Цена предательства

Она стояла рядом — бледная, с потухшими глазами, вся такая преданная мной и покинутая всеми. Дрожь сотрясала ее, она обхватила себя крест-накрест ладонями за локти. И несла абсолютную, несусветную чушь. Я никогда не видел ее такой. Она была переполнена одиночеством, протестом, отвращением и дрожала от ненависти и от радости, что удалось спастись. Что-то кричала, я не очень слушал ее ерунду, что я предал ее и вообще она меня теперь не любит… пыталась ударить меня за то, что испугал ее, когда сделал вид, что умираю, а она так волновалась, и вообще ей теперь наплевать на меня, хоть прям сейчас тут умру… и женщин у меня много, бабник… обманщик, и вообще пошел я на небо ко всем святым моим родственникам хвостатым…

Я слушал ее, покрасневшую, разгневанную, кричавшую, с растрепанными волосами и очень старался не засмеяться от облегчения, — “Создатели как она прекрасна, как я люблю ее», — думал я, смотря в это свирепое лицо безжалостного убийцы. В этот момент она решила перейти к действиям и набросилась на меня с кулаками. У нее даже кончики ушей порозовели от злости. Мира даже завибрировала от бешенства, вращая испуганными глазами. Мне вдруг захотелось ее обнять. И я сделал это. Просто резко выбросил руки, схватил ее и притянул к своей груди. Осознав, что я натворил, она же вся в бешенстве — она начала яростно вырываться, что-то шипя как раздраженная кошка, поняв, что я не собирался отпустить ее, она кусила меня, еще… Мира начала извиваться, каким-то чудом освободив одну руку и изо всех сил ударив меня по плечу. Я не отпускаю ее. Мира издала еще один сдавленный возмущенный возглас и ударила снова — куда слабее на этот раз, укусила. Я продолжаю обнимать ее, как же я ее люблю, она перестала дергаться, лизнула место укуса, расслабилась… Дрожа, я опустил голову, уткнувшись в ее волосы, и крепко обхватил ее тело руками.

— Я так скучал по тебе любовь моя.

— Я тоже по тебе скучала.

Мира вздохнула во сне и сделала движение, желая повернуться набок, но страх потери осилил ее, и она снова откинулась назад, вцепившись в меня еще крепче: — «Рем» — пробормотала она. Сон медленно овладевал и мною. У меня от недосыпу ломило голову. Сладкий туман, как с похмелья, стоял в голове и ноющая, блаженная слабость во всем теле. Сновидений не было, только тишина и дыхание Миры наполняли меня. Проснулся я уже под вечер. Мира еще спала. Тогда, подумал я, она была само отчаяние. Теперь от отчаяния не осталось и следа. От нее внезапно повеяло теплом и непосредственным, непринужденным спокойствием, я чувствовал тепло, излучаемое ею. Ничто больше не разделяет нас, я опять окунулся в сон, будто в какое-то облако, в котором уже не было мрака, а только светлое мерцание.

Мира

Когда я проснулась, я чувствовала себя отдохнувшей. Как же мне хорошо, моя голова лежит на руке Рема, он еще спит. Я тихонько лежу, смотрю на ардорца. Как же я кричала на него вчера. Стало стыдно. Он наверное теперь ненавидит меня за все то, что я ему выдала. Вздохнула. Глаза мужчины моментально открылись, и я чуть не захлебнулась в их сияющей нежности. Создатели, как же я рада его видеть. Несколько бесконечно долгих секунд мы смотрели в глаза друг другу. Рем подхватил меня, прижал к себе. Я тихо всхлипнула…

— Рем, а почему ты не сказал мне, что ты Владыка?

Ардорец вздохнул и устало прикрыл глаза:

— Знаешь, тебе это покажется странным, наверное, но я в самом деле считаю, что это не так уж важно… Я просто забыл тебе сказать. Столько всего происходило и другое было важным.

— Это не важно! То что ты прямой потомок самих Создателей! Да кто ты и кто я? Мог бы и упомянуть, чтобы я знала свое место!

— Ой, только не заводись, а? Я и без звания Владыки прекрасно скажу тебе где твое место — около меня!

— Но ты весь такой великий… — я замолчала, он скептически посмотрел на меня;

Тяжелая тишина легла между нами. Длинные пальцы скользнули по подбородку и подняли мое лицо. Я закусила губы, глядя в его серьезные глаза.

— Хоть ты замолчи а! Я так устал нести бремя магии и бремя священности. Я Рем — всего лишь тот, кто любит тебя всем сердцем. Только в этом мое величие. Только для этого я живу. — Он тяжело вздохнул.

Я легла на спину, посмотрела на голубое небо:

— У меня в рабах сам Великий Владыка! Сколько там поколений между тобой и Создателями, пять? — Рем напряженно кивнул, — Смотри-ка, у тебя и над головой что-то светится! Это нимб наверное, тебя столько по голове лупили, а он все еще не осыпался! Девчонкам бы рассказать, они бы лопнули от зависти, я столько всего про тебя слышала!

— Да, — со своей, теперь привычной, кривоватой улыбкой ответил Рем. — Мне самому столько рассказывали про меня такие чудеса, каких я и во сне не видел. В имперском дворце я слышал много разного, что со мной случилось или должно было случиться, что я могу и должен уметь. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень спокойно — я ведь интересный человек; все хотят меня, руки тянутся ко мне со всех сторон, я прямо нарасхват.

— Да, ты желанный всеми человек… И чего они все к тебе пристали?

Рем пожал плечами, задумчиво посмотрел вдаль:

— Все они хотят власти. Власть — самая заразная болезнь на свете и сильнее всего уродующая людей.

— Что же нам теперь делать?

— Ну, во-первых, нам обоим необходимо как следует выспаться. Нам нужно несколько дней отдохнуть, чтобы восстановить силы. А во-вторых… — Губы его тронула лукавая улыбка. Рем наконец посмотрел мне в глаза:

— Принцеса Святомира София Амелия Бронтейн, ты выйдешь за меня Доминника Ремуэна Адреана Манмона замуж?

Я вдруг обнаружила, что не могу сказать ни слова. Я закрыла глаза и поцеловала его в губы, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Рем обнял меня и прижал к себе. Я откинула голову и, когда голос вновь вернулся ко мне, сказала:

— Да. — Я поцеловала его еще раз. — Конечно же, да — я Святомира София Амелия Бронтейн согласна выйти за тебя Рем, не помню как там твое полное имя, замуж…

Глава 7 В лесу

Почувствовав под пальцами что-то горячее и влажное, я увидела кровь, струящуюся по руке Рема:

— Вот надо было тебе падать с той лошади! — Ворчала я, осматривая его рану на плече. Швы, наложенные Мавусом разошлись. — Достаточно было бы просто аккуратненько потерять сознание, оставаясь при этом на спине лошади.

— Ты так трогательно прижималась к своему спутнику, что я решил помешать вашему уединению, — сверкает глазами, сердится, ревнует…

— Я прижималась! А у меня был выход? Он между прочим всю меня облапал там под плащом!

— Ну вот я и упал сразу как увидел;

Я только покачала головой.

— Рем, было плохо? — Спросила я его тихо. — Он тебя… У меня прервался голос. Я боялась услышать ответ. Рем покачал головой, он понял, что я имела ввиду:

— Нет, не успел, — усмехнулся, — он очень торопился мне все прокричать перед тем, как я потерял сознание…

— Было очень плохо? — Он понял, теперь вопрос про ошейник, он пожал плечами:

— Первые пять минут было не очень хорошо, а потом я уже ничего не помню, а потом просто ужасно, когда очнулся и ты кричишь всякую ерунду! — Я покраснела.

Ну что ж, теперь я научилась понимать шкалу оценок ардорца. От его «все прекрасно» и «нормально» было немыслимо далеко до «не очень хорошо». Сколько же боли он испытал! Сколько там было, миль двадцать между нами…

Впервые я увидела ошейник подчинения в действии. Рем не имел серьезных телесных повреждений, за исключением небольшой раны на плече. Но вскоре мне стало очевидно, что двигаться дальше он пока не в состоянии, несмотря на то, что чувствовал он себя «совершенно прекрасно». После недельного плена в креландском лагере на огромном расстоянии от Госпожи, побега от наших «избавителей», сумасшедшего ночного забега по лесу со мной на руках, силы моего раба закончились. Я очень сомневалась, что он был в состоянии сдвинуться с места, даже если бы смог подняться с земли. Он походил на мертвеца с этими слипшимися от грязи и пота седыми волосами и бледным, исхудавшим лицом. Мной было принято единоличное твердое решение, что я слишком слаба для путешествия и под ворчание абсолютно бодрого ардорца я сообщила, что не сдвинусь ни с места пока не отдохну и улеглась рядом с ним в доказательство своих слов.