Страница 7 из 100
Жора исподлобья привычно оценил обстановку. Их опять шестеро. Они стали старше, сильнее и научились выстраивать стратегические цепочки. Так что теперь бравые ребята подбирались к нему со всех сторон. Но вошедшей учительнице вполне могло показаться, что парни просто стоят группками, расслабленно о чем-то беседуя.
– Я тебе внимание, между прочим, свое уделяю! – в сердцах возмутился Йося, – А ты нос от меня воротишь! Вконец обнаглел, морда жидовская!
Внимание? Жорик удивленно вскинул голову. Вот как он видит свои издевательства над ним, начиная с первого класса. И ведь самое страшное, что он себе верит!
Жора страдальческим взглядом уткнулся в тетрадь, нарочито медленно выводя буквы. Он знал, что учительница не является гарантией его безопасности, а только отсрочкой расправы. Но до сих пор не понимал, за что на него так взъелись, ведь он не сделал им ничего плохого.
– Если Господу некогда присмотреть за мной, то, может быть, его противник уделит мне минутку... – однажды сказал Жорик, за что крепко получил от мамы и еще долго слушал насмешки дяди Пети, не так давно официально ставшего его отчимом.
Тетя Сима, бывшая жена дяди Пети, до сих пор недоумевала, зачем он «шило на мыло» поменял. Честно говоря, и сам Жорик не понимал, что видный военный нашел в его неказистой на вид маме, когда у него в женах такая красавица ходила. Но дядя Петя всегда уверенно отвечал, что с лица воды не пить, а жена должна быть покорной.
Георгий снова взглянул на пришельца. Задумчиво разглядывая его, он постепенно возвращался из воспоминаний к реальности. Гость терпеливо ждал и, казалось, понимал, что своим приходом разворошил в его душе улей рассерженных пчел. «А что это меняет? История не имеет сослагательного наклонения», – печально подумал Георгий, взглянув гостю прямо в глаза. Быть может, это имеет смысл, если изменит что-то в настоящем, где он так и остался Зигельманом для всех даже тогда, когда тайком от мамы сменил фамилию и уехал жить в другой город, где его никто еще не знал.
- Господь иногда говорит, что зов нужно временем проверять, и я решил, что стоит хоть раз согласиться, поверить ему… – весьма философски отвечал ему гость на вопрос, который он уже и забыл. – Но Он, очевидно, как, впрочем, нередко бывало, оказался не прав. Желая, чтобы бежали за нами, и пренебрегая теми, кто зовет, мы теряем их. И сколько ни бегай потом, все тщетно. Нельзя заставлять людей ждать, не дав никаких объяснений. Они от ожидания замерзают.
– Но ведь и ты, и Господь всемогущи, как я понимаю. Что вам стоит тогда обратить к себе тех, кто вам нужен? – робко спросил хозяин квартиры, боясь его разгневать.
– Во-первых, это бессмысленная и бесконечная работа, поскольку, как ты сам заметил, мы оба равно всемогущи. Ну а во-вторых, важнее добровольное соседство, нежели порабощение.
– Ну, хорошо. Допустим, что я понял вас и согласился насчет души. Но цветы-то тут при чем? Неужели цветы не росли бы без твоего вмешательства? Ведь у других же они растут.
– Почему же, росли бы… Ведь они и у других благодаря мне растут. Богу не до комнатных цветов. Он создал их, но позабыл, вверив заботам людей, сняв с себя ответственность за собственное создание, как сделал и в отношении людей. Он слишком занят, чтобы обращать внимание на всякие мелочи вроде человеческих увлечений, страданий и желаний… – с долей иронии сказал гость, давая понять, что каким-то образом видел, о чем вспоминал Георгий.
Когда юноша совсем отчаялся найти друзей и работу, а дядя Петя махнул рукой на попытки научить его давать сдачи, поскольку мамино интеллигентное воспитание пересилило, Жора понял, что пора от себя сбегать. И он сбежал. Но не от себя, тут уж как ни беги... Сбежал от неприятеля, от всех, кто знал его в детстве, чтобы ничто не напоминало ему те скверные дни беспомощности и уязвимости. Начал жизнь с чистого листа. Но каждый божий день продолжал бояться. Бояться встреч и знакомств, дружбы и любви, карьерного роста и совершенствования. Он трижды сменил работу, прежде чем устроился в контору Рудинштейна, ни на что больше не рассчитывая. Первые три места он бросил, едва осознав, что и тут его ожидает Йося. Пусть уже с другим лицом и именем, но все повторялось.
В чужом городе ему было безумно одиноко. Новый адрес съемной квартиры матери он не говорил, опасаясь, что измученная жизнью женщина непременно скажет кому-нибудь с гордостью: «Мой Жорик сумел достичь...». Тогда об этом узнает Йося. Жора почему-то был уверен, что тот не поленится приехать и проверить, чего там достиг Зигельман.
Одиночество Георгий скрасил кактусом. В тот день шел дождь. Он возвращался с работы в съемное жилье, которое из солидарности оплачивал ему Рудинштейн. Начальник, кстати, ни разу в своей жизни не испытывал подобного дискомфорта. Однако умел доставлять его другим, врываясь в кабинет с утра пораньше с криком и тысячами задач: «срочно, бегом, немедленно, на вчера»! Первое время Жору это пугало, и он даже стал подумывать снова сменить работу, нигде не задерживаясь больше месяца, как вдруг начальник вошел в его кабинет с бутылкой дорогого коньяка и стал жаловаться на жизнь, проблемы на личном фронте, трудности в налоговой и с клиентами его адвокатской конторки, которую хотел подмять кто-то, тверже стоявший на ногах. Жора тогда рассказал ему обо всем, что не сумел забыть. Шеф, на удивление, проникся и с барского плеча повысил ему жалование так, чтоб Жоре хватало и на квартиру, и на проживание в ней, а не только на что-то одно, как было до того дня.