Прокляты лесной девой

— Прошу прощения за мою неловкость, — чувствуя себя донельзя глупо, оправдываясь перед зайцем, выдал я. Но тот, действительно, вел себя странно, не убегал, а приглядывался, словно был разумен. Казалось, обыкновенный серый заяц, с обычными такими длинными ушами вдруг, то ли случайно, то ли в ответ на мои слова, кивнул, отчего у меня по спине поползли мурашки. По всему походило, что придуманные мною в момент погони за занозой зайцы-оборотни, на самом деле, существовали. Что еще скрывалось в этом неприветливо темном лесу? Тем не менее, отставив любопытство в сторону, я вернулся к насущному вопросу.

— Дело у меня есть важное к твоей хозяйке, княгине Яросельской, — объявил я зайцу. — Проводишь?

Тот склонил голову на бок, снова всматриваясь в меня, а затем навострил уши и сделал два скачка в сторону заваленной буреломом лесной чащи. Я на миг решил, что ошибся со своими выводами насчет разумности зверя, как тот остановился и обернулся ко мне, будто ожидая, что я за ним последую. И я последовал.

У меня в роду зайцев не было, поэтому под насмешливым взглядом ушастого приходилось перелезать поваленные деревья, а иногда и проползать под ними, затем продираться сквозь кусты и, прыгая с грацией откормленного хряка по кочкам, преодолевать неизвестно откуда взявшееся болото. К счастью, мой серый проводник меня терпеливо ждал, да и насмешка в его глазах вскоре исчезла.

Препятствия закончились как-то сразу: вот, казалось, только что был сплошь непролазный бурелом, и тут же, впереди расстелилась ровная широкая дорога. Заяц, в отличие от меня, на эту тропу ступать не торопился и, вскоре выяснилось, что правильно делал. Стоило сделать пару шагов — в просветы среди крон деревьев уже бы виден терем хозяйки северного надела — как из-за ближайших сосен мне наперерез вышли два немалого размера волка. Заяц, увидев своих извечных противников — а может просто посчитал свое дело выполненным — прыгнул прямо в бурелом, но серые хищники не обратили на него никакого внимания.

— С чем пожаловал? — вопросил тот, что был от меня справа, человеческим голосом. Впрочем, после зайца я уже ничему не удивлялся.

— Дело у меня к госпоже вашей, — ответил я, — важное и промедления не терпящее.

— Кто таков? — спросил уже тот, что слева.

— Дарин Земский, сын Валора, Великого князя земли стратисской, — здесь скрываться я не собирался.

Волки переглянулись, но вопросов больше не задавали.

— Следуй! — приказал правый и развернулся по направлению к терему. Я поспешил за новым провожатым. Второй волк шел вровень со мной, и я смог разглядеть, что мех его густой и ухоженный, совсем не как у его диких сородичей, к тому же, на самом деле, не серый, а серебристый.

«Точно, оборотни!» — решил я. — «Или заколдованные!» — тем не менее, спрашивать вслух о таких личных вещах не решился.

Шли мы по тропе недолго, и уже через четверть часа я стоял на пороге жилища княгини Яросельской. Волки, едва я дошел до крыльца, скрылись в неизвестном направлении, поэтому подниматься по ступеням мне пришлось одному. Терем северной княгини, хоть был и поменьше нашего, производил отрадное впечатление ухоженностью и богатством отделки, в пику всем сплетникам, рассказывающим о нем и его хозяйке всякие небылицы.

Стоило мне дойти до двери, как створки словно сами собой отворились, приглашая внутрь, где меня уже ждал черный, с единственным белым пятном на груди, кот.

«Интересно, а человеческие слуги у нее есть?» — думал я, следуя за очередным хвостатым провожатым сквозь анфиладу непонятного назначения помещений и втайне опасаясь, что сама княгиня встретит меня в образе, например, рыси, а то и росомахи. Загадочными комнаты, через которые мы проходили, казались из-за того, что лишь в некоторых из них я приметил обычную для гостиных мебель. В большинстве из них вместо кресел и диванов стояли огромные кадки с самыми настоящими деревьями — мне показалось или нет, что на одном из них я приметил обвившую ствол змею? — или странные конструкции из стекла и железных трубок, о предназначении которых я мог только догадываться. Княгиня ожидала меня в просторной заполненной светом, льющимся из занимающих две стены окон, зале.

«И никакого мрака и паутины на стенах!» — снова вспомнил я о нелепых россказнях, слышанным мною про нее в детстве, встречаясь взглядом с княгиней. Впрочем, в детстве я, может быть, после этого и побежал бы прочь без оглядки. И дело было не во внешности — княгиня оказалось довольно-таки миловидной женщиной и на вид, несмотря на то, что бабушка, не намного старше моей матери — а в ореоле властности, окружающем эту женщину, ну и немного в то алых, то синих всполохах в ее глазах.

— Здравствуй, Дарин, сын Валора! — поприветствовала она меня. — По делу пришел, али как?

— И тебе долгих лет здравствовать, матушка! — отозвался я, заметив первый огненно-алый отблеск в ее глазах. — Дело у меня к тебе наиважнейшее, и промедление в нем смерти подобно.

— Так говори скорее, княжий сын, не томи! — в мелодичном голосе ее слышались и удивление, и тревога.

— Прошу тебя, княгиня, признать внучку свою и взять под свое покровительство! — вымолвил я. Все мои предыдущие мысли о том, как хорошо бы взять бабку занозы за шкирку и доставить на границу с Волиссией, вмиг улетучились, стоило мне с той, наконец, встретиться.

— И ты туда же! — княгиня поскучнела, а глаза ее, казалось, затянулись льдом. — Посыльный твоего отца уже просил меня об этом.

— Почему же вы, тогда молчите?! Она же ваша внучка! — я начал терять всю ту странную робость, которую ощутил в начале встречи.

— Не вам, мужчинам, решать, что лучше для молодой девицы! — отрезала она, и глаза ее уже явственно сияли синим холодом.

— Она сама же вас об этом просила, я знаю! — недоумевал я.

— Неужели ей прискучила жизнь фрейлины? — усмехнулась Яросельская, да так, что вздрогнул. — Конфеты, балы, поклонники, красивые наряды.

«Какие такие поклонники?!» — мысленно возмутился я. — «Да и платья у нее так себе!»

— Она больше не фрейлина, принцесса отсылает ее обратно в Волиссию! А мы не может ей этого запретить, так как король Волиссии считается ее опекуном.

— Значит, так тому и быть, — княгиня отвернулась к своему рукоделию, которым занималась до моего прихода, видимо, желая продемонстрировать, что разговор окончен. Однако я еще не закончил!

— Тебе-то какое дело до моей внучки? — холодно добавила она, перебирая шелковые нитки.

— Жениться на ней хочу! — прямо ответил я.

— Что за глупости? — по-настоящему удивилась Яросельская, снова посмотрев на меня. — А люди говорят, что ты на волисской принцессе жениться удумал!

— Врут люди! Поедемте со мной! Заберите Катрину, признайте своей внучкой! Надо успеть, пока они не пересекли границу, так как Френзис мне ее никогда не отдаст!

Княгиня молчала. Бросив свое рукоделие, она отошла к окну, пытаясь что-то высмотреть среди вековых сосен, подобно надежной стене окружающих ее терем.

— Зачем она мне?! — наконец, горько проговорила княгиня. — Пустышка! Седьмая она, седьмая! Я ведь следила за дочкой! Ох, Заряна, девочка моя! — она взмахнула рукой и оперлась ею о прозрачное стекло окна. — Заряна троих мертвых родила, а еще троих даже выносить не смогла. Погубил ее этот волиссец, погубил. Какой с седьмой прок!

— Хоть седьмая, хоть восьмая, мне не важно! Я люблю ее!

— Любишь?! Ты не о любви должен думать, а о благе государственном! Ни к чему тебе она, ни к чему! Женитесь, на ком попало, всю силу колдовскую растеряли!

— Да, не….

— Не растеряли, хочешь сказать?! — Яросельская обернулась ко мне. Потерявшие всю синеву, ее темные, точь-в-точь как у занозы глаза, уже вспыхивали огненными всполохами. — А ну, наколдуй мне яблочко молодильное! Не можешь!

— У нас охранная магия! — возмутился я.

— Охранная! — еще пуще начала гневаться северная княгиня. — Колдовали-то раньше, и как! Прадед твой чуть ли не каждый месяц артефакт диковинный зачаровывал, а дед твой?! Думаешь, он одним словом пустым хана тририхтского запечатал, что тот не суется к нам более?!