Раскадровка

Джойс была в центре всеобщего внимания, она притягивала к себе взгляды, — координаторов фестиваля, журналистов, актёров «Шантарама» и даже Пауля Боариу, отчего тот заикался и говорил ещё невнятнее и сбивчивее, чем обычно — все заискивали перед ней. Тому хорошо был знаком этот сногсшибательный эффект, оказываемый Норин. Он и сам когда-то пал под её очарование, едва знакомый с Джойс, но испытывающий к ней необъяснимо сильное влечение, не поддающееся контролю и не отменяемое внешними объективными обстоятельствами. Отчасти причиной этому был какой-то врожденный, естественно исходящий магнетизм, а наполовину — осознанный выбор одежды и последовательная игривость в поведении. И последнее порой пробуждало в Томе ревность. Они с Норин были вместе около восьми месяцев, и за всё это время она не давала очевидных поводов для беспокойства, но каждое их появление на совместных публичных мероприятиях неприятно кололо Хиддлстона именно этим закручивающимся вокруг Джойс водоворотом жаждущих её внимания мужчин. И она кокетливо им улыбалась, позволяла втянуть себя в разговор, хрипло смеялась над их шутками и весьма убедительно делала вид, что с Томом её ничего не связывало, а он силился сохранять на лице ровную улыбку и сдерживать остро скребущегося зверя глубоко внутри.

Этим прохладным весенним утром он ясно ощущал ворочающийся где-то сразу над диафрагмой тошнотворно скользкий комок ревности. Том наблюдал за Норин и насевшим на неё Терренсом Ховардом ещё с отеля: там, на балконе ресторана они вместе скурили по несколько сигарет сразу, повязнув в долгом разговоре; затем на крыльце в ожидании машин они по-дружески хлестко подтрунивали друг над другом и Джафаром Сорушем, лишь скупо улыбающимся в свою густую черную бороду; и вот теперь во Дворце фестивалей на набережной Терренс методично оттеснял Тома от Норин, заключая её в объятия, зажимая её между собой и пугливо сутулящимся перед камерами Паулем Боариу. Хиддлстон раз за разом отвоевывал Джойс обратно, а затем заметил, что рука Ховарда пробралась под её пиджак туда, где — только ему одному это должно было быть известно — глубокий кружевной вырез обнажал изгиб узкой спины. В Томе всё похолодело от ярости. Во-первых, он находил вершиной невоспитанности, бестактности и даже откровенным домогательством прикосновения к открытым участкам кожи дам, если это не были руки или подставленные под вежливый поцелуй щеки. А во-вторых, это была не просто дама, Норин была его женщиной, и пусть это не было достоянием общественности, он всё равно не намеревался терпеть посягательства на неё. И потому, продолжая улыбаться в объективы, он за спиной Норин с силой ухватил локоть Терренса Ховарда и резко оттянул его руку от Джойс. Терренс ответил на этот жест вопросительным взглядом, Том это заметил, но проигнорировал. Его позиция была безапелляционной, и даже если это нужно было пояснить Терренсу чуть более внятно, он не собирался это делать публично.

Норин же сделала вид, что вовсе не заметила произошедшего. Её отстраненность, её молчаливое бездейственное согласие на протиснувшуюся к её спине руку Ховарда выводили Тома из себя. Объективно он понимал, что сгущает краски там, где для этого не было особого повода, но невыраженная ревность так долго — ещё со времён Марко Манкузо — в нём бурлила, что сейчас не к месту вдруг выплеснулась наружу. Когда фотоколл был окончен и коллектив «Шантарама» нестройной чередой направился к выходу с террасы, и Терренс снова возник рядом с Норин, Том придержал её за плечо, оттягивая к себе, и она строгим шепотом спросила:

— Что ты делаешь?

— А что делаешь ты? — парировал Том. Недовольство просочилось в его голос, и он заметил, как переменилась в лице Джойс, расслышав его интонацию.

— Да ладно, — протянула она, осторожно улыбаясь одними лишь краешками кроваво-красных губ. — Ты приревновал меня? К Ховарду?

— Что тебя удивляет, м? Что в Ховарде делает ревность к нему невозможной? Он не мужчина? Он не заигрывает с тобой? — сухо выстреливал вопросами Том и наблюдал, как они льдинками всплывали в растерянных янтарных глазах Норин. — Ты не флиртуешь с ним? Он не распускает руки? Ты не позволяешь ему этого?

Она с минуту молча шагала рядом и удивленно его рассматривала, а затем широко и искренне улыбнулась.

— Прости, — выговорила Норин. Её холодные пальцы скользнули в его ладонь. — Но не глупи так. Ты ведь сам на себя сейчас не похож. Ну разве пристало герцогу Асгардийскому так вспыхивать из-за ерунды?

Эта их старая только между ними двумя разделенная шутка так неожиданно вторглась в разговор, что застала Хиддлстона врасплох, и он хохотнул. Они спускались по мраморной лестнице, отдающейся ритмичным эхом шагов. На нижнем пролёте у двери, ведущей к кинозалам, в тесную кучу сбились представители студии «Тачстоун», несколько ассистентов и публицисты. Среди них возвышался Люк, он привычным быстрым движением подтолкнул очки на переносице и повернул свой планшет экраном к Бетти, та закивала, а потом подняла взгляд на приближающийся перестук тонких каблуков Норин и смех Тома.

Он наклонился к уху Джойс и напомнил:

— Я полноправный король Йотунхейма.

***

Вторник, 11 июля 2017 года

Округ Фейетт, штат Джорджия, США

Норин отняла одну руку от руля и размяла пальцы. Взятая в краткую аренду прямо в аэропорту Шевроле Импала была неповоротливой и тяжелой, Джойс успела устать от неё за неполные двадцать минут езды. Вечерним рейсом «Дельты» она прилетела из Лос-Анджелеса, где месяц назад стартовали съемки третьего «Эффекта массы», в Атланту, чтобы навестить Тома, кратковременно задействованного в работе над новыми «Мстителями». Норин прибыла без особого багажа — только тяжело повисшая на плече мешковатая сумка и конверт нового сценария в подмышке. Она не любила водить — ни по узким извилистым улочкам Лондона, ни по широким скоростным магистралям Штатов — но сегодня почему-то не взяла такси, а свернула к окошку службы проката авто. Норин поискала причину такого решения и как-то неутешительно быстро нашла ответ: она приехала, чтобы сделать Хиддлстону сюрприз, и она ему всецело доверяла, но как-то подсознательно после болезненно преподанного ей Марком Манкузо урока хотела обеспечить себе пути к незамедлительному отступлению. В ней сформировался новый — или усовершенствовался старый — принцип: доверяя, всё же проверять и быть готовой к худшему.

Колеса отбивали равномерный такт по стыкам бетонных плит, которыми была выложена трасса, разметка ярко вспыхивала, отражая свет фар, сквозь опущенное стекло в салон задувал пряно пахнущий сочной зеленью и немного отдающий горечью выхлопа ветер. Норин в очередной раз потребовалось несколько секунд предельной концентрации, чтобы вспомнить, с какой стороны руля в этой машине находился рычаг поворотников; отыскав, она подтолкнула его вверх и свернула на указанной навигатором развязке — в сторону павильонов киностудии «Пайнвуд Атланта». Эта идея пришла в голову Джойс ещё в Лондоне, когда они с Томом, прогуливаясь поздним вечером, обсуждали свои рабочие графики. Она выразила свое желание тайком пробраться в трейлер Хиддлстона своему публицисту, и всем касающимся организации этого сюрприза Бетти занималась сама. Она обо всём договорилась, вышла на связь с кем-то из сотрудников студии, и теперь его номер телефона на смятой записке лежал в подстаканнике. Норин оставалось только подъехать к шлагбауму и позвонить этому Брэндону, — кем бы он ни был — чтобы её пропустили. А дальше дело оставалось за малым: прокрасться в трейлер и, притаившись, ждать Тома. В этом порыве не было никакого подтекста кроме очевидного — обрадовать любимого мужчину своим появлением, она не задумывалась над тем, чтобы найти следы возможной измены. Не смотря на невероятную привлекательность Хиддлстона, на его популярность и его любезность с фанатками, Норин никогда ни в чём его не подозревала. Но всё же ехала за рулем арендованной машины, просто чтобы — если встреча так или иначе сорвется — не ждать такси, а немедленно уехать. У такого своего поведения Норин чувствовала неприятный желчный привкус, но одновременно с этим совершенно ему не противилась.