Цена предательства

Мы были свободны и счастливы. С утра до утра мы были вместе и не разлучались ни на секунду. Время шумело где-то в стороне, наполненное новостными листками императора, тревожными сообщениями, марширующими по стране креландскими солдатами. Но мы его не чувствовали. Мы жили вне времени. Если все затоплено чувством, места для времени не остается, словно достигаешь другого берега, за его пределами.

Вечер. Мира кормит меня супом, приготовленным ее руками. Одно из самых вкусных кушаний в моей жизни. Она светится от гордости и радости, ее лицо разрумянилось от костра и дыма. Красота и невинность. Моя девочка выросла и оказалась на удивление сильной. Пережить все, что выпало на ее долю, и не сломаться…

— Рем, мне надо снова в город, у нас еды почти нет, — я напрягся. Эта идея мне совсем не понравилась.

— Что же у нас еще осталось? — спросил я.

— Яблоки на деревьях, воздух, две бутылки крепленого вина, золотой октябрь и наши мечты, — ответила Мира, смеясь.

— В город идти опасно, — категорически заявил я, — весь тракт контролируется, передвижения из леса-в лес будут отслеживаться. Нет. Не пойдешь.

Вижу — надулась.

— Мира, мы в лесу, вон ягоды повсюду, грибы, орехи, я скоро встану — поймаю зверя какого-нибудь…

Заинтересованно смотрит на меня:

— А ты умеешь?

— Ну когда-то, давно, до войны, умел. Мы с друзьями охотились. У меня был друг Зак, он здорово стрелял из лука, самый меткий стрелок, каких я когда-либо видел, никогда не промахивается…был.

От этих воспоминаний защемило сердце — Томеррен говорил, что Зак умер… Мира заметила мое состояние, начала шутить, что-то щебетать, пытаясь отвлечь меня.

— Рем, ну все же, давай я куплю…

У меня от ужаса от такой перспективы все сжалось, — Проклятье, Мира! — я взорвался. Приблизил свое лицо к ее, — чувствую, что глаза горят, а черты лица заострились, в висках покалывает. — Ты останешься со мной, ты — моя! И. Ты. Не. Уйдешь!

Она хлопает глазами, шокировано смотрит на меня:

— Ну ладно, ну ладно, как скажешь, раскомандовался тут, — ворчит, залезла мне на колени, схватила за уши, крутит мою голову в разные стороны, рассматривает, потом заинтересованно, — а что у тебя с глазами? И с лицом? В брюках не жмет — хвост не вывалится?

Вот ведь, заноза приставучая, — ну это у меня, когда я переживаю и злюсь…А сейчас я очень злой! И не лезь мне в штаны! Нет хвоста там..!

— Не пущу, не пущу, а чем я тебя кормить буду, монстр хвостатый? Ягодами? Вон ты большой какой! — обняла меня, погладила, протянула руки и обхватила мое лицо ладонями, этим нежным контактом, она подчинила всего меня — мое сознание, мое тело и душу. Она завладела мной, переводя взгляд с моих глаз к моим бедрам. Я был ее.

— Поцелуй меня, — произнесла она, склоняя голову…

Ночи здесь на юге случаются внезапно, вот только было светло и вдруг как непроницаемый занавес падает на глаза и остается только удушливая тьма, наполненная шорохами зверей и ночного леса. Мы спим в повозке. Мира вдруг жалобно застонала, заплакала, задергалась рядом со мной, Я сел, перенес ее к себе на колени, обнял ее:

— Тшшш, любимая, все хорошо…

Она прижалась ко мне с коротким жалобным криком, вцепилась в руку.

— Я здесь, — прошептал я. — Не пугайся. Это просто сон.

Она улеглась опять, поцеловав мои плечи.

— Да, да, ты здесь, — прошептала она, заливаясь слезами. — В моих снах ты постоянно уходишь. Бросаешь меня. Ты всегда будешь со мной?

— Всегда, — ответил я. — Я с тобой навсегда.

— Ты не дашь им схватить себя? Навсегда? — прошептала она.

— Навсегда! Я твой. Я отдал тебе свою душу.

— Хорошо, — прошептала она и устроилась удобнее. — Дай мне руку, — сказала Мира. — Я боюсь, что вдруг потеряю тебя. Связать бы тебя покрепче, чтобы точно не убежал, — проворчала она, вновь засыпая.

Ее лицо было в моих ладонях, как в чаше. Она заснула, а я сидел во тьме, качал ее и не мог спать.

Мира спала, сжавшись в комок, прильнув к моей груди. Я держал ее голову в руках и слушал, как она дышит во сне. Я качал ее в своих руках — такую хрупкую и такую сильную, не решался поцеловать ее — казалось, тронь ее — и она сломается. Я сижу и держу в своих руках главную ценность моей жизни. Ардор, война, долг, моя священность — все было теперь второстепенным. И в центре всего этого стояла Мира. Она была моей единственной точкой опоры, моим компасом, истинным смыслом жизни…

Теплый осенний день. Небо синее и безоблачное. К вечеру становится душно, от земли веет теплом. По моим расчетам нам остался один день пути до места, указанного таинственным целителем. Мира надеется на помощь, я не уверен, что готов доверять креландцам.

Несмотря на предупреждение мага мы все еще продвигаемся на повозке. Ноги мои уже зажили, обросли новой, розовой кожей, все еще очень чувствительной для того, чтобы давать большую нагрузку. Но, к своему удовлетворению, я могу передвигаться. Мира обвязывает мне стопы многочисленными тряпками и я с трудом, но хожу.

В середине дня мы выехали к небольшому лесному озеру. У левого края озера песчаный берег, который равномерно переходит в зелёную траву, как бы очерчивая узкую черту, проходящую между водой и берегом. Деревья очень близко и плотно растут возле берега озера, словно сжимая его в своеобразное кольцо. Берега то пологие, то круто и резко поднимающиеся, создают ощущение какого-то скального отвеса расположенного над водою. Стволы сосен голые, высокие с зелёными верхушками, не пропускающими света и солнечных лучей, нависают над водой.

Мира счастливо взвизгнула и запрыгала от счастья:

— Вода! Мыться!

Бросилась в повозку и стала вытаскивать из мешка свои сокровища: мыло, расческу, легкое шерстяное одеяло, пледы, чистая туника и брюки для себя и меня,

— Мыло! Рем! Вот оно счастье!

— Счастье достается как-то очень просто и всегда намного проще, чем думаешь, не правда ли?

Сначала она задумалась, а потом махнула рукой,

— Ты ведь видел женщин без одежды? — Она проворно скинула грязные брюки и тунику, оставшись только в нижнем белье и побежала в теплую воду. Фыркая, она резвилась в воде. Потом взяла мыло и со стоном наслаждения вымылась. Я на берегу охранял. Когда Мира вымылась, я подошел к самой воде, закутал Миру в плед, взял ее на руки и понес к растеленному одеялу. Она казалась легче воздуха, когда я подхватил ее одной рукой под ноги, а другой обнял за плечи. От нее пахло цветущими ночными розами и чем-то еще. Моя!

Мира

Теплый вечер медленно затоплял окрестные холмы и лес. Мы, чистые и благоухающие лежим на одеяле. Рядом потрескивает костер. Рем, без рубашки, в одних только штанах лежит, опираясь на локоть, смотрит на меня, его фиолетовые глаза поблескивают в отблесках костра. Прислонившись к нему, я, казалось, была укрыта его силой. Я протянула руку, чтобы дотронуться до его шее. Мои пальцы переместились на его огромный шрам на груди, тихонько касаясь, провела по нему пальцами. Его мышцы сжались, и мужчина сделал судорожный вздох.

— Мне щекотно… — перехватил мою руку, поцеловал запястье.

Я оседлала его, схватила его руки и вытянул над его головой. Угрожающе оскалила зубы, зарычала:

— Все, не вырвешься, бойся! Это дает мне возможность делать любые плохие вещи. С тобой. На тебе. — Кусила, лизнула укус, снова кусила…Послышался жалобный стон раба.

Я подпрыгнула на нем, а сердце забилось, как бешеное. Я посмотрела на него, — огромного, распластанного и совершенно беспомощного подо мной и кусила его за шею. Рем дернулся. Я кусила его нижнюю губу, провела языком по клыкам, почувствовала, что сижу на чем-то твердом…

Возбуждение пронзило меня. Я растянулась на его теле, получая удовольствие от скольжения его голого торса по мне. Блестящие глаза Рема отслеживали каждое мое движение. Если до этого он казался горячим, то сейчас стал просто раскаленным. Я чувствовала стук его сердца у своей груди. Ардорец зашипел, его лицо потемнело от желания,