Цена предательства

— Оставь меня, — пробормотал он. — Просто оставь и уходи…Прости, — произнес он, едва шевеля губами. — Мне жаль. Уходи Мира.

Я разозлилась. — Как бы не так придурок. Ты мой, забыл! Уходим вместе! Все кончено, — сказала я. — У меня ничего нет, кроме тебя. Помни это.

Я намотала на его поврежденные ноги бинты в несколько слоев и натянула поверх них просторные, сильно поношенные сапоги темного цвета — чтобы пятна крови, если они просочатся сквозь бинты, не были заметны. Я почувствовала, что боль взорвалась в его ногах, живот скрутило в агонии. Рем даже не покривился, он не мог показывать, насколько был слаб.

— Ты мог бы встать на ноги?

Он подумал.

— Если бы моя жизнь зависела от этого, я, пожалуй, мог бы поднять голову. Но встать? Нет.

Рем скорчился и попытался подняться с подушек. Когда он снова упал на них, я наклонилась, чтобы ему помочь, но он стрельнул в меня взглядом, ясно говорившим «даже не думай». Который я проигнорировала. Пытаюсь поднять его. Ох, какой же он тяжелый!

— Нет… — дикие хрипы прервали меня, он неимоверным усилием приподнялся, оттолкнулся и упал на пол, уткнувшись лицом в мраморную плитку.

Глаза у меня полны были слез. Я старалась не моргать, глядя на него, — чтобы они не пролились.

— Ну вот, начало положено, — нарочито бодрым тоном сказала я, — с кровати ты уже слез, — смахнула слезу, — немного осталось…

Я волоком подтянула его огромное тело к проделанному в стене отверстию. Потянула за плечи поближе. Ха, я смогла, комод и то было тяжелее двигать. Я знала, что я справлюсь, я даже ни секунды не сомневалась, все кажется очень простым, когда человека охватывает отчаяние. Быстро проскользнула в отверстие — я чувствовала себя сильной и гибкой. Потянула Рема. Он изо всех сил отталкиваясь руками, извиваясь телом, пытался помочь мне. Голова внутри, плечи застряли — тяну.

— Не могу! Сил нет, — прохрипела я и начала снова тянуть…

Прошел! Я видела, что острые края кирпичей оставили многочисленные, глубокие царапины на его плечах, порвав рубашку. Мы справились! Рем был внутри лабиринта. Я без сил повалилась рядом с ним. Ардорца сотрясала дрожь. Пот сбегал с его висков и груди, он пыхтел через нос, пока все тело не выгнулось дугой на полу. Его трясло от боли и усталости. Времени совсем нет. Раннее утро, дворец постепенно оживал, готовясь к грандиозному событию — празднованию мира всех народов.

— Я скоро вернусь, жди, — поцеловала Рема в губы. — Только дождись меня!

Я спешно замела внутрь зиявшей красными осколками камней черную дыры туннеля всю грязь, куски штукатурки и камней. Положила камни один на другой, заделав отверстие. Нахмурилась — толкни камни слегка и сломается стена опять, ничего, комод встанет на место и скроет разлом в стене. Когда я наконец поставила комод обратно, сил у меня уже не было ни на что. Меня свалила с ног ужасная головная боль, будто я поскользнулась на чем-то. Я растянулась на холодном белом мраморном полу, затем перекатилась на бок, сжимая пальцами виски, задыхаясь. Болело все, спина, ноги, израненные пальцы… Не знаю сколько я там пролежала, пытаясь дышать, моля, чтобы боль ушла. Надо двигаться, Рем там один, в темноте. Шатаясь встала, вымыла лицо и руки. Я ужаснулась своей бледности, взглянув в зеркало — пощипала себя за щеки. Переоделась в чистое платье.

Перед уходом я открыла окно настежь, окровавленными пальцами потрогала раму, карниз, стену за окном, чтобы было ясно — здесь лез раб, оставляя кровавые следы — поджала губы, жаль, раньше не догадалась, когда костяшки пальцев кровили больше, сейчас кровь уже остановилась и начала подсыхать. Ну не резать же руку снова! Нет, я не готова на это.

Мой выход. Мне уже не страшно, в голове звонко — предельная неуверенность, если она не кончается смертью, приводит в конце концов к спокойствию, которое уже ничем не поколеблешь. На израненные руки одела черные кружевные перчатки. Я готова.

Со всей доступной мне решимостью я отбросила тревожные мысли о том, что может произойти, и вышла из комнаты. Охранники, увидев меня, вежливо поклонились,

— Раб спит, — сказала я, — я иду к императору, — снова вежливый поклон. По дворцу я была вольна продвигаться без охраны, иду дальше.

Быстро пробежала расстояние до поворота на лестницу в сторону кабинета императора, чувствуя спиной внимательные взгляды охранников. Здесь я постояла некоторое время у стены — тут было место, откуда меня никто не увидел бы ни с одной, ни с другой стороны, небольшая ниша, в которую я вжалась, содрогаясь от тошнотворного страха. Я вытерла о платье мокрые от пота ладони, забыв, что на мне перчатки, глубоко вздохнула и осторожно выглянула из укрытия в коридор. Никого. Иду дальше. Навстречу мне идет слуга, мило улыбаясь, прошу передать моей матери, что буду позже на торжественном параде, так как иду к лучшей подруге Агнетте. Чем больше я их запутаю, заставив искать меня в разных направлениях, тем больше времени у нас с Ремом будет.

Медлено продолжаю идти… Встречаю группу офицеров — герои ардорской войны, судя по количеству орденов на их парадных мундирах.

Неторопливо передвигая ногами, я с обычным видом усталости и достоинства поклонилась этим господам, говорившим о предстоящем праздновании, и, томно глядя на них, обсудила погоду и вскользь заметила, что направляюсь на поиски доблестного герцога Томеррена:

— Ах, еще не явился во дворец! Как жаль, я надеялась, что он присоединится ко мне на завтрак. — Горестно поджала губы, — я наверное заеду в его особняк…Нет, нет, помощь мне не нужна, прямо сейчас и поеду… — Мы вежливо раскланялись, очень довольные друг другом.

Иду дальше. Мой путь идет мимо малой столовой, надо быстренько пройти, сталкиваюсь с маркизой Анной Шамер, ну конечно, где императрица, там и ее ближайшая фрейлина.

Утренний туалет маркизы очевидно стоил ей большого труда. Цель ее туалета была теперь совсем обратная той, которую она преследовала двадцать лет тому назад. Тогда ей хотелось украсить себя чем-нибудь, и чем больше, тем лучше. Теперь, напротив, она обязательно была так несоответственно годам и фигуре разукрашена, что заботилась лишь о том, чтобы противоположность этих украшений с ее наружностью была не слишком ужасна. Мы «очень» обрадовались, встретив друг друга. Последовали необходимые обстоятельству охи и ахи, улыбки и поклоны.

— Ах, как вы сегодня свежи и прекрасны, — проворковала маркиза, с умилением глядя на мое призрачно-зеленое лицо — “ах как она опустилась, не накрашена, одета в это ужасное черное платье» — читаю я у нее на лице. Я люблю, когда она с высоты своего величия смотрит на меня: или прекращает свой умный разговор, когда я приближаюсь, потому что я глупа, или снисходит. Я знала, что она меня терпеть не может, и всегда это означало, что она не будет задерживать меня слишком долго со своими немыслимо глупыми сплетнями и рассуждениями.

— Ах, благодарю вас, — счастливо улыбаюсь, прячу за спиной дрожащие руки. — Какой нынче прекрасный день, — прибавила я, по последней моде особенно налегая на слове «прекрасный». Ах, милая маркиза, мне надо сказать вам мой самый тайный, сокровенный секрет! — Маркизу аж передернуло от удовольствия, она задышала тяжелее, — герцог Томеррен вчера признался мне в любви, — у Анны Шамер глаза выпучились от удивления, — скоро мы тайно обвенчаемся и бежим в Ардор! — Вот это новость! Берегись Томеррен, через пятнадцать минут весь дворец будет гудеть, обсуждая этот секрет, скоро и император узнает о планах доблестного наместника, — я так счастлива, так волнуюсь! Я любима таким доблестным человеком! Героем! А я вот в библиотеку иду, поплакать от счастья! — я указала на самое дальнее и непопулярное помещение в имперском дворце. Искать меня там могут до ночи, исследуя каждый коридор, петляющий между сотнями полок с книгами.

Маркиза Анна посмотрела на меня восторженно, и слезы восхищения пред величием моей души и ума выступили на ее глаза. Она подпрыгивала от нетерпения, ей надо бежать, у нее в руках та-а-акая сплетня. Ее ответный поклон вышел чуть неуклюжим и спешным. Мы, довольные друг другом, разбежались.