Прокляты лесной девой

Ради всего этого Дарину приходилось каждый раз задерживаться в Тририхте на неделю, а то и больше, а потом мчаться в Земью, чтобы обговорить вопросы со своим отцом. Изначально я сопровождала его в этих поездках, но те были слишком изматывающими, к тому же у меня все чаще и чаще случались не подконтрольные выплески магии, к счастью никому не навредившие, если не считать нескольких наглых личностей, вздумавших напасть на моего мужа.

Поэтому через некоторое время я решила уделить больше времени учебе у бабушки, оставив дипломатические маневры Дарину.

— Кажется, удалось достичь некоторых компромиссов и относительной стабильности, — выдохнул он мне в губы. — Посмотрим, как они будут справляться самостоятельно, но пару отрядов наших воинов я там оставил. Домой?

— Пожалуй, — я постаралась припомнить, не осталось ли у меня невыполненных дел. Вроде все сделала: заклинания отработала, зелье приготовила, зверинец покормила, оставалось только привести в порядок рабочий стол, за которым я готовила зелье.

Жить мы с Дарином решили в Ардоке, столь милом его сердцу небольшом северном городке. В Земье не захотели обосноваться ни он, ни я, так как там пришлось бы тратить слишком много времени на придворные обязанности, визиты «подружек» и прочих любопытствующих, а у нас его и так было слишком мало, на самих себя не хватало. Жить в тереме у моей бабушки не желал уже Дарин по каким-то так и не озвученным мне до сих пор причинам. Мне казалось, что он немного бабулю побаивался и, хоть это всячески отрицал, ревновал меня к Юде.

Бабушка встретила чудище и других магически измененных ханом животных с нескрываемым восторгом. Сама она, как мне призналась, никогда бы не решилась на подобные эксперименты, но с большим удовольствием изучила уже имеющийся результат. Над многими из них она поохала, назвав почившего тририхтского злодея живодером, немедленно избавив бедолаг от мешающих шипов и костных пластин. Тем не менее, некоторые из них избавляться от магоприобретенных свойств отказались. Например, крылатые зайцы, которые, выйдя на свободу, увидели неприкрытую зависть в глазах своих обычных лесных сородичей. Вдобавок к крыльям они отличались еще и крупными размерами и с готовностью предоставляли себя мне в качестве средства перемещения между Ардоком и теремом моей бабушки. Ардокская детвора до сих пор с восхищенным гигиканьем провожала меня, когда я взлетала над городом на крылатом зайце, и так же встречала.

Одним из тех, кто отказался меняться, был и Юда. Бабушка, изучив его, назвала заклинание на него наложенное, цельно-комплексным, то есть избавить его по отдельности от шипов или клыков не было возможности, только от всего сразу, вернув его к состоянию обычного несмышленого горного хомяка, при этом очень старого хомяка, так как срок жизни, отведенный ему природой, составлял всего три года, а Юде было уже двенадцать. Оставалось только смириться. Да и к клыкам он привык, и шипы уже не особо мешали. Чудище необычайно быстро влился в размеренное колдовское хозяйство моей бабушки, помогал с уходом за растениями, подготовкой ингредиентов, а мне с учебой.

— Гру-гру, — вот и сейчас он ткнулся носом в мою ладонь, давая понять, что все за мной приберет.

— Спасибо, Юд, — с благодарностью взглянула я на помощника, успев при этом перехватить ревнивый взгляд Дарина.

— Да, пора, — муж потянул меня к выходу из рабочей горницы. — И Феня, наверное, заждался, — добавил он, когда мы выходили в мой кабинет, заставив меня привычно покраснеть.

Уже на третий день нашего путешествия из замка бывшего хана в Стратисс, которое к слову растянулось на целую неделю, я удивилась быстрому росту феникса. И тогда Дарин мне с самым невинным видом сообщил, за счет каких эмоций тот прибавляет в росте. Я долго не могла прийти в себя от возмущения и смущения, но вскоре признала, что безопасность Стратисса важнее, да и как-то приятно стало от такого доказательства, что наша любовь настолько сильна, что может так быстро возродить родового духа. По возвращении в Стратисс феникс так и остался с нами в Ардоке, мотивируя это тем, что будет меня защищать во время частых отлучек Дарина. Звучало это несколько забавно со стороны существа ростом с месячного цыпленка и едва отрастившего настоящие, но пока еще короткие перья вместо пуха.

Впрочем, вскоре оказалось, что благодаря взятой им от меня капли крови я могу с ним мысленно общаться. Бывало, вечерами мы вели длительные беседы об истории Стратисса, о том, как духи сошлись с людьми и даже о тех темных тварях, что призывал, желая обрести магическую мощь, тририхтский хан. О многом, разумеется, феникс умалчивал. Например, о том, каким образом он свел знакомство с демоном, хотя то, что они знали друг друга с древних времен, было очевидно. Вытянуть ответы на интересующие меня вопросы из хитрого тысячелетнего существа было непросто, но я не теряла надежды. Кое-какие намеки удалось получить из нашего разговора о его лесных, водяных и прочих сородичах. Оказалось, что когда-то давным-давно они тоже жили в согласии с людьми, но однажды нашелся нехороший колдун, который связался не с теми силами — феникс не называл имен, но я сама догадалась — в результате чего погибла одна из лесных дев. Природные духи тогда ополчились на всех людей и погубили бы, если бы не вмешались остальные, поклявшиеся защищать кланы тех волшебников, что победили совершившего преступление колдуна. Лесные тогда от преследования людей отказались, но неприязнь сохранили. С тех пор утекло много времени и причина раздора забылась, но те по-прежнему пакостили людям. А феникс и другие хранили верность своему слову, несмотря на то, что ряды их редели там, где, как например в Волиссии, люди стали от магии и всего с ней связанного отказываться. Несмотря на всю эту тысячелетнюю историю, родовой дух Дарина был удивительно весел, оптимистичен — в отличие, например, от строгого и серьезного сокола моей бабушки — и горазд на проказы и каверзы. Больше всего он любил рассуждать о продолжении великокняжеского рода. На эту тему феникс мог рассуждать часами, каждый раз вызывая этими разговорами у меня смущение.

Стоило мне об этом вспомнить, как я почувствовала, что раскраснелась еще больше. Быстро отвернувшись, чтобы не заметил муж и не стал спрашивать, в чем причина румянца на моих щеках, я сделала вид, что потянулась за приготовленным зельем.

— Что это? — поинтересовался вдруг Дарин, одновременно любопытствуя и осторожничая. Видимо, еще хорошо помнил, про те зелья, которые я метала в бывшего тририхтского хана.

— Это зелье обездвиживания, — уверенно заявила я. На самом деле это было эффективное средство от простуды, но почему бы мне тоже не пошалить? — Одна капля, и человек не может двигаться целый час.

— Кхм…. — муж теперь смотрел на склянку оценивающе, словно смекал, куда может его использовать.

— Вот капну тебе в тарелку, а потом буду делать с тобой все, что пожелаю! — пригрозила я, но Дарин почему-то не испугался.

— Ты и так можешь делать со мной, что хочешь, — проговорил он улыбаясь.

— Правда?! — переспросила я, делая вид, будто не поверила.

— Правда, — честно ответил Дарин, и глаза его засияли почти как у бабушки, когда та призывала огонь.

— Я могу сделать так? — спросила я, осторожно дотрагиваясь до его губ.

— Да! — раздался в ответ радостный вздох.

— И даже так? — я, ловко развязав ему пояс, запустила ладонь под его рубаху и провела по обнаженной коже тяжело вздымающейся груди.

— Да, — выдохнул он глуше и, наклонившись, поцеловал меня у ключицы.

— И здесь можно? — я опустила ладонь ниже, борясь с собственным возбуждением и помня о своей цели.

— Да, — просипел муж еще тише и продолжил целовать еще слаще.

— И зелье новое на тебе испробовать можно?

— Да…. Что?! Ах! Хорошо, согласе-е-ен….

Теперь я уже сама накинулась на него с поцелуями. Зелье, которое я собиралась ему предложить, было, конечно же, не то, что я только что приготовила, а другое, заранее припасенное, предназначенное для двоих. Выпившая его пара на некоторый срок перемещалась сознанием в тела друг друга, и мне было очень интересно, что из этого выйдет.