Прокляты лесной девой

Прокляты лесной девой

Крутень Мария

Пролог

Княжеский терем, как всегда был полон загадок и тайн. Вот казалось, сейчас во время бала все придворные и гости должны быть внизу, в большой зале, где по очереди играли музыканты обеих стран, а весёлая толпа плясала то под разудалые мотивы Волиссии, то под чинные мелодии Стратисса. Но, нет, к какой бы двери комнат второго этажа не прикладывала я ухо, отовсюду слышался шум голосов или просто чувствовалось, что там находятся люди. Неужели, им всем поговорить больше некогда?! Разве что сплетничают о ком-нибудь или заговоры строят, не иначе.

— Ну что там?! — едва слышно, но нетерпеливо спросил мой спутник, дыша в другое ухо, отчего волосы на затылке едва ли не вставали дыбом, а тугой узел внизу живота скручивался ещё сильнее.

— Занято! — раздражённо ответила я ему шёпотом и направилась в следующей двери.

— Опять?! — неверяще прошипел тот. — Кузькин хряк, да, что они там все делают?! — задал он вопрос, который, впрочем, интересовал и меня тоже. — Я уже не могу терпеть!

— А как же стратисская хвалёная выдержка? — я всё-таки не удержалась от язвительного комментария. За этой дверью, казалось, было пусто, но нужно было ещё раз проверить.

— Да я уже почти три часа терплю! — возмутился парень, едва удержавшись от того, чтобы ударить кулаком по двери. — Тебе хорошо, что у женщин нет такого, — посетовал он несколько обиженно на кажущуюся ему несправедливость.

— С чего ты взял? — удивлённо обернулась к нему. Хотя, впрочем, что тут удивительного, ведь этот зазнайка исключительного мнения только о самом себе.

— Ты серьёзно?! — напряжённо спросил невтерпёжник, едва ли не прибив меня своим телом к двери и искательно заглядывая в глаза. — Ты …. тоже?!

Хотелось хмыкнуть, но получилось только шумно выдохнуть.

— Не мешай! — оттолкнула парня и, вытащив шпильку из уложенной на голове глупейшей причёски, стала ковыряться в замочной скважине, стараясь не обращать внимания на шумное дыхание подельника за своей спиной. Наконец, в замке что-то щёлкнуло, и я толкнула дверь вовнутрь. В неизвестном помещении было темно, но света исходящего от ламп в коридоре было достаточно, чтобы понять, что это не комната, а какая-то каморка, заполненная то ли старой, то ли редко требуемой одеждой.

— Что за …. — но не успела я возмутиться открывшейся картиной, как не сдерживающий себя больше извращенец втолкнул меня в царство пыли, нафталина и моли, и закрыл за собой дверь, отрезав, таким образом, нас от света, внешнего мира, а также от нравственности, рассудка и, в целом, здравого смысла.

— Это же чей-то гардероб, — пыхтела я, пытаясь воззвать к здравому смыслу парня, но тот уже вслепую пытался расстегнуть на мне платье и одновременно найти мои губы. Я вертела головой из стороны в сторону — не то, чтобы я была против, но просто хотелось, чтобы помучился, а то выдернул меня с бала, не дав станцевать даже пары танцев. А ведь, если во время первого бала на меня смотрели, в основном, с недоумением, проходя мимо к более представительным девицам, то в этот раз — я это чувствовала — меня хотели многие. И этот гад тоже это почувствовал! Иначе, почему он так злобно пялился на меня все время, пока шла торжественная часть сегодняшнего мероприятия, а едва только начались танцы, умыкнул меня под первым пришедшим ему в голову надуманным предлогом.

Сообразив, наконец, что иначе не справится, он обхватил руками моё лицо, припав своими губами к моим, с каждым мгновением впиваясь всё глубже и заставляя забыть об окружающей действительности. Знал, змей, что его поцелуи на меня так действуют и бесстыдно пользовался. Дождавшись, когда моё сознание начнёт уплывать в блаженные дали, он стащил с меня платье, оставив его скомканной кучкой на полу, через которую мы просто переступили, и принялся за бельё. Если в первые разы после того случая на праздник летнего солнцестояния, мне приходилось почти всё делать самой, то сейчас парень уже приноровился к расстёгиванию крючков и развязыванию завязок, не забывая, тем не менее, в сердцах ругать женские предметы туалета, иногда переходя на женский пол в целом. К моему счастью — да, в глубине души я сама себе в этом признавалась — он не знал о существовании аналогичных предметов гардероба, которые можно было снять одним движением руки, а если бы узнал, то я бы сама порвала его на мелкие кусочки. Потому что, это бы означало, что он развлекается не только со мной, а ещё и с кем-то из других фрейлин волисской принцессы. Странное ощущение — мне всегда казалось, что лучше бы мои глаза никогда его не видели, но в таких моментах, тем не менее, просыпалось неизвестно откуда взявшееся чувство собственности. Сама я, впрочем, тоже могла бы обзавестись подобными новинками, но это означало бы практически признание в том, что я с кем-то сплю, на что я была категорически не согласна. Пусть уж лучше этот гад потерпит, ведь это он и только он виноват в том, что с нами происходит.

Мои пальцы между тем ловко орудовали с пуговицами его камзола, который здесь называли кафтаном, затем поясом, рубахой, штанами. Всё летело в ту же кучу, куда-то нам под ноги. Сапоги он снял с себя сам, а вот я почему-то осталась и в чулках, и в туфлях. Извращенец, так я и знала! Обхватив своими крепкими ладонями мои ноги как раз там, где кружевная бахрома чулка едва касалась обнажённой кожи, он прижал меня к своему до предела возбуждённому телу и, оторвавшись от моих губ, перешёл к плечам и шее. Однако, мне хотелось, чтобы его плоть елозила не по моему животу, а в совсем другом месте, но только я собралась возмутиться, как, казалось, совсем близко раздался щелчок и мужской голос произнёс: — «Замечательно, нам здесь никто не помешает».

Я вздрогнула, но трущийся об меня развратник даже ухом не повёл, продолжая целовать так, что завтра там, наверное, появятся синяки, вынуждая изгибаться и самой словно по деревянному сучковатому столбу, которым он собственно и являлся, забираться выше, подставляя свою грудь под поцелуи.

Показалось? Нет. Темнота нашей каморки вдруг превратилась в слегка освещённый полумрак, и, изогнувшись ещё больше, я смогла обнаружить, что источником света служит небольшое забранное деревянной решёткой оконце в ещё одной двери, ведущей в другое помещение, до которого мы из-за моего нетерпеливого сообщника не добрались. Для извращенца появление источника света послужило лишь поводом для более собранного и целенаправленного лапания моего тела, но меня же насторожило.

— Тише! — успела шепнуть я ему, так как привлечённые странными звуками из гардеробной неизвестные, появившиеся в соседнем помещении, могли сюда заглянуть. Не то, чтобы это нам помешало. Появись здесь даже князь с княгиней и свитой придворных, мы бы всё равно не смогли остановиться, не доведя дело до победного конца, но подобного рода разоблачение нашего безудержного разврата грозило бы нам больше чем скандалом. Извращенец в ответ на мой призыв закрыл мне рот поцелуем, видимо, таким образом выражая своё со мной согласие, и тут же, резко приподняв меня за бёдра и ещё быстрее опустив вниз, насадил на свой такой твёрдый, что, действительно, казался деревянным сучок, заставляя дёрнуться, едва не задев ту самую дверь.

«Идиот! А если мы упадём?!» — обхватив остолопа руками и ногами, мне не оставалось ничего другого как двигаться с ним в такт и надеяться, что тот сможет довести нас до кульминации, не грохнувшись об дверь, которая была всего только в поларшине от моей спины, пустив насмарку, таким образом, все наши потуги по конспирации.

— Изнурительные усилия пока не привели к желаемому результату, — снова донеслось из-за двери уже раздражённым женским голосом.

«Мы работаем над этим» — хотелось ответить, напряжённо наблюдая, как капли пота скатываются со лба парня ему на нос, текут по скулам, капают на губы, и слизывая их оттуда языком.

— Не стоит отчаиваться, миледи, — произнёс уже мужской.