Страница 13 из 16
Ричи, если только тот не совсем дурак, должен был позаботиться, чтобы обессилевшую сидову тушу сгрузили в сани, предварительно хорошенько связав. Или, на худой конец, приторочили к седлу Изверга на манер тюка. Правда, для этого требовалось к Извергу подойти, но возможно, как раз хозяйское тело и послужило бы приманкой.
И в то же время, ощущение правильности происходящего сделалось таким сильным, что Сид даже позабыл на время, что нос у него не работает по-прежнему. Или нюх ожил, но в проклятом коридоре нет ни единого запаха?
Сид поднялся, в этот раз не стал тратить время на ощупывание и простукивание, а сразу направился вперед, туда, где возможно кончался коридор, и ждал кто-то. Вереница машинально бросил руку за спину, уже зная, однако, что карабина там нет, это легко определялось и так.
Кто бы там ни был. Вереница очень хотел поговорить, и, прежде всего, поинтересоваться в невежливой форме, чего это с ним творится. Иной причины напасти он и предположить не мог. Белый коридор, пустота, пресность – и вот результат, то нюха у него нет, то руки-ноги отказывают.
- Выходи! – добавил Вереница, вдарил по стене кулаком.
Почему-то казалось, что в белый коридор он ненадолго.
Он решил пробежаться.
Сид выставил руки перед собой, растопырив пальцы. Перехватить, задавать немалым весом жилистого, костлявого тела. Пусть только покажется. А уж там, наступив сапогом на горло, можно будет поговорить.
- Чего тебе от меня нужно?
Пока что.
Туман сделал шажок назад.
- Ты кто? – не унимался Вереница. - Ладно, слушай. Если честно, у меня достаточно проблем и без того, чтобы трепаться посреди какой-то ерундовины с какой-то еще большей ерундовиной. Особенно если она говорить не хочет. Ты покажись уже или иди своей дорогой.
Туман полз по сапогам. На снег он был не похож. Сид ждал, одной только силой воли заставляя себя оставаться на месте.
В книгах про такое не писали. Разве что в тех, в которые не верилось – даже до Этого не могло такого происходить. Сид и не верил, предполагая, что истории эти – нечто наподобие сказок, которые рассказывают детям на ночь. Вот в сказках туман вполне мог разговаривать, а тут, в белом коридоре, он висел у сидовых ног и ничего больше не делал.
Висел и все тут.
- Меня там, наверное, уже на виселицу определили, - недовольно заметил он, подумав, что вполне возможно, так оно и есть. Это если поверить, что тело в одном месте, а он в другом. Верить в такое не хотелось, но за неимением иных идей Сид готов был согласиться и на эту.
А потом Сида посетила еще более неприятная мысль. Что если на самом деле белый туман был не более чем белым туманом, и он, как идиот, с туманом разговаривает. И что вообще – он попал в белый коридор по ошибке, и это ничего не значит, и это не судьба, а просто такой сон, и нос у него просто так отнялся. Может, он и не был рассчитан на всю жизнь.
- Чтоб тебя, - сплюнул Сид и понял, что у него не хватает духа даже выругаться.
Коридор не менялся. Никто не пришел.
Или не было никого, и случилось все просто так, словно второе Это, и что хочешь теперь, то и твори?
Но следом полз, не отставая. Видимо, на полу ему было не удобно, так что он перебрался на стену, а потом и вовсе решил стелиться у Сида над головой. А тому было теперь интересно, где может быть такой коридор на самом деле. Нет, ни единого целого города не осталось. Сгорели все до единого, расплавились и растеклись, а что вдруг осталось – стояло теперь обугленными остовами и смердело ядовитым дымом за много километров. Значит, не в городе. Но где тогда?
Он решил верить, что это все-таки судьба.
Как говаривал Дедуля, заблуждаешься ты в любом случае, вопрос только в том, сколько еще людей заблуждаются точно так же. Если мало – ты изгой, преступник. Не хочешь? В отшельники подавайся и дело с концом. Если много – ты часть стада. Не нравится?
И уж Сид знал, до чего часто этот карабин давал осечки.
Жаль, Дедуля ничего не говорил о том, как действовать, если оказался с отнявшимся нюхом в каком-то белом коридоре, над головой ползает то ли разумный, то ли нет туман, и не знаешь даже в теле ты или на небесах.
Ее не было, Сид точно помнил, не было. А потом просто стала дверь. Не возникала из воздуха, не выдвигалась из стены. Туман дополз до нее и стек в щель, которой, как понял Вереница, приглядевшись, не было и быть не могло.
Гладкая. Как и все здесь. Белая, разумеется. Прохладная, скользкая. Непрозрачная. Закрытая.
Оказалось больно даже через толстый меховой сапог. Сид запрыгал на уцелевшей ноге, бранясь и сплевывая. Дверь, в ответ на удар, который свалил бы с ног и небольшую лошадь, даже не потрудилась загудеть.
Веренице приходилось плавать, и хотя получалось у него это более чем скверно, в случае чего удержаться на воде он мог. Но Сид уж никак не ожидал, что эти хлипкие навыки пригодятся ему в белом коридоре, который почему-то перестал быть коридором и сделал это как раз, когда измученный и злой Вереница решил прилечь на полу. Не в ожидании нового и занимательного поворота колеса бреда, но просто, чтобы отлежаться да поразмышлять. Лучше думалось всегда лежа.
Меховые сапоги, штаны, дубленка – все, что находилось в воде, оставалось сухим. С другой стороны, вода, заливавшаяся ему в рот и нос, была вполне мокрой и настоящей. И пару раз он уже едва не захлебнулся.
И это было даже не смешно. Кругом молоко, а кроме него ничего не разглядеть, особенно такими глазами. А нюх… да что теперь нюх. Пора перестать на него надеяться.
Сид, который надеяться на чью-то помощь был не приучен, додумался орать только тогда, когда сделать это едва представлялось возможным. В горле у него жгло от набранной через нос воды, а вместо крика получалось бульканье.
Потом пришлось вдохнуть. В тот момент, когда Вереница вытолкнул себя на поверхность молочной воды, расширил ноздри, уровень воды возрос. Резко, без объяснений, без всякого предупреждения. Накрыло с головой, много выше.
Холодной вода не была, скорее даже теплой. Малое облегчение, если нечем дышать.
Нырять он никогда не пробовал. Но по ощущениям, еще полминуты, и окончательно стемнеет в глазах. А потом Сид кончится.
Сил оставалось до смешного мало. К поверхности он не добрался, а энергия, приданная страхом, иссякла. На этот раз Сид пошел ко дну осознанно, припоминая, что там полагается думать по дороге на тот свет.
А потом Сид решил, что он всего лишь очухается. Как тогда. И желательно при этом не вспоминать, что в прошлый раз воды не было.
- Ну и ладно, - вяло подумал Сид и вдохнул.
Затем Вереница увидел человека. Тот был вроде бы молод, и белая одежда, чуть отливающая тусклым серебром, делала его только моложе. Его волосы, тоже почему-то серебристые, ловили частицы молочного цвета и причудливо отражали их. Сид хотел бы рассмотреть и лицо, но зрение не позволяло – поэтому то оставалось лишь смазанным бликом серебристого и белого.
- Не знаю, - мягко отозвался серебристо-белый, и его голос показался Сиду очень усталым.
- Не знаю.
- Наверное, - кажется, серебристый изо всех сил старался не смеяться. Себя Сид смешным вовсе не находил.
- Меня зовут Адриан, - отозвался белый. – Доктор Теру Адриан. Я тоже делаю разную работу.
- Вы врач?
- В каком именно?
- Тумана быть не должно, а чего необычного в том, чтобы побывать в коридоре?
- Адриан, а чего это за место такое вообще?
- Согласен, я не имею привычки внезапно появляться посреди лабораторий, - рассеянно согласился Вереница, а потом замолчал, сосредоточенно принюхиваясь. Нос не заработал.- Ладно, рад знакомству. А мне куда теперь?
- А они меня не видят, - наобум предположил Сид. – Я твое личное привидение.
- Чем дальше, тем веселее, - прокомментировал Вереница. – Я, если что, почти слепой. Не хочешь, чтоб я вам тут все свалил – будь другом проводить, где мне лучше посидеть…
Сид, переставляя ноги так, словно все еще находился в воде, потащился за Адрианом туда, где было тоже белое, но с какими-то затемнениями, и наверное, там можно было сидеть. Вереница намеревался получить объяснения.
- Так зачем звали? – спросил он напрямую и принялся чесать украшенный корявым шрамом нос.
- Сильно, - похвалил Сид. – Я тут тоже за собой стал замечать, что неладно как-то с головой. Представляешь, еду себе на коне по степи, зима, значит, у нас, и вдруг отказывает у меня нос. Не сразу, конечно. Сначала руки-ноги, а потом уже и нос. Все по очереди. Вот я и жду теперь, когда носова очередь закончится.
- Мои, - не нашел ничего лучшего сказать Вереница. – Мои руки, мои ноги. А что такого?
- Рад за тебя, но со мной не сравниться.
Рано или поздно Адриану это надоело, и он повернулся к Веренице снова лицом. Теперь он был так близко, что и Сиду удалось хоть маленько рассмотреть черты собеседника. Вроде бы, тот был азиатом, хотя никогда раньше Веренице не приходилось видеть азиатов со светлыми волосами. Наверное, в белых коридорах водятся исключительно такие.
- Нормально одет, - пробурчал Сид. – Теплая одежда, почти что новая. Ну,правда, вот дубленка, но это меня летающий волк порвал…
- Летающий, с обычными я не дерусь.
Солома колола в шею и щекоталась за воротом. Сид понял, что проснулся.
- Кобылы паршивой, - отозвался Сид. – Какого лешего надо было…
- Адриан…
- Ну, хорошо, хорошо, - сдался Вереница. – Полежу, так уж и быть.
- Да кто приехал-то? – уточнил Яков, занятый в тот момент нарезкой только что испеченного капустного пирога. Немногочисленные посетители – подпивший, нервный Януш, двое фермеров и забулдыга – подняли головы, не то привлеченные ароматом свежей стряпни, не то потревоженные шумным гонцом.
Януш вскочил так, что лавка, тяжелая, из листвяка, ухнула об пол, отдавив проводнику заодно и ногу.
Пирога было жаль, но таков обычай. Трактирщик отложил нож, которым уже наладился рассечь выпечку на равные части, выцепил над стойкой свежее полотенце и накинул на дощечку. Сверху аккуратно переложил пирог, ухватил покрепче и, тяжело переставляя больные ноги, побрел на улицу.
Со стороны ворот - их уже отперли, отогнали коз – двигалась торжественная процессия. Конные, один со знаменем, которое все равно не разглядеть в плотной зимней темноте, остальные почтительным эскортом вокруг запряженных парой саней. На тех что-то свалено, не рассмотреть, а впереди всех, на большом коне, стоя в стременах – сам отец Аманесьо, прозванный почему-то Вороном.