Цена предательства

— Лахан, а почему в городе так много миррийцев?

— Так они все ищут Владыку.

Ну вот, а мы мучаемся, надо донести миррийцам, что Владыка в руках креландцев. Столкнуть их лбами друг с другом. Может в обшей суматохе мы и сможем вытащить Рема. Озвучила свою идею. Лахан задумался, подумал и убежал.

Я осталась одна, оглянулась: за мной никто не наблюдал. В свою комнату возвращаться не хотелось. Пошла в сторону рынка. Люди спокойно шли по улицам, торговые лавки яркими огнями привлекали покупателей. Для них всех вечер был такой безмятежный. Бесконечные лотки ломились от ваз, картин и мехов, фруктов и хлебов. Мимо меня шли простые люди — с обычными, такими прекрасными разговорами — о погоде, об урожае, о повседневных делах, о страхе перед войной. Мир и покой! Так выглядит мирная жизнь, размышляла я. Мирная жизнь, которой я не знаю; так выглядит беззаботность, которую я, счастливая, когда-то испытывала. Но в мыслях моих не было зависти. Хорошо, что такое еще существует.

Глава 5.4

Следующий день был наполнен хлопотами — покупка лошадей, оружия, одежды, одеял, медикаментов, куда ж без них, многочисленных обсуждений, уточнений маршрута. Весь план очень хрупкий, полон дыр, как решето. Существует огромное количество «но» и «если», сможем ли мы утащить Владыку из под креландских и миррийских носов. В каком состоянии Владыка, сможет ли он ехать на лошади. Я могла лишь сказать, что он жив — сердце бьется. В конце концов мы решили прекратить планировать и начать действовать, всем было очевидно, что надо было торопиться. Были оповещены миррийцы, что в креландском лагере находится плененный Владыка. Сначала меня собирались оставить в городе, но я настояла на своем присутствии, для этого мне пришлось открыть тайну моего браслета и связь между мной и Владыки. Наградой моего откровения было шестнадцать изумленных пар глаз. В результате была произведена молниеносная переоценка планов и приоритетов.

— Тогда понятно почему они не увозят Владыку, что было бы самым естественным. Они боятся удалить его от Госпожи еще дальше, расстояние убьет его.

— Чего же вы не говорили, миледи? Вы же находитесь на огромном расстоянии от Владыки так долго! — завопил предводитель маленького отряда сопротивления Завур.

Меня едва ли не зашкирку зашвырнули на лошадь и с невероятной скоростью мы направились к Западному тракту.

Я чувствую молчаливое осуждение моих спутников. Как же мучаю и подвергаю смертельной опасности их драгоценного Владыку. Был темный дождливый день в две краски. Всё освещенное казалось белым, всё неосвещенное — черным. И на душе у меня был такой же мрак упрощения, без смягчающих переходов и полутеней. Мне очень хотелось опять увидеть моего любимого, моего Рема, я страшилась за него, боялась увидеть, что с ним сотворил Томеррен и в то же время я страдала от его предательства и не хотела больше встречать этого незнакомого мне Владыку, не видеть бы его больше никогда, не слышать его льстивых лживых клятв и обещаний. Я должна выполнить свой долг по отношению к народу Ардора — вернуть им Владыку. Дышу, концентрируюсь на этой мысли. Долг и Сострадание…

Смеркалось. Мы подъехали к Тракту. На какое-то короткое мнгновение я остолбенела. Ни при каких условиях мы не смогли бы пересечь Великий Западный Тракт с Ардорцем! Креландские солдаты проверяли каждого проходящего по огромной дороге. В конец разбитая частыми военными передвижениями дорога представляла поток черной слякоти, через который не везде можно было перейти вброд. Имперские солдаты шли и шли по краям дороги, обходя и объезжая самые глубокие озера-лужи и колдобины. Тракт мы переходим в нескольких, очень удаленных друг от друга местах, к которым по обеим сторонам приходилось делать большие обходы. Несколько раз нас останавливали, мы докладывали, — мы охотники, идем в Хмурый лес за пушниной. Да, пошлину заплатим, да конечно, по двойному тарифу, да, несомненно, этот красивый нож нам не нужен, а мы и сами собирались подарить его доблестным героям, нет, девушек с золотыми волосами давно уже не встречали, а то мы были бы так рады, так рады… — все гогочут, я скрежещу зубами, — «мужики, чего с них взять».

Мы вошли в лес. Я уже четыре часа тряслась на конской спине, всю меня сковала усталость, задница молила об отдыхе, руки тряслись, посинев от холода, ноги так заледенели, что, мне казалось, заставь меня сейчас спешиться, и я упаду, не почувствовав своих стоп, на меня все больше и больше давит лесная темнота. Ночь выдалась очень холодной. Вокруг перекликаются ночные обитатели леса. Рядом со мной едет Лахан, ежечасно с беспокойством спрашивая о моем самочувствие. Я в ответ огрызаюсь. Мужчины поначалу планировали оставить меня в небольшом лесочке, на безопасном от сражения расстоянии.

— А как вы найдете этого вашего Владыку в большом лагере? Надеятесь, что его подвесят в центре на самом большом дереве с табличкой на груди — «Владыка»? Или будете каждую палатку проверять, любезно спрашивая: — «Владыка вы тут?» — я так устала, замерзла и вымоталась от переживаний, что у меня уже не было сил быть вежливой, я сочилась от яда и хотела выплеснуть свое раздражение на ком-нибудь.

— Миледи, а чем вы сможете помочь? — спросил Завур — этот высокий пожилой мужчина держался подчеркнуто вежливо, хотя мне было очевидно, что я ему не нравилась.

— Я могу почувствовать своего раба, — я видела, что это слово не понравилось моим сопровождающим, ну как же, я же говорю о великом Владыке, ох как я его ненавижу, этого Владыку… — своего РАБА я найду в любом месте. Я и сейчас чувствую направление, надо идти вон туда, — я указала рукой в темноту. Мужчина недовольно кивнул.

— Близко подходить нельзя, лагерь охраняют караульные, они меняются каждые три часа, — доложил один из мужчин.

Едем дальше. Наконец мы спешились. Дальше пойдем пешком, до лагеря не далеко. Плащи мы оставили в седельных сумках, на нас черные, неприметные одежды. Легли, дальше ползем, я вся мокрая, вымазалась в грязи, на зубах хрустит земля. Перед нами креландский лагерь. Началось ожидание. Начинался рассвет, похолодало, по земле стелился промозглый серый туман. Меня всю колотит — от холода и от страха. Мы так отчаянно спешили. А сейчас все словно остановилось. Мы все наготове, как затишье перед бурей… Я помню, Рем как-то рассказывал однажды, что когда солдаты на смерть идут — они поют, а перед этим плачут, но самый страшный час в бою — час ожидания атаки. Помнится, я тогда ему не поверила, посмеялась, что ардорцы все же странные существа, а теперь… Теперь я поняла… Все вокруг меня было нереальным, паника охватила меня, я еще никогда не видела как разумные существа убивают друг друга. Смогу ли я пошевелиться в решающий момент? Надо отдохнуть, сердце в моих ушах стучало так громко, что я боялась привлечь караульных этим грохотом. Я закрыла глаза. В моей голове звучала торжественная музыка, которая становилась все громче и отчетливее. Что это? В лагере торжества? Приехал император? Я в ужасе оглядываюсь вокруг, мои помощники лежат на своих местах, не проявляя признаков волнения. Надо успокоиться. Наконец, я поняла, что это было во сне…

Солнце поднялось уже высоко, и утренний туман растаял. Клокочущий северный ветер нес белые клочковатые облака, хлопал флагами и знаменами на темно-зелёных палатках. Лагерь ожил — то и дело появлялись всадники. Вдоль широкой утоптанной многими ногами дороге тянулись груженные повозки в центр лагеря и пустые — в обратном направлении. Я вздрогнула, мне показалось, что я увидела Томеррена, он подошел к поляне, где под большим деревом стояла самая главная палатка. Зашел внутрь. Туда-сюда ходили солдаты. Сколько же их тут. Эта последняя мысль погасила надежду… Мы ждем. Ничего не происходит. Может миррийцы и не нападут вовсе… Глупая идея, что я делаю здесь? Я должна скакать по направлению к югу, в тепло и безопасность… Ледяной вечер, ночь… Лагерь освещается факелами. На площади у центральной палатки с толстой ветки свисает ремень, на котором подвешен закрытый сверху фонарь, бросавший на траву круг неяркого света, неразличимые во мраке деревья шелестят.