Уорхол

Энди так интересовался танцем, что пошел еще дальше и стал брать уроки модерна с сестрой Кесслера, Корки Кауфман. Он не был особо ритмичным от природы и страдал от всех этих плие, но дважды в неделю переодевался в трико и присоединялся к девушкам, осваивавшим ритм, пространство и движение в течение целого часа. Он, единственный мужчина, также ходил в женскую группу современного танца в Техеи, демонстративно сфотографировался с ними для выпускного альбома. Через многие годы на вопрос, помнит ли она его, их преподавательница Дороти Кэнрич фыркнула: «Тот чокнутый!».

Его самой большой радостью были вечеринки. В гостиной семьи Гретхен Шмертц или у Кесслеров, раз папа-Кесслер женился и переехал, Энди сидел за столом, прикрывая рот рукой характерным жестом, содранным у его мамы, и прислушивался к разговорам вокруг. «Любил их ужасно, – говорил Кесслер. – Просто обожал вечеринки. Весь сиял. Прямо освещалось его ангельское личико».

Энди никогда не заговаривал о своей гомосексуальности, ни к кому не приставал и, как и большинство учащихся, не имел сексуальных контактов с кем-либо, пока учился в Карнеги Техе. Альберт Голдман:

Перепихи руководство считало чем-то чреватым. За это отчисляли. Поэтому шалили умеренно, да и не было у большинства студентов денег – жили дома с родителями или в крохотных комнатках, которые снимали неподалеку от кампуса у каких-нибудь старых матрон, так куда было пойти? Да и работали круглые сутки. Любого, заговорившего бы в открытую о гомосексуальности, посчитали бы сумасшедшим.

Хотя открытые геи-студенты встречались на театральной кафедре, где манерности было достаточно, чтобы она им сходила с рук, в более пуританской среде кафедры живописи и дизайна неприкрытой гомосексуальности было не место, хотя гомосексуалы присутствовали и среди учащихся, вроде Джорджа Клаубера, и среди преподавателей (таким был, например, Перри Дэвис, новенький, молодой учитель).

Британский историк Джона Костелло писал в книге «Любовь, секс и война»:

Опыт воинской гомосексуальности во Второй мировой ослабил старые запреты. Служившие в тесной близости друг к другу люди столкнулись с фактом, что выбиравшие сексуальные отношения с другими мужчинами не страдали смертельным недугом и не являлись трусами или неженками. Много тысяч гомосексуалов обнаружили новое сознание собственной коллективной идентичности в барной субкультуре и братстве, усилившемся перед лицом требований войны.

Послевоенной реакцией на ослабление морали в военное время стала неизбежная гомофобская кампания.

Бетти Эш отождествляла себя с Энди, потому что, будучи черной, она также была дистанцирована от принадлежавших привилегированному большинству однокурсников.

Были такие, кто сторонился как чумы похожих на геев. Был распространен предрассудок, будто все художники геи, а быть геем неправильно и плохо. Поэтому некоторые пережимали с брутальностью, чтобы избежать любых подозрений в гомосексуальности или даже благосклонности к самим геям.

Всем было вполне очевидно, что Энди являлся геем из-за его манеры одеваться. Носил вельветовый пиджак со стоячим воротником и прикрывал горло нежной рукой. Ходил пританцовывая и шептал «привет!» каждому встречному изумленным, срывающимся голосом. Когда сидел, живописно складывал руки или опирался на ладони.

Бетти Эш:

Думаю, его старались защитить и оградить от тех, кто распространял о нем гадости. Помню, как одна из картин Энди висела на выставке, а я смотрела на нее с восхищением, и был там один парень, который любил сальные шутки рассказывать и насмехаться над всеми, кто, на его взгляд, недостаточно мужественен. Вспоминаю его комментарий: мол, не понимаю, чего все с творчеством этого педика носятся.

Из преподавателей лучше других знал и понимал Энди Перри:

Не то чтобы Энди был осмотрителен, просто, наверное, еще в семье у него было представление, как вести себя на улице. И думаю, он бы в определенные районы не пошел из страха, что парни постарше могут его побить. Гомосексуальность на кафедре принимали благосклонно. Но никто всерьез не думал об Энди и сексе, потому что он оставлял впечатление абсолютно асексуальное. Была в нем детская противоречивость. Его же вечно тянуло ко всему ненормальному.

Летом 1947 года Пёрлстайн, Элиас, Джек Риган, Дороти Кантор и Энди сняли студию. Хлев, как они ее называли, представлял собой бывший каретник старого викторианского особняка напротив кампуса Карнеги Теха и обошелся им в десять долларов за два с половиной месяца. У каждого было собственное рабочее место. Чтобы отметить новоселье, они закатили богемную вечеринку с камерным оркестром и крепко засели за серьезную работу.

Арт Элиас:

Тем летом в Хлеву был замечательный период. Это лето все мы решили посвятить рисованию. Мы толком не понимали, что это такое. Все довольно плохо выражали свои мысли. Энди был под значительным влиянием Бена Шана и Пауля Клее. Джек Риган по отношению к Энди вел себя покровительственно. Все из кожи вон лезли, чтобы помочь ему. Он был невероятно пассивным и довел это свое качество до настоящего искусства. Мы оба были весьма застенчивыми, шли как-то через мост Шенли, вокруг затихло все, и тут он говорит: «Развлекай меня».

Они часами обсуждали и комментировали работы друг друга. Энди сделал серию рисунков детей на качелях и мальчишек, ковыряющих в носу. Уже в те годы он был склонен к серийным образам и поглощен анализом разных периодов своего детства. Все они приняли решение посвятить жизнь живописи.

Будущее казалось Энди красочным и туманным. С одной стороны, он был художником. С другой, что вообще такое художник? Президент Трумэн в недавней речи высказал мнение, что все они просто сачки.

У Энди уже появились привычки трудоголика. Пол нашел ему работу киоскера на лето, а босс попался требовательный. По словам Джона, Энди работал до трех ночи, полоская тарелки в ларьке с содовой.

Учась в Карнеги Техе, Энди познакомился с техникой отпечатков, которая стала основополагающей для его нью-йорской карьеры в рекламе на всем протяжении 1950-х. Как именно он узнал ее, неизвестно. Уилфрид Редио рассказывал о блоттировании на курсе о технических средствах, но Энди говорил, что обнаружил этот прием, когда случайно пролил чернила на бумагу. Похоже, что он взял его у известного успешного художника и рекламщика Бена Шана. Для своих «отпечатанных» рисунков Энди брал два листа бумаги, клал рядышком и соединял скотчем. Потом он рисовал на правом листе. Прежде чем чернила высыхали, поднимал его и переворачивал на левый лист. «Отпечатанная» линия была размазанным отражением нарисованной изначально. Энди нравилось, как это выглядело и та идея, что раз его рука непосредственно не выводила линию на левом листе, который уже станет конечным продуктом, он на один шаг удалялся от получившегося результата.

С самого знакомства с хореей Энди использовал в своих работах журнальные вырезки. В Техе он вырывал страницы из журнала Life. Стал приспосабливать их кусочки для своих рисунков-отпечаток. Если там должно было быть кресло, «отпечатывал» его с фотографии. Перенося что-то с нее на рисунок с помощью отпечатка, он на два шага дистанцировался от финального результата. Создаваемое Энди в комбинировании отпечатанных линий и следов от фотографий было напрямую связано с баухаусным подходом к искусству, в котором из работы убиралось все личное, в котором концентрировались на дизайне и стирали границу между рекламой и искусством. В этих инструментах заключены семена, которым будет суждено прорасти в трафаретных шелкографиях шестидесятых.

Впоследствии некоторые преподаватели соглашались, что Энди пришел в Тех со своим собственным стилем и только усовершенствовал его и что он получил от образовательного учреждения исключительно то, что сам взял, а не то, что ему давали. Между тем многие участники группы Пёрлстайна настаивают, что профессор Роберт Леппер, обучавший новичков и специализировавшихся на живописи и дизайне, имел на Энди большое влияние. Сам Леппер придерживался иного мнения, отмечая лишь, что Энди очень хорошо справлялся на его занятиях. Леппер обучал антропологическому подходу в искусстве – что необходимо узнать, как себя чувствовал предмет изображения, прежде чем рисовать его. Энди изображал только то, о чем знал не понаслышке. Леппер задал студентам прочитать современные романы и рассказы и нарисовать иллюстрации к ним. Энди справился с заданием с блеском. Он занялся рисованием и создал серию крупных отпечатанных картин, демонстрировавших глубокое понимание содержания книг, четкое умение видеть в них главное и выбирать образы, которые передавали бы суть. Большое трафаретное изображение персонажа по имени Хьюи Лонг, поднявшего руку в приветствии в нацистском стиле, из романа «Вся королевская рать» Роберта Пенна Уоррена – общеизвестный пример, эта работа ныне хранится в библиотеке Музея Карнеги. Подобному Лепперу Энди было не научить.