Цена предательства

— Хватит дергаться! Я приказываю тебе лечь рядом и заснуть наконец!

Не думаю, что у ардорца хватит сил бороться с приказом Госпожи. Он, возмущенный, улегся, обнял меня, грозно сопя, и тут же провалился в сон. В последующие два дня Рем много спал, но просыпался всякий раз, когда я шевелилась. Он был как компас, постоянно настроенный на свою Госпожу, даже в глубоком сне он бессознательно поворачивался в мою сторону, вздрагивая каждый раз когда я чуть отходила от него. В те редкие моменты, когда он бодрствовал, он лежал и смотрел на меня, словно черпая во мне силу. Разговаривали мы мало. Казалось, для исцеления для Рема достаточно было наших прикосновений, чем ближе я была к ардорцу тем лучше он себя чувствовал. Я приносила ему воду, гладила по лицу, кормила, обнимала. В первый же день я с восторгом обнаружила, что Рем, освободив меня, прихватил с собой мои вещи и сумки савааорцев. Мы стали счастливыми обладателями двух одеял, теплого пледа, мыла, сменной мужской одежды, плащей и сухой пищи. Из оружия у нас был длинный нож и меч Ромэла.

Все это время я не могла налюбоваться своим женихом. Что же я наделала? Что я наделала? Как я могла! Отдала, отреклась, уступила. Чуть не потеряла свое счастье, свою любовь. Только потеряв я узнала, что такое счастье, чем я на самом деле обладала. Пока имеешь не ощущаешь радости обладания, не ценишь свое счастье. Надо было подойти к самому краю пропасти, чтобы понять это. Свет не светит, когда светло. Он светит во тьме.

Четвертый день в лесу. Я лежу и смотрю на звездное небо, я вся поглощена чувством полного удовлетворения, целостности. Рядом заворочался Рем, обнаружил, что Госпожа находится слишком далеко, не просыпаясь, сгреб меня в охапку, закинул на меня ногу, зарылся носом в моих волосах, вздохнул удовлетворенно, забормотал что-то во сне, и от накрытых пледом кедровых ветвей, служивших нам постелью, поднялась волна густого древесного аромата. Его голая нога вылезла из-под одеяла, блеснул мифриловый браслет на щиколотке. Надо бы его накрыть, замерзнет. Зашевелилась, пытаясь накрыть ардорца, справилась. Я счастливо улыбнулась и погладила его по острой бледной скуле:

— М-м-м? — промычал он. — Хм-м-м.

Вздохнул, прижал меня покрепче и снова погрузился в сон.

Я чувствовала, что когда мы вместе, когда он прижимает меня к себе, ощущая мое тепло, усиливавшее его собственное, его сущность обновляется, он выздоравливает. Мои внутренние весы восстановили равновесие, я снова обрела свой якорь — все, что в моей жизни имело ценность находилось рядом.

С восторгом я нашла небольшой лесной прудик недалеко от места, где мы остановились. Почти вся поверхность небольшого водоема была подернута тонкой паутиной ряски, а в центре широкой полосой расположились нежные цветы розовых кувшинок. Берега пруда почти сплошь поросли густыми зарослям осоки и камыша, скрывая его от посторонних глаз. С изумлением я обнаружила, что вечерами поверхность пруда преображается. Она, будто по волшебству, начинает тускло мерцать тысячами маленьких зеленоватых огоньков. Мы проводим тут много времени. Это было так здорово искупаться, смыть с себя пот и грязь.

Вечер, я сижу, прислонившись к старому раскидистому дереву, голова Рема лежит у меня на коленях, мы на берегу нашего прудика, смотрим на волшебные огоньки. Я задумчиво перебираю волосы Рема.

— Я люблю твои волосы, Рем.

— Я люблю, когда ты прикасаешься к ним, — хрипло ответил он. — Зарываешься в них, делаешь все, что хочешь.

Создатели знают сколько времени прошло, пока мы просто лежали так, мои пальцы гуляли в густых белых волнах. До меня доносится довольное урчание ардорца.

Волосы у него отросли до плеч, и он обычно стягивал их на затылке и перевязывал кожаным ремешком, чтобы не лезли в лицо.

— А зачем ты отрезал волосы, я видела во дворце, что ардорцы все с длинным косами, говорят вы их не обрезаете никогда?

— Так удобнее, ты еще моего друга не видела, он вообще как-то лысым был пол-года.

— А почему ты весь седой?

Рем пожал широкими плечами:

— Так получилось, взял и поседел, не нравится? — спросил он, закидывая голову вверх, чтобы посмотреть мне в лицо, его ошейник подчинения туго обтягивал шею, сверкая матовым светом:

— Мне все в тебе нравится, наоборот, ты очень даже импозантно выглядишь. Я тебе заплету настоящую косу. Будешь выглядеть как настоящий ардорец, а то весь лохматый какой-то, распугиваешь здесь всех в глухом лесу. — Раб попытался возражать, приподнял голову, — а ну лежи смирно, — схватила его за уши, положила обратно, повернула его голову в сторону, Рем подчинился, бормоча себе под нос какие-то бунтарские слова. Я, проворно перебирая седые пряди, заплела волосы в толстую косу и аккуратно перевязала ее ремешком.

— Эх, тебе бы сюда розовую ленточку, — вздохнула. В ответ фырканье.

Чистенький и прибранный, в черной полотняной рубашке и темных штанах, Рем являл собой весьма привлекательную фигуру. Я облизнулась. Как я по нему соскучилась. Засунула руки под рубашку, положив руки на торс Рема, провела пальцами по его груди. Мышцы сжались, и мужчина сделал судорожный вздох. Я нежно царапнула его ногтями. Ардорец дернулся. Я уставилась на своего мужчину, мое тело начало покалывать. Его взгляд был затуманен чувственностью. Это возбужденное тело и лицо было самым прекрасным, из всего, что я когда-либо видела. Меня больше возбуждало то, что этот большой, опасный мужчина, великий Владыка по доброй воле лежал передо мной в такой уязвимой позе.

Я села на него и поднесла руки к его рубашке. Я медленно поднимала ее, осыпая его живот поцелуями, выше, открывая его широкую грудь, поцеловала, лизнула, кусила, приподняла его голову, сняла рубашку. Все это время он лежал на месте, спокойный и податливый, его горячий взгляд не отрывался меня.

— Как ты себя чувствуешь, мужчинка, готов выполнить свой долг?

В ответ разъяренное рычание — «А чего такого я сказала то?» Ловлю его страсть, смешиваю со своей, десятикратно усиливаю и отдаю обратно. Теперь уже я лежу на земле, моя одежда отлетает в сторону… Мы были первобытными людьми на берегу моря, и что-то вставало из глуби вод, белое и яркое, вопрос и ответ, слитые воедино… А страсть все прибывала и прибывала, и разбушевалась буря…В разгар полыхающего пожара охватившего наши тела, для меня не существовало ничего, кроме Рема… ни прошлого, ни будущего — ничего, кроме нас. Время и место потеряли значение, наряду с остальными всеми теми людьми, пытающимися схватить нас. Я хотела, чтобы это длилось вечность. Я с яростью впилась своим ртом в его. Его огромное тело было слито с моим, наполняя меня, растягивая собой. Я выгнулась ему навстречу, обеспечивая более глубокое проникновение. Его мышцы напрягались и расслаблялись под моими ладонями, когда он задвигался во мне, ускоряя ритм. Мой голод выходил из-под моего контроля, делая меня дикой и более возбужденной. Он захлестывал рычащего ардорца. От моей страсти у него темнело в глазах, как впадают в беспамятство, он проваливался в бездну блаженства. Рем подвел меня к оргазму, такому полному и насыщенному, что мои глаза наполнились слезами. Я закричала, сжимая и разжимая внутренние мышцы в конвульсии. Это уничтожило Владыку. Почувствовав мои эмоции я почувствовала, как он запульсировал, и, опершись на локти, замер надо мной, хватая ртом воздух. Его лицо исказилось от страсти, и это было так прекрасно, что я шепнула: — Ты мой.

Рем открыл фиолетовые огромные глаза, все еще вздрагивая после оргазма.

— Я твой, — произнес он.

Глава 7.2

Мы путешествуем почти целую неделю по Хмурому лесу, спим под открытым небом, умываемся холодной водой из ручьев, питаемся кроликами и рыбой — добычей Рема, а также съедобными растениями, грибами и ягодами, какие нам удается найти. Я вспоминаю карты. Кармская дорога соединяет Западный и Северный Тракты. Наш план был уйти как можно дальше от оживленной, находящейся под полным контролем Кармской дороги и через Хмурый лес выйти на Северный Тракт как можно ближе к Сорве. Великий Северный доходил только до Далмской долины и поворачивал дальше на северо-восток. Чтобы привести план в исполнение, нам нужно было зайти влубь леса достаточно далеко.