Цена предательства

— Змея, там змея! Аааа! — Верещала я, сидя у Рема на руках. — Там. Там!

Рем подержал меня, грозным взглядом осмотрел окрестности, поцеловал в макушку и аккуратно поставил на землю;

— Знаешь, Госпожа, — ядовито сказал мой раб наконец, — там, в имперском дворце, я наблюдал, что некоторые господа были прикреплены к своим рабам цепочками, изумительное, по моему мнению, изобретение, надо тебя ко мне прицепить цепью, да потолще, да покороче, чтобы не бегала по сторонам и не пугала бедного раба этими первобытными звуками…

— Ну ты, гад…

Из-за деревьев вышла группа вооруженных людей, очевидно привлеченная моими криками.

Бежать не было смысла. В руках у некоторых мужчин были арбалеты. Рем молниеносным движением задвинул меня за свою широкую спину и, обнажив длинный нож, немного согнув ноги в оборонительной стойке, приготовился защищать наши жизни. Я, выкатив глаза, задыхаясь от бешеной паники, стояла за спиной Рема, судорожно стискивая свой нож в руке.

— Когда все начнется, бегом на лошадь и скачи… — слышу его шепот;

Ну уж нет, упрямо мотнула головой. Мелкая дрожь прошла по его телу, когда он почувствовал мой ответ. Все — это конец! Я знала, что он не дастся им живьем. Я тоже туда не вернусь никогда. Никогда! Я не хочу, чтоб они меня поймали! Последний вздох Рема будет началом моего конца.

Все замерли напротив друг друга. Мужчины не стреляли, видимо у них был приказ захватить нас живыми. Рем, напряженный, был готов сражаться. Я, высунув нос из-за спины ардорца, насчитала восемь противников. Не солдаты, но держат мечи и арбалеты уверенно, знают как сражаться. Почувствовав меня сбоку, рука Рема задвинула меня обратно.

После нескольких напряженных секунд, я услышала тихое;

— Это он…

Ну конечно, наше описание в каждом новостном листке, за нас обещана огромная награда…Все зашевелились, Рем напрягся, сейчас начнется…Вдруг к нашему огромному удивлению мужчины перед нами опустили оружие, встали на одно колено, прижав руку к груди, склонили головы:

— Милорд, мы вас ждали…Была весть, что вы здесь возможно пойдете…Разрешите нам служить Вам.

Рем и я обалдело уставились на коленопреклоненных мужчин.

— Я принимаю ваше предложение, благодарю, — спокойно произносит Рем, качается, его колени подгибаются и он без сознания валится мне под ноги.

Огонь костра был разложен так, что приходится против солнца. Оно просвечивает сквозь прозрачное пламя, как сквозь зелень леса. Огня не было видно, и только по зыбившимся слюдяным струям горячего воздуха можно было заключить, что что-то горит и раскаляется. Я довольно урча, ем вторую порцию самой вкусной похлебки в моей жизни, вылавливаю куски с мясом и кажется не прожевываю. Мужчины смотрят на меня с умилением, удовлетворенно провожая каждую ложку похлебки, поглощенную мной. Я сижу, прикасаясь спиной к спящему Рему. Он так и не пришел в себя, просто в какой-то момент я поняла, что мой любимый мужчина просто спит. Глаза Рема были не совсем плотно прикрыты, с бровями, настолько сдвинутыми друг на друга, что казалось, будто во сне он пытался сформулировать какой-то очень сложный вопрос. Его лицо было чрезмерно бледным, седые волосы напротив, казались более темными, а дыхание слишком поверхностным.

Мне было тепло, уютно и впервые за долгие дни спокойно. Я понимала, что мы все еще в бегах, преследуемые армиями по крайней мере трех государств, за наши головы назначено огромное вознаграждение, наши описания в каждом новостном листке… но встретив этих восемь мужчин, во мне затеплилась надежда, и она обретала все большую силу, заставляя верить в возможность спасения, я вдруг осознала, что мы не совсем одиноки в этом мире.

Первый приступ паники у всех прошел. Когда Рем упал без сознания, мужчины резво перетащили его в свой лагерь, расположенный недалеко от того места, где мы их встретили.

— Не волнуйтесь Миледи, с ним будет все хорошо, — сказал мне пожилой мужчина — Петер, после беглого осмотра ардорца, — так бывает, что, избавившись от немыслимого напряжения, почувствовав себя в относительной безопасности, не удерживается на ногах и падает человек без сил. У Милорда самое обычное истощение. Наверное у него не очень легкая жизнь была в последнее время.

«Нелегкая, еще какая нелегкая», — подумала я. — «Несколько месяцев в тюрьме, пытки, побег, ранение, неделя тяжелого физического и нервного стресса, недоедание, раны, разбойники, волнения за мою особу… все это привело к истощению сил даже в таком мощном организме».

Мага-целителя среди новых знакомых не оказалось, но Петер весьма проффессионально промыл и перебинтовал раны на голове Рема, наложив ему какие-то мази, осмотрел ноги, порекомендовал отдых и покой. Я рассказала мужчинам о нашей встречи с разбойниками. Мужчины слушали меня, кивали с пониманием:

— Да, вы пересекли неспокойные местности, области хозяйничанья вооруженных банд, места недавно усмиренных восстаний. Вам еще повезло, что их было только пять, обычно они собираются огромными стаями.

— Каких восстаний, — удивилась я, — в Креландии нет недовольных, все счастливы и стремятся к общей цели… — я не договорив, посмотрела на простые, усмехающиеся физиономии мужчин.

— Да откуда вы такая наивная? — спросил Палых — руководитель их небольшого отряда. Это был здоровенный мужик с черными всклокоченными волосами и бородой, и шишковатым лбом, производившим впечатление двойного, вследствие утолщения лобной кости, подобием кольца или медного обруча обжимавшего его виски. Это придавало Палыху недобрый и зловещий вид человека косящегося и глядящего исподлобья.

— Как не бы… — начал Палых, но тотчас же замолчал, вскочил, опустив голову и тяжело дыша, ходил он взад и вперед. — Что вы, маленькая, или притворяетесь? С луны вы свалились, что ли? Вельможи, так называемая креландская знать — обжоры и тунеядцы на голодающих тружениках ездят, загоняют до смерти! — Мне стало стыдно, между тем Палых продолжал, — А другие виды надругательства и тиранства? А эти постоянные войны!

— Быть может, когда-нибудь наш век назовут эпохой иронии, — печально продолжил Петер, его доброе, сморщенное лицо излучало любовь и нежность, а глаза сияли, — иронией подневольной, нелепой, большей частью зловещей — это наше пошлое время с его успехами техники и полной деградацией культуры. С постоянными, непрекращающимися войнами и убийствами. Императорская власть ведет политику грабежа, поборов, насилия, расстрелов и пыток.

— Креландский народ любит императора! Он привел Креландию к неимоверной славе, Креландия ведет только освободительные войны, с хорошими намерениями… — Щеки у меня горели, и уши тоже. Я хоть и ненавидела отца, но Креландию любила. Подняв глаза, я увидела, что у Палыха уши тоже горят, да и весь он покраснел, начиная от шеи и выше. Даже глаза его, казалось, слегка пламенели. Ох, рассердила я мужчину и Рем спит, не защитит, зря я затеяла этот спор…Он некоторое время глядел на меня с открытым ртом, как будто собирался что-то сказать. Вместо этого он начал мотать головой из стороны в сторону, а потом захохотал. Я в негодовании нахмурилась. Что тут смешного?

— Кто вам сказал, Мира, что войны могут начинаться с хорошими намерениями? — спросил он, все еще веселясь, — вон, спросите ардорцев, — он мотнул головой в сторону спящего Рема, — с хорошими намерениями уничтожили их? А то, что сделали с их Владыкой, последним потомком самих Создателей между прочим? — он грустно мотнул в сторону Рема опять.

Мда, тут я немного преувеличила, не поспорю, грустно вздохнула и посмотрела на своего любимого, с Ардором несправедливо получилось, признаю, и Владыку их убили, а ведь я и не знала, что Владыка Ардора был потомком самих Создателей, надо же, какая утрата.

Разговор между тем перешел на более безопасные темы.

Вечерело. Рем зашевелился, вздрогнул и проснулся. Он с трудом сел, озираясь в вечерней мгле. Увидел группу мужчин, меня, сидевшую рядом с ним. Его фиолетовые глаза стали круглыми от страха и паники, и он начал тревожно оглядываться в поисках путей отступления. Мужчины, вскочили, почтительно склонили головы опять и замерли перед Ремом, опустившись на одно колено. Палых, как руководитель, заговорил первым: