Страница 46 из 68
Все же мы их догоняли. Казалось, еще не более получаса, и я, наконец, увижу свою любимую козявочку, которую уже больше никогда от себя не отпущу. Мы были уже почти на самой границе с Волиссией, на границе с той самой беспокойной ее областью, которую прочили в приданое волисской принцессы. Я не тратил время на то, чтобы теряться в догадках, зачем мою занозу везут туда, а не в Вальну, однако ответ на этот вопрос получил очень скоро.
Бранд лишился лошади, Ферт был все еще верхом, тем не менее, они оба умудрялись держаться против целой дюжины противников.
Тририхтцы! Одна из тех наглых и трусливых банд, что время от времени скатывались с гор, в которых прятались, и нападали на пограничные деревни или недостаточно защищенные караваны. Но что они делали на границе между Волиссией и Стратиссом, так далеко от своих нечистых нор?! Я похолодел.
«Что, если банда не одна?! Ведь там впереди заноза!»
Бравый отряд Яросельской смел банду, напавшую на Ферта с Брандом, за несколько минут, но я уже не обращал на плененных головорезов внимания.
— Где?! — крикнул я Ферту, пуская коня в галоп, и не жалея ни себя, ни скакуна, отправился в указанном направлении. Волиссцы, видимо, уже пересекли границу — я на метки не обращал внимания — и полагали, что поэтому могут ехать не спеша. Но мне были уже неважны и границы, и дипломатические отношения, и торговые договоренности.
— Стоять! — гаркнул я, приближаясь. Шесть вооруженных мужчин развернулись ко мне, но и это меня не волновало. Перехватив руку с мечом первого, кто поднял его на меня, я, выхватив оружие, сбросил наглеца с коня на землю и парировал удар второго подоспевшего ко мне идиота. Впрочем, драться с ними я не собирался. Стоило гвардейцам Яросельской подоспеть, я оставил волиссцев им на расправу, а сам, спешившись, поспешил к остановившемуся экипажу. Горя нетерпением, я распахнул дверцу, чтобы уставиться в испуганные глаза какой-то белобрысой девицы. Занозы в карете не было.
Глава 18
Рина
Резко распахнулась дверца экипажа, и перед нами предстал какой-то незнакомец.
— Почему две?! — грозно вопросил он каркающим голосом с очевидным акцентом, прежде чем мы сами смогли его разглядеть.
Подбитый мехом короткий камзол — и это летом, в жару! — кожаные штаны, забранные в хвост белые до синевы волосы и почти такие же светлые глаза. Тририхтец!
— Ее Светлость приказала, — пробасил старший из наших конвоиров. — В довесок.
Мы с Далией инстинктивно забились в угол кареты, но тририхтец на наше движение никак не отреагировал.
— Довесок не нужен. Которая наша? — спросил он, бросив быстрый взгляд на Далию, затем на меня.
— Тощая, — ответили снаружи, и рука незнакомца немедленно потянулась ко мне.
— Нет! — ответила я, заламывая наглую конечность, отчего тририхтец взвыл от боли. Праздновать победу, однако, оказалось рано. Чтобы скрутить руку первого тририхтца мне пришлось встать с сидения и развернуться к нему лицом, поэтому, когда второй открыл противоположную дверь, я оказалась к тому спиной. Ни обернуться, ни толком испугаться я не успела, так как прежде почувствовала, как чужая ладонь крепко ухватила мою шею, потом ощутила давление чужого большого пальца, а затем наступила темнота.
Сколько я пробыла в бессознательном состоянии, не знала, но очнулась снова в темноте. Уже наступила ночь?! В попытке понять, где я, задергалась, но движения что-то стесняло, будто я находилась в каком-то коконе. К тому же что-то заставляло меня постоянно подскакивать, отчего я больно ударялась и животом, и коленками о нечто очень твердое. Неудобство положения, боль, да и, что говорить, страх не давали спокойно обдумать создавшуюся ситуацию, и я лишь пыталась дрыгать ногами, которые оказались относительно свободны по сравнению с другими чем-то скованными частями тела.
Постепенно в парализованное страхом сознание стали проникать звуки окружающего мира, и я внезапно осознала, что слышу лошадиное ржание, стук копыт прямо под собой, а где-то издалека доносилась еще и людская речь, правда, слов было не разобрать. Также скоро стало понятно, что я лежу поперек лошади, привязанная к седлу и полностью завернутая в какую-то тряпку, наподобие той, которой обматывают тюки. Дрыгаться я сразу перестала, так как выпутаться из тряпки это бы мне не помогло, а вот упасть под копыта несущейся во весь опор лошади мне совсем не хотелось. А скачка рано или поздно должна была прекратиться, и тогда можно было попробовать вырваться и сбежать.
Ответ на вопрос, кто меня похитил, я уже знала: тририхтцы! Вот только….
«Зачем я тририхтцам?! Что с Далией?! Где злыдень?!»
Если последний вопрос вызывал во мне бурю негодования и обиды — меня похитили, а он и в ус не дует! — то первый самый настоящий страх. Я не могла не вспомнить, что по приказу тририхтского хана когда-то пытались похитить мою маму. Неужели, я должна была пойти по тем же стопам?
«Вот только, кто меня спасет?!»
Пока никто не спешил, и мне оставалось только глотать слезы и кусать губы от страха и злости. Вслушиваться в то ли разговоры, то ли перекрикивания моих похитителей я не пыталась, так как тририхтского языка не понимала, однако сразу уловила момент, когда эти крики стали громче и злее. Вместе с этим мы, казалось, поскакали еще быстрее, отчего меня еще более нещадно било об лошадиную спину, но я уже не думала о том, где и сколько синяков у меня из-за этого появится.
Мои похитители были взволнованы, убегали, а это означало только одно — нас догоняли.
«Быстрее!» — молила я злыдня, так как почему-то была уверена, что это он.
Внезапно мою лошадь резко остановили, отчего я больно ударилась боком обо что-то твердое — кажется, какую-то часть седла — и меня рывком — словно я, действительно, была каким-то тюком с тряпками — стащили вниз, небрежно бросив наземь. Я затрепыхалась, но меня тут же придавили чем-то тяжелым — наверное, наступили сапогом — вызвав волну неистового возмущения:
— А ну, отпусти меня, чучело бледноглазое! В жабу превращу! Нет, чтоб тебе тараканом всю жизнь пресмыкаться! Чтоб тебя цапля съела и не подавилась! — кричала я по-волисски, а затем по-стратисски, но похитители на мои угрозы не обращали никакого внимания. То ли неслышно им было, то ли других наречий, кроме своего не понимали.
Между тем, тририхтцы прекратили переругиваться, меня снова подняли вверх, но взвалили в этот раз не на лошадь, а на плечо. Очень хотелось извернуться и ударить гада, но неожиданно я осознала, что что-то изменилось. Исчезли крики, ржание лошадей, а позабытый мною кулон, который мне подарил злыдень, внезапно нагрелся, казалось, едва ли не до волдырей обжигая кожу. Продолжалось такое состояние, однако, недолго. Не прошло и нескольких секунд, как жжение прекратилось, однако даже ничего не видя, я ощущала, что нахожусь уже в совсем другом месте. Отпускать, тем не менее, меня никто не торопился. По-прежнему держа меня на весу, мой похититель, судя по моим ощущениям, куда-то пошел, о чем свидетельствовал и гулкий звук его шагов.
— Пусти! — я затрепыхалась. — Пусти, я говорю, а то прокляну!
Но в ответ мне лишь сдавили ребра, отчего стало тяжелее дышать. Однако я пыталась вертеться и дрыгать ногами — пару раз мне даже удалось достать носком туфли какую-то часть тела похитителя — но безрезультатно. Лишь когда мы достигли места назначения, меня, наконец, спустили на пол. Каблучки моих туфель стукнули о каменный пол — об пол, а не о траву, землю или песок — и я окончательно убедилась в том, что находилась совсем не там, где в тот момент, возможно, разворачивалась битва за мое спасение.
— Наконец-то! — казалось, вдалеке раздался недовольный мужской голос, говоривший на волисском словно на родном. Послышались гулкий перестук подбитых каблуков и шарканье кожаных туфель, что означало, что к нам приближались, как минимум, двое.
— Что это?! — тот же недовольный голос. — Сними!
Оказалось, относилось это к намотанной на меня тряпке, которую тут же, не особо заботясь обо мне, начали разматывать, отчего я закружилась вокруг своей оси, а когда ее все-таки с меня сняли, не удержала равновесия и села на пол.