Страница 97 из 106
Я невольно переживаю, как ни стараюсь я не замечать ардорца, я вижу, что ему плохо — уж очень непохожа была его вялая мешковатая посадка на обычную стройную и полную грации манеру держаться в седле. Мне видно, что он с трудом удерживается от падения, голова его склоняется все ниже и ниже к лошадиной спине. Видимо, мы двигаемся медленнее, чем предполагал Завур, я замечаю, что он волнуется, все чаще оглядывается назад, опасаясь погони, смотрит на Владыку, замечает его состояние. Потом всадникам пришлось спешиться и вести лошадей под уздцы через густой кустарник по крутому склону, нащупывая тропу. Рем прошел несколько шагов и упал. Мужчины помогли ему встать, но через мгновение силы совсем оставили его. Он не мог идти. Через некоторое время ардорец встал, попытался идти хромая, снова упал. Весь дальнейший путь пешком савааорцам пришлось тащить Рема, взяв ево с друв сторон под руки, ардорец с трудом переставлял ноги, опуская и поднимая голову, пока она окончательно не повисла на шее, как мешок муки. Наконец снова ровная лесная дорога, ардорца взгромоздили на лошадь. Мавус едет рядом с ним, готовый подхватить Владыку в любую минуту.
Все продолжали ехать молча. С небольшого озера повеяло холодом. А над нами распростерлось небо — огромное, серое, как железо, и чужое.
Я смотрю в сторону ардорца. Он почти лег на спину лошади, видно, как безвольно мотается его голова. Почувствовала, что дыхание моего раба изменилось и сделалось прерывистым и тяжелым.
— Стоп! На помощь! — закричала я в следующую минуту. — Он сейчас упадет! — Опять эта проклятая раздвоенность — делаешь одно, думаешь о другом. Ведь обещала себе не замечать раба. Как же я переживаю и волнуюсь за него!
Мужчины закрутились вокруг Владыки, взволнованно переговариваясь. Рем захрипел и, подавшись головой вперед, на ходу свалился с лошади, словно мешок камней, в его лице не осталось ни кровинки. Все остальные тотчас спешились и уложили Рема на землю, пока я с помощью Ромула слезала с коня. Дальше ехать мы не сможем, это было очевидно. Завур в бешенстве, я вижу на его лбу выступили мелкие бисеринки, его рубашка намокла от пота:
— Что с ним?
Мавус разводит только руками. Я слышу как он тихо что-то говорит, различаю:
— …совсем плох, можем не довезти… — Мужчины склонились над лежащим навзничь Владыкой, я вижу, что его плечо в крови, видимо, от падения рана снова открылась.
— Жара нет…
— Не понимаю, может травма головы?
— Нужен целитель…
— Завур, сделано все от меня зависящее. Я в самом деле совершил то, что мог, но я не целитель.
Ардорец очнулся, застонал, попробовал приподняться, не смог, Мавус помог Рему сесть, придерживая его сзади, чтобы он смог выпить лекарство. Потом он снова лег и, тяжело дыша, опять потерял сознание.
Рем умирал. Хотя был еще день и совсем светло, у меня было такое чувство, точно я поздним вечером стоит в темном дремучем лесу своей жизни. Такой мрак был у меня на душе, так мне было печально. Рем опять покидает меня. Одиночество — моя судьба.
Мужчины обсуждают как транспортировать умирающего Владыку. Завур предлагает привязать его к лошади, Мавус опасается, что передвижение убьет его. Они оживленно спорят, главный аргумент Завура, что за нами погоня, мы не можем задерживаться и так потеряли слишком много времени. Я устало прислонилась к дереву под охраной Ромула. Он посматривает на меня более и более горячим взглядом от которого я каждый раз вздрагиваю. Я прекрасно понимаю, что только мой статус Госпожи Владыки охраняет меня от насилия. Скосила глаза в сторону ардорца, сколько ему еще осталось? Все вдруг замерли. Напряжение разлилось по группе мужчин. Все замолчали, наступила тишина. Я тоже насторожила глаза и уши, стараясь распознать, что же всех так беспокоит, посмотрела на лошадей: они то и дело переступали с ноги на ногу, уши торчком, хвосты подергиваются от возбуждения. От облаков к этому времени остались лишь клочья, уносимые ветром; тонкие их нити порой прочерчивали лик заходящего солнца. Несмотря на то что было светло, я ничего не сумела разглядеть ни на дороге, ни в зловещей на вид роще. Все вдруг пришли в движение. Взяли бессознательного ардорца за руки и ноги, отнесли в густые кусты. Вскочили на коней, унеслись прочь. Ромул подскочил ко мне, утащил в кусты, положил на землю, улегся сверху:
— Тише креландочка, — я почувствовала его ладонь на моем горле, — чтобы ни писка, наши их уведут, там недалеко есть славный обрыв…
Я услышала, как галопирующие всадники поравнялись с кустами, где мы прятались и пронеслись мимо, вдогонку небольшого отряда савааорцев, сверкнул огонь и где-то впереди послышался орудийный выстрел — значит это креландцы. Раздался леденящий кровь вскрик, я взрогнула. В вечернем воздухе разносились дикие крики и вопли, от которых волосы вставали дыбом. Деревья вокруг стояли, окутанные тенью; до меня все еще доносились выкрики и многочисленные выстрелы, но я не могла определить, удалялись ли люди, приближалось ли сражение.
Я почувствовала как Ромэл лизнул мою скулу, с одной рукой, сжимающей мое горло, другой он взял мой затылок и начал меня целовать. Я попыталась лягнуть насильника, но тот легко удержал мои ноги бедром. Он дышал тяжело… Вдруг он дернулся и упал на меня, давление на горло прошло, я сипло втянула в себя воздух. Посмотрела наверх, что еще за беда случилась, кто там мой очередной избавитель… Надо мной возвышался абсолютно здоровый, мрачно смотрящий на меня ардорец. Рем улыбнулся — обнажил клыки. Это была его такая манера улыбаться — когда он был абсолютно взбешен, но когда он так улыбался, я предпочитала не иметь его среди своих врагов. Не говоря ни слова он поднял меня на ноги, взял за руку и потащил чуть не волоком вглубь леса.
Я потеряла счет времени, мы шли и шли, когда я упала и не смогла встать, ардорец взял меня на руки и понес. Солнце уже село, наступила ночь, а он все шел. Я засыпала, просыпалась — ардорец не останавливался. Он не проронил ни слова, меня всю трясло. Наконец он остановился. Осторожно положил меня на землю. Посмотрел на меня, хрипло сказал:
— Ну, снимай штаны Госпожа, буду пороть…
Глава 6.3
Рем
Мы спали на одном из незаросших мест в лесу, сплошь усыпанном золотыми листьями, налетевшими на лужайку с окаймлявших её деревьев. Листья легли в клетку, шашками, на лужайку. Так же ложились лучи солнца на их золотой ковер. В глазах рябило от этой двойной, скрещивающейся пестроты. Она усыпляла. Я открыл глаза, я лежу на шелковисто шуршавшей листве, положив подложенную под голову руку на мох, подушкой облегавший бугристые корни дерева. Мира лежит на мой руке, ее ноги обвили мои, чтобы точно не ушел. Я на мгновение задремал, снова открыл глаза, проверил, она все еще здесь. Пестрота солнечных пятен, усыпляла меня, клетчатым узором покрыла наши вытянувшиеся на земле тела. Покой снизошел на меня, не хотелось шевелиться, волноваться, мысли медленно перекатываясь, вяло текли. Я разглядываю мою Госпожу, бедная моя. Как же она похудела! Как же она переживала! Потухшее лицо, блеклое и почти без всякого выражения. Полные, но бледные губы, их очертания словно стерлись, синяки на шее, треснувшая губа, синяки под глазами. Спит, но ее пальцы крепко стиснули мою рубашку, я вижу как побелели костяшки ее пальцев, это ее — не отпустит. Проклятье, как же трудно не схватить ее, сжав в объятиях, и не выпускать до завтрашнего утра. Или возможно до следующей недели. Вообще не отпускать… Я грустно усмехнулся. Насколько же непостижимо сложен ее разум. Подумать только, обиделась из-за того, что я не сказал ей, что я Владыка. Кажется я действительно забыл об этом упомянуть. Когда я еще был свободным человеком, который имел право вольно ходить, куда ему заблагорассудится, там, в Ардоре, я часто впадал в сомнение, читая в книгах описание ужаса героя. Там говорилось, что у жертвы останавливалось сердце, что человек врастал в землю, как столб, что по жилам его пробегала ледяная струя и он обливался потом. Я считал это просто плохим стилем. Теперь я знаю, что все это правда. Чем же я ее так сильно успел обидеть? Чего я только не передумал после того, как услышал ее слова там, на поляне. Было очень трудно сконцентрироваться на всех тех человечках, считавших, что захватили меня в плен и расчитывающих использовать меня. Но когда они начали угрожать и грубить моей женщине, пришлось отбросить жизненно важные переживания и избавиться сначала от этого мелкого недоразумения, чтобы потом медленно и обстоятельно выяснять причину обиды моей Госпожи.