
Мистер Уорд кивнул и пристально посмотрел на меня.
- Я хочу спросить тебя кое о чем и хочу, чтобы ты сказал мне правду. Я могу понять, почему Ведьмак Джонсон может захотеть иметь писца, чтобы заставить себя выглядеть лучше, чем он есть на самом деле. Но Церковь не имеет дел с ведьмаками, а мы не имеем дел с вами. Так как же получилось, что ты стал работать на Ведьмака Джонсона?
Я судорожно сглотнул. Не было никакого способа избежать этого. Я должен был рассказать правду – или, по крайней мере, большую часть правды.
Глава 3: Рассказ Послушника
Пока я раздумывал, что сказать, я вспомнил ночь перед тем, как все это началось. Это было ужасно. Я вообще не спал. Голоса шептались у меня в ушах, и однажды я почувствовал, как холодные пальцы нежно поглаживают мой лоб.
Сколько я себя помню, меня всегда мучили видения. Мой отец часто бил меня, утверждая, что я выдумываю истории о привидениях и тому подобном; он говорил, что плохо будить всю семью своими криками. Когда он погиб в результате несчастного случая на ферме, я старался молчать ради моей бедной матери – особенно когда увидел его призрак, крадущийся вокруг сарая. Она не раз приходила ко мне в комнату, когда я плакал.
Когда я стал старше, меня все еще мучили кошмары и видения по ночам. Это была идея моей матери, чтобы я стал монахом. Она сказала, что это поможет мне приблизиться к Богу, и что все молитвы в аббатстве будут держать Дьявола и его созданий подальше.
Но это не сработало. На самом деле все стало еще хуже.
Однако я решил не рассказывать Ведьмаку Уорду о голосах. Есть вещи, которые я предпочитаю держать при себе.
После этой особенно ужасной ночи я пошел в часовню рано утром, едва держа глаза открытыми. Я стоял на коленях, дрожа на холодных плитах, пытаясь сосредоточиться на молитвах, когда брат Хэлсолл подошел и прошептал мне на ухо – и вот тут я начала свой рассказ для мистера Уорда.
- Аббат хочет поговорить с тобой. Иди немедленно! - прошипел он.
Мое сердце затрепетало в груди, когда я сделала то, что он мне велел. Аббат никогда прежде не говорил мне ни слова. Чего же он хочет теперь? - Удивился я. Брат Хэлсолл был большим, вспыльчивым человеком, похожим на медведя; он был монахом, отвечающим за послушников. Он был строг, и ничто не ускользало от его внимания. А это означало, что ничто из того, что я делал, никогда не доставляло ему удовольствия. Может, он на меня за что-то донес? А что, если кто-то слышал, как я кричал ночью?
Полный трепета, я постучал в дверь комнаты аббата, и он пригласил меня войти. Я вошел и увидел, что он сидит в большом красном бархатном кресле и чихает в носовой платок, испачканный желтыми полосами. Кроме большого кресла, там было еще два маленьких стула, но он не предложил мне сесть.
В Керсальском аббатстве всю осень, зиму, весну и даже сейчас, во второй половине лета, было холодно и продувало сквозняками, но здесь, в комнате аббата, было тепло. В камине горел большой огонь, и в трубу летели искры. У аббата было все самое лучшее. Он был человеком, который любил свою еду, и всегда получал самое лучшее, специально приготовленное и принесенное в его комнату на серебряных подносах. Ходили слухи, что на его тарелке всегда было достаточно еды, чтобы удовлетворить полдюжины монахов. Правда это или нет, но он явно не голодал. У него было раскрасневшееся лицо и большой живот, на который я невольно уставился. Я и представить себе не мог, что мне посчастливится так растолстеть!
- Брат Беовульф - сказал Аббат - Как правило, я получаю хорошие отчеты о твоих успехах. Братья говорят мне, что ты отличный писарь.
Это было совершенно неожиданно, и я не знал, что сказать.
- Спасибо, Отец, - пробормотал я.
- Мне сказали, что твой почерк приятен глазу и что ты копируешь с большой точностью. Однако есть одна вещь, за которую тебе не раз делали выговор ...
Я со стыдом опустил голову. Я знал, что будет дальше. Теперь этот вызов обрел смысл.
- Брат Хэлсолл дважды ловил тебя на том, что ты сам сочиняешь свои истории. Писать свои собственные рассказы-такой грех! Разве ты не знаешь, что такие произведения воображения должны в конце концов привести к непреодолимым искушениям? Воображение принадлежит Богу. Не нам, бедным людям, пытаться использовать эту способность. Кроме того, ты потратил впустую драгоценную бумагу! Объяснись немедленно, мальчик.