Страница 8 из 16
На третий день джерриной болезни Винсент уже согласен был свихнуться окончательно, примерно так же, как происходило это в первые дни после Этого. Со многими происходило, а он каким-то чудом, повидав то, что почти стер из памяти вместе с прошлым именем, разум сохранил. Теперь задавался вопросом – а зачем ему разум, или, второй вопрос становился все насущнее, почему ум не покинул его, когда пришлось казнить докторшу десять лет назад. Все было бы проще. Может быть, он бы и умер уже.
А так приходилось убегать из тюремной избы, словно в ней…Впрочем, сравнений не требовалось. Какое ни выбери, будет недостаточно, чтобы в полной мере описать безмятежно творившийся в жизни шерифа абсурд.
Винсент завтракал у Якова, хмуро поглядывая поверх дымящейся миски с кашей на истерзанную следами ножей стенку. Порой посетители, надравшись, так развлекались, но по негласному правилу лезвия всегда попадали в противоположную стену от столов, а не в тех, кому посчастливилось оказаться в том же трактире. Все просто. Слишком мало осталось людей, чтобы убивать ради забавы. Можно только ради правосудия.
С этим моментом у шерифа Крайней деревни, к правосудию имевшего весьма непосредственное отношение, было сложно.
Винсент сердито шлепнул ложкой по каше на молоке. Судя по тому, как плюхнуло и испачкало ему даже рукава, молока было значительно больше. Крупа – она дорогая, рано или поздно закончится, а с таким-то климатом не вырастить нового зерна. Насколько шерифу было известно, последних лет пять Крайняя деревня питалась стратегическими запасами из выгоревшей примерно на половину военной части, которую разведали проводники.
Джерри разболелся не на шутку, а один вид полноправно хозяйничавшего в тюремной избе Аркано вызывал нестерпимое желание пойти удавиться самостоятельно, вместо того, чтобы отпустить проклятого еретика с миром и самому отправиться на виселицу по приговору священников.
Доктор чувствовал его состояние, понимающе улыбался, щурил свои и без того узкие глаза, но с разговорами не лез, и на том ему спасибо. Винсент заходил постоянно, проверял, и Джерри, и арестанта, приносил, что требовали и что сам считал нужным, уносил, переставлял с места на место, садился починять сбрую, пытался готовить, впрочем, с последним лучше справлялся все-таки трактирщик Яков, творения которого шериф круглосуточно доставлял в свою вотчину.
И вдруг, схватившись одновременно подбросить дров в печку и поправить сорвавшуюся с петельки занавеску в другой стороне избы, Винсент останавливался, упирал взгляд в узкую, мальчишескую спину арестанта, в тот момент обязательно хлопотавшего над метавшимся в жару Джерри, раскрывал рот и складывал в уме начало фразы. Оно было правильным, но умирало, не достигая губ. Шериф снова начинал двигаться, и казалось, в тот же момент оживал и Аркано, который, выходит, тоже замирал в ожидании.
Это смахивало на одержимость, и Винсент прекрасно понимал, что он выбрал себе не лучший объект для страсти, пусть это была всего лишь нестерпимая потребность высказать застарелое горюшко, да не одно.
- Поправляется парень? – осведомился Яков.
Тряпка в его руках, деловито елозившая по соседнему столу, пахла смолой и сыростью, а от самого трактирщика за половину избы несло капустой. Винсент, совершенно по-детски ковырявшийся в остывшей каше, поднял взгляд от старательно выведенных клеточек.
- Не поймешь, - отозвался он. – На все божья воля, сам знаешь.
- Ты это оставь, Винс, - тряпка чмокнула о край стола, подобралась и нырнула в таз. Яков прошаркал к его столу, намереваясь продолжить уборку прямо под носом уже час завтракавшего шерифа. – Бог – это все правильно, но мальчишку-то жалко. И тебя, кстати говоря, тоже.
Трактирщик понизил тон почти до шепота, наклонившись над своим единственным в это время посетителем так, словно хотел забраться носом в его тарелку. Винсента обдало смесью запахов кухни и одинокой старости.
- У тебя там врач на что сидит, а?
Винсент невольно отодвинулся – сильно уж паршивый дух шел у Якова изо рта. Праведный гнев изобразить достоверно он все равно не сумел бы, так что пришлось просто нахмуриться еще сильнее.
- А кто ж его заставит, - разумно сказал Винсент. – Сидит да сидит. Как буддийская статуя приблизительно.
Сравнение Якова почему-то не проняло, хотя самому шерифу казалось очень удачным.
- Птичка в клетке не поет? – хитро осведомился трактирщик.
К счастью, Яков все-таки отклонился от него, завозил по столу тряпкой. Где мерзость эта проезжала, древесина, и без того залапанная до черноты, темнела еще сильнее.
- И даже не разговаривает, - подтвердил шериф серьезно и саркастично.
Второе удалось просто замечательно, потому что в этот момент он как раз думал о том, что птичка спокойно себе летает по всей избе, хозяйничает, как хочет, разве что доступа к арсеналу еще не получила. Но оружием Аркано не интересовался, хотя пару раз, то ли проверяя, то ли откровенно рискуя, Винсент оставлял свои револьверы без присмотра, брошенными в кобурах на лавке. Врач ходил мимо так, словно оружия вообще не существовало. Только вот Януш говорил, что когда они его поймали, винтовка при докторе имелась, и были к ней патроны.
- Каши отложи, - сменил тему Шериф. – Две порции, как обычно.
- Ну и жрет твоя птичка!
- Пускай, - отмахнулся Винсент. – Недолго осталось.
А ведь и впрямь оставалось совсем недолго. Священники, допустим, если ехали они из Второго Вавилона, в три дня добрались бы до Последнего хутора, еще денька четыре, ну пять, понадобится им, чтобы доехать до Крайней деревни. Значило это, что если не завтра, то уж послезавтра точно подоспеют, и с Аркано придется распрощаться. Слава богу, твердил себе шериф.
Кашу он так и не доел, скользкая и давно выстывшая, она в горло не лезла, да и не было никакого аппетита. Винсент чувствовал, как сползают штаны, когда он встает – за три дня исхудал, как от затяжной болезни.
- А все-таки подумай, - подначивал Яков, протягивая ему обернутый шкурой котел с кашей.
- И думать нечего, - отмахнулся шериф. –Скорей бы уж его забрали, честное слово. В избу не зайдешь.
И тут понял, что сболтнул явно лишнего. Старый Яков скривился лисом, кивнул слишком поспешно и вспомнил, что на кухне у него что-то давно выкипело и теперь горит. Винсент распрощался с трактирщиком в еще более поганом настроении, чем было то, с каким он явился завтракать.
Ночью за Джерри присматривал Аркано, а шериф, которому пришлось полдня до этого вместе с еще двумя удальцами ловить сбежавших в Пустошь свиней, пытался спать. Проспал часа два на полатях, неудобно свернувшись. Не с таким ростом ютиться там, где и Джерри-то уже не уместится, потому что изрядно подрос. Когда потрогали его за плечо, шериф уже не спал, а лежал в полудреме, явственно ощущая, как наливается болью усталая и нисколько не отдохнувшая в такой позе спина.
- Не нужно тут спать, - тихо сказал Аркано и снова дернул его за плечо.
Мысль о том, что он свалится с полатей на миниатюрного не только в сравнении с ним арестанта, Винсента не позабавила, потому что в этот момент он спросонья пытался понять, что могло стрястись.
- Идите на мою лавку, вам вредно спать, сложенным пополам, - настоял Аркано.
Винсент хмыкнул.
- Я тоже зачислен в пациенты?
- В тяжелые. Мне тут, видите ли, поработать захотелось напоследок, - отозвался доктор. – Слезайте, шериф, хватит упорствовать. А то еще денек, и скрутит вас уже окончательно, как тогда? Я бы распрямил, но к тому времени меня уже вздернут, думаю.
Винсент поворчал, да скатился с печи, похихикивая над тем, что шериф попал в собственную камеру. Мысли, что Аркано закроет камеру и сбежит, посещали периодически, но почему-то исключительно в форме шутки. Арестант устроился неподалеку с кружкой отвара, который ему удавался значительно лучше, чем Винсенту.
- За Джерри уже можно не беспокоиться, - сообщил он. – Можете расслабиться.
- Не могу почему-то, - разоткровенничался Винсент. – У меня еще проблемы есть. Ты ведь в курсе, что скоро приедут твои друзья священники?
- Разумеется. К этому все и шло.
- И что делать будем?
- Шериф, давайте ничего делать не будем. Что вы можете для меня сделать хорошего, так это лично не затягивать на моей шее петлю. Остальное, увы, не в вашей власти. И не нужно. Наверное, это прозвучит банально, но я пожил достаточно, и это уж точно не последняя моя жизнь. И вряд ли еще какая-то будет столь паскудной, даже если я перерожусь в летающего волка.
- Угу, - вздохнул шериф. – Замечательно просто.
Это смирение было омерзительнее всего. Аркано, казалось, ждал казни разве что не с радостью. А может, так и было. Совсем не похоже на… Шериф бы предпочел, чтобы арестант удрал, ей богу, он оставлял ему шансы, и не единожды. То, что Аркано ими не воспользовался, и бесило, и заставляло уважать еще сильнее после каждой упущенной возможности.
- Знаешь, откуда у меня Джерри взялся? – решился Винсент, уверившись, что только эта история сможет переубедить упрямого доктора в его спокойном желании умереть на виселице.
- Не нужно, - мягко оборвал его Аркано. – Отдыхайте, шериф.
- Ты сдохнуть хочешь? Так сильно? – зарычал Винсент, которому меньше всего теперь хотелось отдыхать.
- Можно и так сказать, - в темноте не было видно, но шериф был уверен – арестант улыбчиво щурился, а глаза, наверняка, вовсе не веселые. Аркано был безумен, в этом сомнений уже не оставалось. Разум сохранился в этом поехавшем мире только у шерифа Крайней деревни.
- Ладно, - согласился Винсент. – Как знаешь. Только если родишься летающим волком, не таскай из моей деревни телят, не то я лично всажу тебе пулю в задницу.
- Если узнаете, конечно, - миролюбиво согласился Аркано. – К тому же, я стану вегетарианцем.
Шериф расхаживал по избе, поочередно сверля взглядом то арестанта, то своего помощника. Оба они спали. Джерри, в отличие от предыдущих дней, не метался в жару, а спокойно посапывал, иногда подгребая под щеку подушку. Аркано неподвижно вытянулся на топчане и выглядел почти мертвым.
Пока – только почти.
Шерифу оставалось только скорчиться на полатях, но каждый раз, останавливаясь у печки с намерением наконец-то отдохнуть, он вспоминал предупреждение Аркано и почему-то тут же передумывал. Начинал ходить снова, будто бы не ныли перегруженные за день мышцы.
Винсенту было плохо. Хотелось разговаривать, да хоть с вороной кобылой, не худший, кстати, собеседник. По крайней мере, от кобылы не стоило ждать подлостей, она не могла сдать священникам, хотя шериф уже и этого не очень боялся.
На худой конец годился Яков, и совсем не годился староста, чей дом Винсент мог видеть, прошагивая через открытую камеру мимо окна. Пару раз останавливаясь, прислушиваясь к дыханию арестанта. Или его отсутствию.
Как будто он опять впал в транс, такой же, в каком его привезли.
Сколько шериф знал Януша и Джо, издеваться над пленниками те не любили. Даже когда требовалось. А в крайнем случае Джо, до Этого бывший водителем автобуса, осаживал озлобленного из-за жутким образом искривленной спины Януша. Янушу было под тридцать, Джо – к шестидесяти.
С Джо бы Винсент, наверное, тоже смог поговорить. Если бы точно знал, что именно начнет рассказывать. Насколько глубоко зароется. И Джо, пожалуй, даже смог бы дать дельный совет. Потому что шериф, несмотря даже на прожитые полвека, не находил в житейской мудрости утешения, а мораль давно никто не спрашивал – слишком уж не вписывалась она в нынешние законы. И это еще при том, что Винсент считал: мир все-таки не обречен, напротив, он очистился и обновился, и рано или поздно священники, похоже, последние пережитки давно ставшей призраком цивилизации, отомрут, уступив место более… более КАКОЙ власти?
С некоторых пор Винсент, шериф Крайней деревни, перестал говорить о политике, хотя раньше, будучи неплохо подкованным в этом противоречивом предмете, не без удовольствия отстаивал свое мнение в шумных спорах со старостой и ему подобными. Пара-тройка обоснованных примеров из мировой истории обеспечивали шерифу безусловную победу и обильную еду. Пить – он не пил.
С того времени, как шериф начал составлять историю пост-апокалиптического мира, хвалиться своими знаниями к месту и ни к месту он перестал. Потому что чем больше собиралось у него информации, тем больше хотелось, и уже недалеко были запретные территории – и в прямом смысле, и в переносном.
Скоро он докопается до истинного устройства вещей в нынешнем мире. А это не всем и не всегда нравится. Одно дело, если бы речь шла только о голове. Пускай. Но кто, если не он, может быть, последний по эту сторону пустоши дипломированный историк, составит хроники?
Про научный труд не знал, естественно, и Джерри.
Интересно, а что бы сказал Аркано? Они ведь, в самом деле, очень похожи в своем упорстве. Каждый до сих пор занят своим делом, нравится это нынешней власти или нет. И признайся шериф в своей маленькой слабости, болтаться ему на виселице рядом с не желавшим прекращать лечить доктором. Тогда все зря.
Поэтому Винсент старался быть осторожнее.
Старался отделять науку от людей, пусть его наука, как и медицина – она о людях. О таких, как он сам, пусть и не в первую очередь, о таких, как Рэй Аркано. Кто знает, не достанется ли ему лет через пятнадцать абзац-другой в житиях святых. О таких, как отец Кристобаль Куэрво Аманесьо, прозванный за манеру одеваться и вторую фамилию Вороном. Даже о бандитах, чьи имена шериф терпеливо вносил в хроники, вычеркивая по мере того, как они встречались с отцом Аманесьо или иным ревностным блюстителем порядка.
Сам про себя шериф называл свой научный труд «хрониками ковбоев апокалипсиса». Просто он всегда любил вестерны.
Винсент сделал еще один круг по избе, прислушиваясь к легкому поскрипыванию половиц под ногами. К ровному, разве что с хрипами, дыханию спящего приемного сына. К неслышному – арестанта.
Ей богу, он все равно хотел его отпустить.
Даже несмотря на то, что давно еще убедился – это ничего не изменит. Даже если ему, в отличие от джерриной матери, сбежать удастся, поймают в другой раз. История – она про людей, но люди все вместе – это уже мир, а у мира, увы, слишком много паршивых и неизбежных закономерностей.
Винсент тяжело вздохнул и принялся натягивать сапоги. Пока возился с обувью, совсем вспотел, хотя это было скорее от понимания, к тому моменту, как он взялся за дверную ручку, переросшего в уверенность. Да, он сделает это опять.
Винсент вышел, оставив тюремную избу не запертой.
Вечер был холодный, и оттого в небе над деревней было особенно много звезд. В их ярком свете шериф сначала увидел ритмично наклонявшуюся и поднимавшуюся фигуру, а уж потом услышал характерное «хрясь», сопровождавшее ее движения. Староста рубил мясо на колоде у поленницы возле своего дома, охал, ахал на вдохе и тихо ругался на выдохе. Заледенелая баранья нога отзывалась деревянным звуком, разве что не трещала, как сухое полено.
Винсенту сделалось не по себе.
Конечно, в относительной темноте, через улицу Йохан не мог видеть, закрыл шериф свою избу или не закрыл. И тем более нег мог услышать, потому что сам производил более чем достаточно шума.
С другой стороны, было не так уж темно. И староста давно подозревал его в излишней мягкости. Это еще притом, что десять лет назад Йохана в Крайней деревне не было.
Шериф глянул зачем-то себе за спину, туда, где затаилась тюремная изба, потом выдохнул и зашагал к старосте.
- Супчик ожидается? – громко поинтересовался он.
- Привет, - обрадовался староста и с видимым облегчением вогнал топор в колоду. Криво. Баранья нога с недоразрубленным суставом соскользнула в снег, где и успокоилась. – Заходи в гости.
- Обязательно.
- А вообще, Винс, сегодня заходи. Как ты там не свихнулся совсем, целыми днями в своей избе с психом.
- Ты забыл больного, - напомнил Винсент, поглядывая то на измаранные темным рукавицы Йохана, то на ярко-оранжевый отсвет, который бросало на снег окошко старостиной избы. – Я временно живу с психом и больным.
- Винс, а, Винс… - блеклые глаза Йохана вперились в район воротника шерифовой дубленки. –Тут всякие разговоры ходят, вряд ли ты их слышал.
- Хочу супа. Срочно! – провозгласил шериф, не по возрасту резво заскакивая на веранду. – Или даже не супа.
Староста кивнул, подхватил недорубленную ногу, отряхнул и последовал за шерифом.
В избе у Йохана сильнее всего пахло капустой. Этот запах, казалось, имел цвет, и был тот то ли зеленоватый, то ли немного желтый. В любом случае, у самого Винсента в тюремной избе до такой степени не воняло, потому что погреб занят был конфискатом, старой упряжью и оружием, а не подгнивающими кочанами капусты.
Шериф со старостой скинули дубленки. Йохан корячился, избавляясь от валенок, а вот Винсент сапоги снимать не стал, опасаясь того, как тяжко будет минут через пятнадцать их надевать.
К стене с окном был придвинут широкий, гладко выструганный стол, посредине которого стояла миска с лепешками, а возле нее, с ногами забравшись на лавку, кормилась третья по старшинству старостина дочка. С виду ей было лет пятнадцать, может, немного больше. На угловатом теле болталось платье, явно доставшееся от кого-то из старших. Винсент поздоровался, весело напомнил, что были времена – качал девку на коленках.
Подумал, что рано или поздно случатся у старосты и внуки, а доживет ли он сам до такой радости - неизвестно. И будет ли у него право звать джерриных детей своими внуками.
Йохан шикнул на девочку, та немедленно убежала в отгороженную половину избы, ту, что служила всем пятерым дочерям спальней. Староста рухнул на лавку, цапнул с тарелки лепешку, сжевал и облизал губы.
- Угощайся, - посоветовал он. – Сейчас старшая вернется, скажу, чтобы супу подогрела. А мы пока как раз переговорим.
- Подождем, - согласился шериф и завалился локтями на стол. – Что там за разговоры про меня ходят?
Староста потянулся, заговорщицки заглянул в глаза. Винсент выдержал.
- Я к тебе по-дружески, ты же знаешь, - заоправдывался Йохан. – Ничего, ничего…
Шериф помолчал, ожидая, когда же перейдут к сути. Случилось это минут через пять, когда староста счел себя достаточно обезопасившимся от любых обвинений.
- Значится, Винсент, что копаешь ты там, где не следует и сочувствуешь тому, кому не нужно. Вплоть до страшной мифической оппозиции. Я тебя понимаю, сам не вчера родился, но бога ради… зачем это теперь?
У шерифа появилось поганое предчувствие, а еще вспомнились имена двух проводников, с которыми он вроде как сотрудничал. В принципе, хранителями чужих тайн те не нанимались.
- Вот завтра-послезавтра приедет отец Аманесьо, надеюсь, доживем до этого и переживем тихонечко. Ведь верно?
Винсент оптимистично угукнул.
- А кто говорит? – уточнил он.
- Да всякие кривошеие. Не ахти, какой источник, но Винс… давай без фокусов, а?
- Выходит, некто кривошеий рассказал тебе про мои фокусы?
- Рассказал, хотя я и раньше часть истории слышал. Дескать, казнили десять лет назад одну докторшу, а ты ее пытался отпустить. Но не вышло. И что детеныш у нее был четырехлетний, рыжий, как смертный грех. Это ты его Джерри назвал, или так было?
- Было, - устало вздохнул шериф. – И что с того? Думаешь, я всех докторов отпускаю?
- Опасаюсь, - признался Йохан. – Да только это не все. Помнишь, стали у нас всякие трупы возникать?
- Ну.
- Так вот, скажи мне, как шериф старосте, какого ж хрена они именно вокруг нашей деревни валяются?
- Да пес бы их знал. Йохан, я нить теряю. Про трупы отдельный разговор. А вот про меня… Ну, узнал ты, что случилась у меня с арестанткой интрижка, так это ж когда еще было. Поверь мне, с полудохлыми китайцами у меня такого не бывает. Еще что-то?
- Про интрижку-то я знал.
- Э-э-э?
- Догадывался.
- И что дальше-то? В итоге?
- Тебе нужны итоги? – хмыкнул Йохан. – Не знаю, не могу просчитать.
Шериф скорчился и решил, что староста, скорее всего, был ученым, не слишком приспособленным к жизни и не слишком преуспевшим в основном своем занятии. Земледелие давалось Йохану не то, чтобы хорошо, но, во всяком случае, и не отторгало так явно, как самого шерифа.
- Ну да, выкладки, - уточнил Винсент. – Хоть что-нибудь, отчего можно плясать.
- Пляшут от печки, - напомнил староста. – Итоги у нас, друг шериф, совершенно неутешительные. Даже предварительные. Народ мрет, врачи шастают, а куда смотрит деревенское начальство… в дырку в сортире, не иначе.
- А, так тебе тоже светит? – обрадовался Винсент.
- Светит, еще как. Так что не усугубляй. Пока что при хорошем раскладе обойдется, при плохом – полетят наши зады с насиженных постов. А если один мой знакомый шериф решит повторить свои подвиги десятилетней давности… Вместо задов будут головы, что значительно хуже.
Шериф многозначительно хмыкнул.
- Насиженные посты, если по-твоему, это как раз сортиры. То есть ты предлагаешь заранее спрятать головы в упомянутые дырки, дабы их не отделили от тел?
Староста нервно усмехнулся и ничего не добавил.
- Понял, - шериф, наконец, дотянулся до лепешек и забросил одну в рот.
Думал Винсент о том, имеет ли еще смысл последовать предупреждению, столь вовремя поданному, вернуться и запереть тюремную избу, или уж пойти до конца. А может быть, уже и смысла-то не имеет, и от заботливо прикрытой двери идет цепочка свеженьких следов к конюшням, где не хватает седла и вороной кобылы.