Цена предательства

Нам не дают ни еды, ни воды.

Мы, ардорцы, скованные по рукам и ногам, находимся в центре креландской армии. Впереди нас пехота, императорский кортеж со свитой, повозка с Ремом, окруженная большим отрядом солдат, сзади нас кавалерия, пешие имперские солдаты, многочисленные повозки, набитые награбленным добром — драгоценные камни, золото, ткани, вина, опять драгоценные камни, ткани, провизия и замыкает снова крелондская армия и повозки с огромными орудиями.

Мы в пути уже несколько дней. Стоит жара, вокруг нас летает рой мух. Вонь, грязь, пыль, поднятая сотнями ног не оседает, она ложится черным покрывалом на наши головы, забивает глаза, скрипит на зубах. Ножные кандалы сбили наши щиколодки в кровь, мы пытаемся оборачивать ноги рубашками, разрывая их на тряпки. На нас нет ботинок, мы идем, оставляя за собой кровавые следы.

Зак, не успевший полностью восстановиться, за несколько дней пути практически не может идти. Мы, хрипя, шатаясь, по очереди поддерживаем его, с каждым днем ему тяжелее и тяжелее переставлять ноги.

Креландское войско голодает. Война сделала свое дело. Во встречных деревнях не осталось больше поселян. Ардорские земли, по которым мы шли, были разорены, деревни и фермы сожжены, жители либо убиты, либо ушли в предгорья с пути армии. Лошадей нечем кормить. Запасы продовольствия стремительно заканчивались. Это было измученное, истощенное, озлобленное и от того еще более грозное войско.

С пленными креландцы обращались все хуже и хуже. Сегодня в первый раз мясная пища солдат была выдана кониною. От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных. Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что несколько ардорцев не в состоянии больше идти. Я видел, как креландец избил ардорца за то, что тот упал и не мог подняться после многочисленных приказов, и слышал, как капитан, его приятель, приказал ему убить пленника, если тот не сможет идти. Выстрел, тело ардорца отбросили в кусты. Идем дальше.

До Сорве осталось два дня перехода. Ночь. Больной Зак, бледный, худой, с черными кругами вокруг глаз, не обутый, без рубашки, обгоревший на ярком солнце, в рваных штанах, обессиленно сидел на земле и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на нас, он равномерно стучал зубами от холода — у него была лихорадка.

Вдоль реки, между телегами и обозами, горят костры креландской армии. От одного костра, недалеко от нас, пахнет жареной кониной, над другим на деревянном вертеле поворачивают баранью тушу. От этих запахов желудок сходит с ума.

Привели Ката, он плюхнулся на землю около меня. Мысли мои вялые от голода и усталости или от чего-то другого, и я должен изрядно потрудиться, чтобы раскопать в памяти воспоминания о том, что сказать.

— Как Рем? — вспоминаю о чем надо спросить, ребята вокруг подтягиваются, прислушиваясь к нашему разговору;

— Все так же, — устало отзывается Кат, — задумчиво молчит, оглядывается, креландцы нас не слышат, — знаете, я б сказал, что Рем совсем и не болен уже, — он недоуменно пожал плечами.

Вот уже вторую неделю Кат проводит при Владыке, креландский маг-целитель с тревогой за его здоровье призвал к знаниям Ардорского целителя, надеясь, что, может его, иная, магия поможет. Ничего не помогало, Рем не приходил в себя.

— Я не понимаю, — понижая голос произносит Кат, — его рана успешно затягивается, покрыта коркой, главное ее не беспокоить, я каждый день по очереди с Мериданоном вливаю в него сумасшедшее количество энергии, — он задумчиво сорвал сухую травинку, пожевал ее, скривился от вкуса пыли на зубах, сплюнул, — мы его поим, он пьет, я даже сумел всунуть в него чуть мясного бульона. Но он не приходит в себя!

Я слушал Ката, задумчиво смотрел на заметно оживленных креландцев, еще чуть-чуть и они покинут опостылевшую ардорскую долину, забравшую столько жизней их товарищей, принесшую им столько «мучений». Они видят конец своим мучениям…Мы нет. Мысленно они уже не солдаты, они хозяйники, весело смеясь и шутя за кострами, они играют в кости на их будущее богатство, их мешки тяжелы от награбленного, их карманы заполнены драгоценными камнями. У них есть цель…

Лукас тоже смотрит на имперцев, задумчиво говорит:

— Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель своего движения. Посмотрите на них, — он махнуй рукой в сторону весело хохочущих солдат, — вчера они шатались от усталости, стягали нас хлыстами от озверения, а теперь они полны энергии — у них есть цель. Для того, чтобы идти тысячу миль, человеку необходимо думать, что что-то хорошее есть за этими тысячью милями. Нужно представление об счастливой земле для того, чтобы иметь силы двигаться. Они все мечтают о своей Креландии…

Сай мрачно поднимает голову:

— Ну как же, уничтожили, разорили Ардор, нас гонют в рабство, а сами мечтают о мирной, счастливой Креландии…

— Странные они, — добавляю я, — не люди, а звери, хотя они любят нас зверьми называть, — я вчера видел, как группа солдат за обозами заловила молодого солдатика, повалили его и по очереди насиловали! Своего — креландца! — Я помолчал, — а проходящие мимо солдаты не возмущались, нет, они в очередь становились!

— Твари, чего и говорить, — пожал плечами Сай.

— Ребята, — очнулся от глубоких размышлений Кат, — Рем что то готовит. Я чувствую он что — то замыслил. Я думаю, что он в полном сознании. Знаете, такое впечатление, что он как бы собирает энергию, он как-будто смотрит внутри себя, смотрит внимательно, концентрируя силы…Как перед ударом…Ничего не понимаю… Будьте наготове…

«Все это бессмысленно», — вяло подумал я, — «что Рем может задумать, раненный, обессиленный, с огромным мифрилом на шее».

Нам принесли похлебку — с отвращением поковырялся в миске, пытаясь найти не очень сгнивший кусок для Зака — глупая затея. На такой жаре продукты портятся мгновенно. С трудом встал, позвякивая кондалами, хромая на обе ноги, подошел к лежащему с открытыми глазами Заку, приподняв его голову, напоил. Я смотрел на Зака, он лежал неподвижно, с полуоткрытыми глазами и губами. Зак слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был умереть, несмотря на приказ Владыки. Сел рядом. Тоскливо посмотрел на горы…

Сальдор, вершина Ардора, перед нами — буквально горит и пылает, освещенный сиянием заходящего солнца. Плавные холодные тени дымкой окутывают подножие горы. Зеленовато-оранжевое небо, сиреневые облака, в которых также отражаются нежно-розовые лучи.

Последние мгновения солнце бросает лучи на вершины ближних гор и холмов, они начинают уже потихоньку затухать. Я вижу, как темнеет земля, но на некоторых участках ещё виднеются отблески горящего неба. Солнце село.

Увижу ли я еще Великий Сальдор, каким я вернусь сюда, лишенной воли, послушной марионеткой, убивая своих друзей и братьев по приказу креландского извращенного хозяина. Как страшно!

Очень раннее утро. Лагерь оживает. Переговариваются солдаты, с фырканьем моются в ледяной воде, взятой из маленького, быстрого ручейка, стремительно спускавшегося с предгорий Сальдора. Нам дают воду, надо выпить много — это единственная вода за целый день. Большой отряд — пехота имперцев, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между холмов в предрассветном тумане.

Нас окриками поднимают на ноги, пора выступать нам. Лукас и Сай подняли шатающегося Зака, громкий приказ, пленники тронулись. Утро плавно переходит в жаркий день. Пот крупными каплями катится у меня по лицу. Мы идем без остановки — креландцы торопятся покинуть негостеприимную долину Ардора.

Мы, медленно плетясь, приближались к пересечению с дорогой, спускавшейся к лесистому склону Сальдора, и из-за высокой, плотной стены деревьев стал отчетливее доноситься стук копыт, скрип колес и веселый гомон солдатских голосов. Наш конвойный, ехавший чуть впереди, натянул поводья и сделал нам знак остановиться у перекрестка — нас обгонял очередной обоз с награбленными трофеями. Мы воспользовавшись недолгими минутами отдыха, со стонами упали на землю. Проехали повозки, доверху набитые украденным. Богатство смерти. Я прислушивался к тому, как позвякивают трофеи — звяк, звяк…