Уорхол

После вечерних развлечений Энди часто мог несколько часов проработать, прежде чем шел спать около трех или четырех утра.

Вот в такую схему жизни Энди ввел нового друга, который вскоре стал его первым настоящим любовником, – Карла Уиллерса.

Альфред Карлтон Уиллерс встретил Энди в 1953 году в фотохранилище Нью-Йоркской публичной библиотеки, куда Уорхол часто приходил подбирать исходные материалы для своих иллюстраций. Энди забирал с собой домой множество фотографий. С одной он копировал лицо, с другой – деталь стула, кошачью морду с третьей, применял к получившемуся блоттирование и получал оригинальный рисунок, происхождение которого в итоге было не определить. Самым важным, по его словам, было то, что он отбрасывал. Чтобы быть абсолютно уверенным, что никто не определит его исходники, Энди не возвращал фотографии, пока не образовывалась просрочка, платил небольшие штрафы, чтобы не отдавать их. Таким путем он вскоре собрал обширный банк фотоизображений. Еще он начал коллекционировать антиквариат и предметы искусства. Уиллерс, обучившийся печатать и стенографировать в воздушных войсках, работал секретарем куратора коллекции в ожидании начала обучения истории искусства в Колумбийском университете.

Карл, как он представлялся (Энди дразнил его, называя Альфредом), был двадцатиоднолетним уроженцем штата Айова, чья мальчишеская привлекательность подчеркивалась копной светлых волос такой длины, что некоторые друзья в шутку прозвали его Пальмой. Это был его первый год в Нью-Йорке, и он, пожалуй, был куда неопытнее, чем ему хотелось бы признавать.

Той осенью он стал частым гостем в квартире на Лексингтон-авеню и одним из компаньонов Энди на обедах в Nicholson и на внезапных театральных вечерах. Юлия казалась довольной, что Энди нашел близкого товарища, и обращалась с ним как еще с одним сыном. Уиллерс был поражен домом Энди: сам Энди, Юлия и кошки, словно вышедшие из какой-то европейской сказки, были реальностью, значительно отличавшейся от той, которая сформировалась у Карла поначалу после первых впечатлений от Уорхола. В своей типичной манере Энди сперва пытался скрыть детали своей личной жизни, рассказывая Альфреду, что он родом с Гавайев. Многие отмечают, как Энди, должно быть, радовало сочинять себе разнообразное прошлое, как только появлялась возможность. По крайней мере еще одна большая голливудская звезда, Марлон Брандо, известен тем же. Всегда можно просто обратиться к Голливуду, чтобы подобрать ключики к поступкам Энди, раз уж он без конца подхватывал тамошние повадки.

«Энди в прямом смысле хотел быть знаменитым и не скрывал этого, – утверждал Карл Уиллерс. – Стоило ему начать рассказывать, какой чудесный, и замечательный, и талантливый, и блистательный гений вот этот, и – бац: Энди уже сам хочет быть известным».

Вечерами после работы Карл стал помогать Энди раскрашивать рисунки и служил ему натурщиком для иллюстраций рук или ног. Они часто ходили куда-нибудь. Карл Уиллерс: «Он любил ходить по вечеринкам, а их в округе было немало. В пятидесятые вечеринки, казалось, случались еженощно. У него было много друзей с кучей денег в своих прекрасных нью-йоркских квартирах, которые закатывали замечательные вечеринки, куда Энди мог направиться. Это была его единственная социальная активность, но я еще думаю, что Энди любил вечеринки потому, что там он не был связан и мог уйти, когда захочет. Если ему не хотелось куда-нибудь идти, что случалось нередко, он бывал непреклонен. Когда кто-нибудь подходил с предложением: „Энди, а давай туда заявимся!“, он отвечал: „Нет, нет, нет, нет“, потому что ему казалось, что его принуждают, или что он не сможет побороть свою застенчивость, или что другие перещеголяют его харизмой или талантом. Так что ему приходилось взвешивать все эти штуки, решая, пойдет он или нет.

Энди был типичным геем, просто он не придавал этому значения по жизни. Это казалось ему шикарным, и он любил бывать среди элегантных геев с их прекрасными квартирами, с их занятиями, которые он почитал как особенно роскошные или впечатляющие в этом мире».

Иногда, если оказывалось, что они припозднились, Карл мог остаться ночевать, укладываясь на диване в передней комнате, а Энди продолжал работать.

Тот Энди Уорхол, которого Уиллерс знал, «пользовался своею застенчивостью, словно ребенок, но это все была такая игра, совершенно очевидно. Ему правда казалось, что людям следует шалить, но сам он абсолютно не был лихим, по сути, он был тихоней».

В Nicholson их беседы никогда не были серьезными или интеллектуальными. Энди умилялся каждому пикантному слушку или хохотал над чем-нибудь виденным по телевизору, с блаженством уплетая третье шоколадное суфле. Впоследствии Карл будет терпеливо выслушивать, как Энди упивается самоуничижением.

У него были большие проблемы с кожей, и прыщи выскакивали совсем как у подростка. Он очень переживал по этому поводу, его сильно мучила совесть насчет всего этого поедания сладкого, потому что он полагал, будто это-то его и полнит и вызывает появление прыщей. У него была обостренная неуверенность в себе. Считал, что он совершенно не привлекателен, слишком низкоросл, чересчур пухл. Он считал себя несуразным.

Прогрессирующая лысина Уорхола стала причиной очередных страданий. К моменту встречи с Уиллерсом на затылке Энди волос почти не осталось, и он не снимал кепку с козырьком даже во время обедов, что Уиллерсу казалось неприличным. «Энди, это безумие, – Уиллерс вспоминал, как говорил ему, – люди подумают, что ты пижон или невежа. Чего не купишь себе парик?» Вскоре Уорхол приобрел светло-русую накладку, первую из нескольких сотен, которые у него постепенно скопятся: темные, блондинистые, белые, серебристые и седые.

Годы спустя Энди объяснит, несколько иронично, свое желание «поседеть»:

Я решил поседеть, чтобы никто не знал, сколько мне лет, и чтобы я выглядел в их глазах моложе, чем они считали.

У моего поседения много плюсов. Первое: у меня появились старческие проблемы, с которыми примириться куда легче, чем с юношескими. Второе: все восхищались тем, как молодо я выгляжу. И третье: я оказался избавлен от ответственности за ребячество – мог вдруг впасть в чудачество или маразм, и никто бы ничего дурного не подумал из-за моих седин. Когда у тебя волосы седые, каждое твое движение кажется «юным» и «бойким», а не просто обыденно энергичным. Словно обзаводишься новым талантом.

Уиллерсу было очевидно, что Энди увлечен им, но ему было очень сложно выражать свои чувства, в особенности вблизи от Юлии. Из-за ее щербинки между зубами Карлу казалось, что, смеясь, она походила на ведьму. Даже когда Энди считал, что запер ее в спальне на ночь, она вдруг появлялась, ухмыляясь и посмеиваясь, с ведром и тряпкой наперевес. Иногда она пошатывалась, словно чуть навеселе, и хихикала невпопад, думая о чем-то своем. В другой раз могла свернуться под кипой рисунков на кресле и заснуть, чтобы восстать оттуда посреди ночи и побрести в свою спальню. У нее начала проявляться та же проблема с алкоголем, которая была у ее несчастной бестолковой сестры Марии, что делало их сестру Анну белой вороной. Вероятно, какая-то часть Энди наслаждалась этим. Если он и пил, то умеренно, но до конца своих дней представлял собой, как это называют среди анонимных алкоголиков, параалкоголика, человека, который расцветает, общаясь с алкоголиками, получая удовольствие от их безумств, а ведет себя так, будто пытается отвадить их от выпивки. Увлечение Энди людьми, которых большинство считали ненормальными – наркоманами, трансвеститами и прочими фриками шестидесятых, – на тот момент в какой-то степени удовлетворялось его мамой, прирожденной чудачкой.

Несмотря на то что Карл был уверен, будто Юлия думает, что он просто помогает Энди, и ни о чем другом между ними не подозревает, она все же являлась сдерживающей силой. Однажды ночью Карл как бы невзначай наклонился поцеловать Энди на прощание, Уорхол отмахнулся от него и молча повел в другую комнату. Он беспокоился, что мать может появиться из спальни и застать их в объятиях друг друга. Укрытый от ее взгляда, Энди таки смог подарить Карлу прощальный поцелуй. В другой раз, на вопрос кого-то из друзей Энди, хорошо ли она спала накануне, Юлия ответила, серьезно и трогательно: «Ох, нет! Всю ночь провела, наблюдая, как Энди спит». Десять лет спустя Энди снимет фильм под названием «Сон», проведя ночь без сна, наблюдая, как спит его бойфренд.