Прокляты лесной девой

— Я?! — Катрина возмущенно подпрыгнула, и мне на некоторое время стало не до разговоров. — Да я! Да это я тебя на лопатки уложила и два фингала под каждым глазом поставила!

— Наоборот все было, — возразил я, отдышавшись, и попробовал найти ее губы.

— Неужели! — горячо дыша, снова заспорила она. — Я тогда тебя в два счета на лопатки уложила, и сейчас смогу!

— Как же?! Это я тебя на раз!

— Вот так! — одно движение и я, не сдерживая стона, упал на спину, признавая себя на время проигравшим. Довольная заноза надо мной склонилась, требуя контрибуцию, а я, одновременно прижимая к себе и оглаживая каждую клеточку ее тела, начал двигаться навстречу, решив, что ночь длинная, спор не закончен, и у меня будет время не раз еще доказать ей свою правоту.

Эпилог

— Семьдесят пять, семьдесят шесть, — я считала вслух, чтобы не сбиться. Уровень пузырьков в стеклянной конической реторте должен был достигнуть первоначального объема жидкости, и только после этого я могла добавить последний ингредиент.

Я внимательно следила за выгравированной на внешней стороне реторты шкалой, не обращая внимания ни на сопение сидящего у меня в ногах Юды, ни на шаги за своей спиной.

— Восемьдесят три, восемьдесят четыре, — продолжала считать я, не отвлекаясь ни на по-хозяйски обхватившее меня руки, ни на уткнувшийся мне в шею нос, обдавший горячим дыханием, ни на сменившие его губы. — Девяносто один, девяносто два-а-а, — шаловливые губы направились выше, к небольшой ямочке под ухом. — Дарин! — не выдержала я и, стараясь не обращать внимания на будоражащие томительные волны, окатывающие меня с головы до самых пяток, двинула локтем назад, но злыдень успел увернуться.

— Угр! — встрепенулся Юда. Пузырьки, наконец, дошли до отметки «сто», и я немедленно высыпала в реторту порошок из семян чашелистника. — Гру-у-у! — восторженно отреагировало чудище, и я не могла с ним не согласиться. Зрелище, действительно оказалось завораживающим: каждый пузырек лопался, распадаясь на тысячу разноцветных искр, а совершали они это по какой-то только им ведомой логике, выписывая своими вспышками затейливый узор.

— Катрина, — выдохнули мне в шею, но лишь убедившись, что реакция прошла как нужно, и теперь можно оставить зелье настаиваться, я закупорила сосуд пробкой и только тогда обернулась к мужу, встретившись с одновременно обиженным и лукавым взглядом.

— Я так торопился, выехал до рассвета, не позавтракав, обед пропустил, а ты…. — укоризненно покачал он головой, но глаза смеялись.

«Ну, погоди!» — решила я и старательно нахмурилась.

— Зато на принцессу поглазеть не забыл, не так ли? А то решил и сам счастья попытать? — поинтересовалась я, с удовлетворением отметив, как перекосило лицо злыдня.

С тех пор, как не стало тририхтского хана прошло уже три месяца, но проблемам им созданным, казалось, до сих пор конца края не видно было. И затронули они к всеобщему удивлению не только сам Тририхт, но и Волиссию. Слова демона о безвкусных потомках хана, не понятые тогда нами, оказались не красным словцом, а страшной реальностью. Триста лет назад, будучи еще волисским принцем Казимиром, хан сбежал в Тририхт, чтобы приобщиться к черному колдовству, оставив на родине жену и сына. Что случилось с его супругой, история умолчала, а вот сын, несмотря на то, что проклял бросившего его отца, недалеко от него ушел. Воспользовавшись удивительным внешним сходством со своим двоюродным братом, наследником, он после смерти тогдашнего короля тайно от него избавился и занял его место. Об этом никто не знал, кроме него самого, и не узнал бы, если бы отец узурпатора не связался с ненасытным демоном.

Тогда-то о своем происхождении и узнали король Волиссии Френзис, его отпрыски и ближайшие родственники, когда тририхтский хан поставил их перед фактом, что те обязаны ему прислуживать, иначе связанный с ним кровавой клятвой демон выпьет всю волисскую династию досуха. А потребовал от них демон ни много ни мало, а тотем родового духа стратисского Великого князя. Френзис же, вместо того, чтобы обратиться к соседу за помощью, не решился восстать против хана и придумал затею со смотринами, возложив похищение тотема на плечи своей дочери и двоюродной сестры. Впрочем, я в глубине души его за это не корила. Иначе, неизвестно, когда бы встретилась с Дарином. Да и принцесса, если когда-нибудь ее кто-нибудь расколдует, скорее всего, будет не в обиде. Ведь, едва демон после смерти удерживающего его хана обрел свободу, то опустошил всех, кто в тот момент оказался ему подвластен. Используя кровные узы, он до короля Волиссии дотянулся бы, даже если бы тот успел сбежать в Варий или на край света. Поэтому, единственными, кому повезло не быть выпитыми демоном, были Файна и графиня Папеньи. Чары родового духа великокняжеской семьи, превратившие их в статуи, при этом надежно укрыли их от демона.

Лишившиеся в один момент короля и всех его наследников волиссцы замутили интриги, которые едва не вылились в гражданскую войну, если бы не вмешался отец Дарина, напомнив тем, что у них есть законная наследница, принцесса Файна, хоть та по понятным причинам и не могла пока занять престол. Нашлась группа понятливых аристократов, которая быстро организовала регентский совет, одобренный князем, а саму принцессу и ее тетушку из тайных коридоров княжеского терема тем временем перенесли на главную площадь Земьи, где установили на специально для них сколоченном помосте. И теперь каждый желающий мог проверить свою удачу, хоть и под бдительным оком охраны, и попробовать расколдовать женщин.

Большинство фрейлин, сопровождавших принцессу в Волиссию, также по разным причинам решили остаться в Стратиссе. Одни вышли замуж, других тревожили неспокойные времена на родине. Любопытно, что все они, даже Франия, теперь считали себя моими лучшими подружками и регулярно слали мне вестников со всевозможными сплетнями и новостями столицы. Вот и в последнем сообщении Франия писала мне, что Дарина видели в Земье, беспечно прогуливающимся по той самой площади, где стояла каменная принцесса, в то время как меня злыдень клятвенно заверял, что у него в столице очень важные дела. И его не было три дня! И не важно, что два из них ушли на дорогу туда и обратно!

— Ты о чем?! — пока я размышляла, слишком длинные передние конечности мужа снова оказались на моей талии. — Мы с Фертом туда забежали, так как объявился один смельчак, который решился расколдовать графиню Папеньи. Так, представляешь, она на миг отмерла, чтобы залепить наглецу пощечину, и снова обратилась в камень!

— Она может, — улыбаясь, согласилась я, представляя себе эту картину, а затем прильнула к груди мужа. — Ты надолго? — вопрос сорвался как-то сам собой.

— Скучала? — тот сразу стал похожим на объевшегося сметаны Черныша.

— Очень, — я стукнула его кулачком по груди, чтобы не зазнавался.

— Весь в твоем распоряжении, — довольно ответил он.

— Неужели, закончили?! — радостно воскликнула я, смотря ему в глаза и понимая, что начинаю куда-то уплывать. В конце концов, я, действительно по нему очень скучала.

Если проблемы с Волиссией можно было решить дистанционно — мои бывшие соотечественника были все-таки достаточно разумны — то в Тририхте все было совсем по-другому. Начать с того, что там не было законного наследника или хотя бы ярко выраженного лидера, которому можно было передать власть. Прижатая к ногтю и значительно прореженная ханом тририхтская аристократия тем не менее достаточно быстро осознала произошедшие глобальные перемены и, за какие-то недели разделившись на несколько противоборствующих группировок, принялась грызться за власть. Браться за управление этим то ли муравейником, то ли гадюшником ни князь, ни Дарин не пожелали, предпочтя выбрать из всех группировок самую адекватную и лояльную к Страттиссу и поддерживать ее во имя установления порядка в соседнем государстве. А сделать это надо было очень быстро, так как едва исчезла магическая граница, окружавшая Тририхт, в Стратисс хлынули тысячи беженцев, которых последний принять был не в силах. Чтобы ограничить этот поток Великий князь в лице Дарина настоял на том, чтобы немедленно были приняты законы снижающие налоги, отменяющие трудовую повинность для крестьян, а также дающие возможность тем получить землю в собственность. Помимо этого Дарин выбил для Стратисса еще несколько уступок, самой важной из которых было установление стратисских крепостей вдоль всего пролива, разделяющего Стратисс, Тририхт и Зерон. Это открывало для Стратисса выход к морю, а значит новые возможности в торговле товарами и значительное уменьшение зависимости от соседей.