Уорхол

Каждую неделю выбирались десять учеников для представления своих работ перед классом. Каждому следовало подойти к микрофону и прокомментировать свое творение. Энди несколько раз приходилось делать это. Он должен был подойти и сказать: «Меня зовут Энди Вархола. Я хожу в школу Холмс, и в моем рисунке я попытался передать…» Худой и бледный, он тушевался, немного сутулился, но, кажется, радовался быть в центре внимания.

«Никого талантливее Энди Уорхола я не встречал, – сказал Джозеф Фитцпатрик. – Он был удивительно талантлив. Сам по себе непривлекательный и даже слегка противный. Мнение других его вообще не волновало. Гигиеной пренебрегал. В то время он был социально неустроенным и не выражал и малейшего дружелюбия. Он вел себя некрасиво с остальными учениками курса и прочими знакомыми. Возможно, ему было неловко из-за отсутствия практики общения, и он пытался как-то это компенсировать. Но с самого начала у него была своя цель. Ее можно было не распознать со стороны, но сам он всегда ее держался».

Какое-то время наблюдая за Энди, Фитцпатрик решил, что тот сознательно придумал свой поведенческий стиль и внешний вид, чтобы привлекать внимание: «Он, кажется, прекрасно разбирался в людях и хорошо понимал, что сделать, чтобы привлечь внимание, которого демонстративно будто бы избегал».

После занятий Энди мог весь день смотреть на картины и скульптуры или читать в библиотеке. Во времена его детства в музее Питтсбурга устраивалась ежегодная международная выставка. За шесть лет посещения субботних классов юный Уорхол познакомился с множеством художественных направлений.

Это был первый шаг в его карьере, он впервые отделился от всех и вступил в иной мир с помощью своего искусства.

В сентябре 1941 года Энди поступил в среднюю школу Шенли. Хоть он и заявлял, что там ему было одиноко и невесело, его школьные дни во многих смыслах прошли плодотворно.

Шенли находилась в двадцати минутах ходьбы от Доусон-стрит. Учащимися были черные, евреи, греки, поляки и чехословаки. Это была школа для недосреднего класса с недосредними стандартами обучения, но с рисованием все было на хорошем уровне. Ходить в школу во время Второй мировой войны было интересно. Жизнь в тылу носила на себе отпечаток общих целей и ценностей, соучастия, даже если оно имело характер всего лишь сбора фольги, покупки марок на военную тематику и ненависти к общему врагу. Среди учеников существовала солидарность, которой в другое бы время и след простыл, так что окружение было не столь пугающим, как могло быть для такого, как Энди. Они пели патриотические песни из «Вашего хит-парада» и военно-морской гимн по пути в школу. По субботам стекались в кинотеатры, чтобы посмотреть, как Джон Уэйн героически истребляет вражеских солдат. Периодически случались драки между компаниями черных и белых студентов, но в целом атмосфера была непривычно благостная и объединяющая.

Именно тогда в американском обществе выделилась новая группа под названием «тинейджеры». Пока их забрасывали новостями с поля боя, однокашники Энди обретали свой целый новый дерзкий мир с собственной звездой, Фрэнком Синатрой, собственным танцем, джиттербагом, своими обычаями и формой одежды. Подростки хотели одеваться и выглядеть одинаково, особенно девчонки, все ходившие, как одна, в двухцветных ботинках на шнуровке, с носками, закатанными на лодыжке, и ниточкой жемчуга. Рекомендации по макияжу и прическе заполонили страницы новых, нацеленных на подростков журналов, которым те поклонялись. Вся эта китчевая жизнь разворачивалась прямо на улице Энди и прекрасно туда вписывалась. Уже художником Энди обретет множество поклонников среди подростков, значительное влияние на молодежную культуру и интерес к ней.

С другой стороны, в те годы особое внимание к внешности не могло не выйти ему боком. По результатам национального опроса, прыщи были самой страшной проблемой подростков, а внешний облик Энди был испорчен прыщами и язвами, покрывавшими лицо, грудь, руки… Его маленький аккуратный носик превратился в красноватую луковицу, из-за чего в семье его прозвали Энди Красноносый Вархола. «Его черты лица стали меняться, когда он всерьез задумался о колледже, – вспоминал Джон. – По фотографиям видно. Нос сделался больше. Совсем как другой человек стал. Думаю, он очень переживал, а переживания и стресс сказывались на внешности».

Два эпитета, лучше других описывающие Энди времен учебы в средней школе, – настойчивый и серьезный. К тому моменту целью его действий стало осуществить отцовское предсказание и поступить в колледж. И дома, и в школе он был предельно серьезен на этот счет и почти все время тратил на занятия живописью. «То, как он поборол собственное прошлое своим искусством и талантом, невероятно важно, – заметил один его друг. – Это многое в нем объясняет».

Энди стал очень дисциплинированным и целеустремленным в работе. Его талант признавали как учителя, так и ученики в школе Шенли. Он рисовал маниакально, беспрестанно, замечательно. Рисунки были сложены стопками по всей его комнате. Есть семейная легенда, что Юлия однажды выбросила полную коробку их на помойку, потому что думала, что они для того и собраны.

Джон Вархола:

Энди был так тверд ребенком, так серьезен и спокоен, что я думал, он станет священником, но, наверное, он уже тогда планировал быть художником.

Ли Карагеоргий, который первые два класса учился с Энди, вспоминает, что его талант был достаточно очевиден для других студентов уже тогда. «Он не из тех, кто все делает напоказ, на самом деле, насчет личной жизни он особо не распространялся, но на уроках живописи у мисс Мак-Киббин нам показывали его рисунки. Он ни в каких группах не состоял, был немного особняком и в арт-клуб вступать не стал, потому что его способности и рядом не стояли с нашими. Но никто ему за это ничего не делал и не приставал».

Энди не докучали другие парни в школе. Джон как-то поинтересовался этим, но Энди ответил отрицательно.

Джон Вархола:

Там был паренек, который его прикрывал, ирландец, Джимми Ньюэлл, стал потом полицейским. Это был мой друг, и я попросил его приглядывать за Энди. Самый крепкий был пацан в округе.

На уроках мисс Мак-Киббин Энди не якшался со сверстниками, а сразу шел за парту, брал свои материалы и садился за рисование. Никогда не отвлекался на обсуждение своих работ, только рисовал, рисовал и рисовал. Весь тот период он был очень увлечен и не создавал никаких проблем, но был практически один в те дни. Мэри Эделин Мак-Киббин:

Энди был некрупным ребенком. Бледный, с лицом землистого оттенка, с высокими скулами и выгоревшими песочными волосами почти одного оттенка с кожей. Поначалу задача стояла образовательная и довольно примитивная: смысл был в том, что развитие вкуса – это значительная часть успеха, наравне с изучением самого предмета. Так что они начинали с рисунка и живописи и переходили к другим материалам. Они были ограничены в старшей школе: масляных красок у них не было – слишком дорого, зато были краски плакатные.

В тот период рисование стало для Энди не только способом выделиться в школе, но и возможностью спрятаться. Будь то его комната, аптека Yoke, перемена, его всегда можно было найти с блокнотом для зарисовок в руках. Его умения производили на других впечатление. Мальчишки крутились вокруг его рабочего стола дома, то и дело выхватывали сделанный им рисунок и говорили: «Вы только посмотрите, парни!».

Еще живя на Доусон-стрит Энн Вархола заметила:

Приходя из школы, Энди шел прямиком в свою комнату и там работал. Обед готов, мама кричит ему спуститься и поесть. Иногда еду ему наверх относит. Когда же он таки спускался и садился с нами за стол, никогда разговорчивым не был, а если и говорил, то всегда о своей работе, так что никому особо интересно и не было. Он был по уши в своей работе.

Джо Фитцпатрик, который вел утренние субботние занятия по искусству, был преподавателем Энди по живописи в средних и старших классах в Шенли, а теперь стал его наставником. «У Энди были просто замечательные отношения с Джо Фитцпатриком, – вспоминает Мина Сербин, учившаяся вместе с Энди еще с Холмса. – Вечно стояли над рисунками Энди и обсуждали их на два голоса. Очень теплые были отношения. Джо мог заставить его сесть и сделать то, что выходило за рамки осознаваемых Энди способностей. Он ему спуску не давал».