Цена предательства

— Не стоит отвлекаться Кат, — устало покачал головой Рем, — твой имперский коллега уже оказал мне посильную помощь, а это, — он кивном указал на рану на груди Зака, — ты уже тоже убедился, магией не лечится. — Он тяжело вздохнул, — поторопимся, Томеррен сказал, что Зак умирает?

Кат объяснил ему ситуацию, Рем надолго задержал тяжелый взгляд на Томеррене, тот с легкой ухмылкой как бы недоуменно пожал плечами, мол, да, вот такой я, набедокурил, нашалил…

Рем с трудом склонился к лицу Зака, посмотрел на него, тяжело вздохнул:

— Помогите мне спуститься к нему и держите меня, чтобы не упал, — распорядился он, никто не осмелился возразить, два солдата помогли спуститься ему на колени около Зака. Рем положил ему руку на лоб и закрыл глаза. Имперский маг с интересом выворачивал шею из-за спин солдат, поддерживающих Владыку, желая все увидеть.

— Зак… Зак… — услышали мы тихий металлический голос Владыки, он звал, он приказывал, ему не возможно было не повиноваться, — Зак, иди ко мне…

Прошло несколько минут. Воздух в нашей темнице словно накалился и зазвенел. Все видели, что Владыка напрягает свою волю, на скулах у него выступили черные вьющиеся узоры молний, лицо осунулось, скулы выступили:

— Зак ко мне..! — жестко прозвучал приказ, — я взрогнул, вспоминая как меня, почти умершего призвал Владыка, я не мог отказать своему Господину, я вернулся. Зак не пошевелился, но стал дышать спокойнее и глубже;

— Зак вернись, — повторил Рем.

Губы умирающего шевельнулись, — да мой Господин, — Мериданон потрясенно вскрикнул, — Невероятно!

Прошло еще несколько мнгновений, и Зак шевельнулся, открыл глаза и увидел Владыку. Он сказал едва слышно:

— Ты звал меня Владыка и я пришел, — Томеррен проскрипел сквозь зубы, — уже не Владыка, — на него никто не обратил внимания.

— Зак, я, твой Господин, приказываю, — сказал Рем, его голос звучал властно и сильно, глаза пылали темно-красным, — не смей умирать, живи!

— Я ее потерял Повелитель, — прошептал Зак, едва шевеля потрескавшимися губами, — я уже умер, позволь мне уйти, смилуйся, — по его щеке потекла одинокая слеза. Он посмотрел на Рема черными, несчастными глазами, два темных отверстия, в них, как в глубоком бездонном озере плескалось немыслимое страдание. Сколько всё-таки горя и тоски умещается в двух таких маленьких пятнышках, которые можно прикрыть одним пальцем, — в человеческих глазах.

— Нет друг мой, грустно сказал Рем, — я скорблю вместе с тобой, но ты мне еще нужен, я не позволяю тебе уйти, не сейчас. Это Приказ! Живи Зак! Пока человек не сдается, он сильнее своей судьбы. Борись!

— Подчиняюсь, — прошелестел наш друг;

— Зак, друг мой, — сказал Рем, — у меня к тебе поручение, — он вздохнул, закрыл глаза, подумал чуть-чуть, как-будто собираясь с духом, — освободи своего Владыку, когда увидишь меня снова, потом, когда вернусь в Ардор, — Томеррен усмехнулся, Рем посмотрел в глаза Зака, — не промахнись…

— А сейчас спи, набирайся сил, и прощай, — Владыка склонился и, пачкая Зака кровью, поцеловал в лоб. — Напоите и накормите его, — приказал он солдатам, — никто не вздумал оспорить его право давать приказы.

Зак с трудом проглотил пищу и закрыл глаза — он заснул.

У нас вечный полумрак в темнице, сыро и прохладно, но видно, что Рем вспотел, он обессиленно пошатнулся и если бы не солдаты, завалился бы на бок, он с трудом поднимается с колен, вытирает пот со лба рукавом, я вижу, что на рукаве оказывается кровь.

Качающегося Рема подхватили под руки и увели из нашей камеры. На прощание он успел оглянуться, посмотреть на нас и произнести:

— Прощайте друзья.

Глава 3 В пути

Николас

По моим подсчетам прошло четыре недели со дня церемонии отречения. Зак поправляется. Дни проходят за днями. Нас кормят три раза в день, мы должны быть сильными и готовы к долгому и тяжелому пути. Самое худшее, когда нужно ждать и не можешь ничего сделать. От этого можно сойти с ума.

Приходят солдаты, забирают Ката, наша участь ждать и волноваться. Через несколько часов Кат, бледный и изможденный, возвращается:

— Рем плох, — выдыхает он, — рана загноилась и все еще кровоточит. Его сжигает лихорадка… Их маг-целитель исчерпал все свои возможности, позвали меня в надежде на чудо, но я, — он в отчаянии Кат дернул волосы, — я ничего не мог сделать, только держать Рема, когда они прижигали его рану каленым железом! Он меня не узнал! Представляете, я был его очередным мучителем! — Его голос сорвался.

Кат лег на пол и свернулся в клубок, — мы все прокляты, мы все прокляты, — беспрерывно повторял он…

— Знаете, Томеррен говорил мне, — однажды вспоминает Зак, — когда я в полубеспяметстве висел на дыбе, что нас пригонят в Миранию — столицу Кренландии и оденут ощейники подчинения. Вы понимаете, это конец, конец человеку как личности, мы будем жить желаниями наших хозяев, есть с их рук— я не понимаю почему Рем заставил меня жить… Это жестоко…

Зак вернулся в мир живых, но он потерялся, он, как и все мы в разладе с собой, опустошенный и растерявший надежды. Почему Владыка не дал ему умереть…

Наконец наступил день, когда наконец нас вывели из нашей темницы. Великая Креландская армия готова возвращаться домой.

В течение всего этого времени насилие и грабежи продолжались в городе, несмотря на повеление Наместника прекратить их. Порядок так и не был восстановлен, Креландское войско, как распущенное стадо мародеров распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Осгилиане. Солдаты насиловали женщин, пили хмельное вино, выковыривали драгоценные камни из стен, набивая свои сумки.

Уходя из Осгилиана, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Император Дарко тоже увозил с собой свой собственный огромный улов. Увидав обоз, загромождавший армию, мы ужаснулись, не удивительно, что на сборы потребовалось столько времени. Отягощенная награбленным креландская армия продвигалась медленно и тяжело.

Нас, пленных Ардорцев, сковали по рукам и ногам, расставили в колонны по пять, в первых рядах человек семьдесят последних носителей Армадилов и далее около двухсот воинов — лучших Ардорцев, Томеррен лично отбирал — подарок для креландской знати. Еще два дня мы, скаванные, вынуждены были ждать отправления.

Наконец ранним весенним утром началось движение выступавших креландцев: укладывались повозки и двигались войска и обозы. В семь часов утра конвой креландцев, охранявший нас, пленников, начали движение. Они были в походной форме, с железными палками-орудиями, огромными мешками, они криками и кнутами заставили нас встать, наши охранники оживленно переговаривались, их окрики, пересыпаемые ругательствами, перекатывались по всей нашей линии. Мы встали. Все чего-то ждали.

Наконец вдали показалась группа креландских солдат во главе с Мериданоном — несли Владыку. Мы, несмотря на окрики солдат почтительно встали на колено, Рема пронесли мимо нашей линии и бережно положили на повозку. Все были готовы. Мы двинулись. Сначала нас гнали по переулкам Осгилиана, мы, пленные, шли одни со своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя на главную дорогу, мы попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с повозками, полными награбленными троффеями. У холма Злотарей, на выходе из Осгилиана, окриками и кнутами нас остановили, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди полки. С высокого холма нам открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Сорвадская дорога, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Креландская армия так растянулась, что последние полки еще не вышли из Осгилиана, а голова войск уже прошла несколько миль.

Пройдя Кроманский мост, мы двигались по несколько шагов вперед и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон двигалась армия. Пройдя более часа несколько сот шагов, мы, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли под палящим солнцем ожидая перехода через мост через реку Звонкая. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства.