Страница 9 из 72
Теперь помогите мне пережить дальнейшее, пресветлые Валар…
Комментарий к Глава 2. Откровения
* — Ai, bra
** — Aras dregant, galadh awarth estadeg… Pid baur di esseg?.. – (синд.) Олень убежал, деревья отвергают твой зов… Может быть, нужно назвать им своё имя?..
Хир/хириль - (синд.) лорд/леди владыки
эрниль - (синд.) принц
мэльдир/мэльдис - (синд.) друг/подруга
Подробнее о Лаэрлинде и Сэльтуиль можно прочесть в истории о детских годах Элириэль.
========== Глава 3. Mereth-en-Ethuil ==========
Праздник весны
Тёплая, ясная, чистая ночь плыла над лесом, сплетая серебро света Итиль, звёздные лучи, шёпот ветра и мелодии менестрелей в единое таинство наступающей весны. Мягкая трава на пригорках и опушках стелилась по ветру шелковистым ковром, влажно поблёскивая росяными брызгами, воздух полнился ароматами юной зелени. Лес купался в ярком сиянии дивной ночи, дышал предчувствием новой жизни, пел и жил. Звал…
Я сбросила туфли и ступила в молодую траву, не чувствуя холода ночной росы — слишком сильно пылал в груди жар, разбуженный песнями менестрелей, и горячим потоком бурлила кровь. Не от хмеля, нет — недопитая чаша вина осталась там же, где и туфли, у корней старого дерева, — а от странного, уже позабытого ощущения предвкушения чуда, с которым пришлось расстаться, кажется, ещё в те давние времена, когда наши леса не затрагивали бури и невзгоды внешнего мира, когда не являлась война…
В те давние времена я безмерно любила такие ночи — когда после зимней стужи просыпалась земля, укрывающиеся ковром новой зелени и цветов склоны Эмин Дуир серебрились в свете Итиль, меж деревьев пылали огни, отгоняя ночную сырость и туман, а тени танцующих на полянах эдиль поглощал лесной полумрак. В такие ночи не смолкали песни менестрелей, а мне же казалось, что таинственный, неуловимый, доступный только Мудрым голос Леса явственно вторит их голосам.
В те далёкие светлые ночи я любила танцевать. Уплывать за мелодией в сладких мечтаниях, мыслями и сердцем возноситься к звёздным небесам… Это было легко — в те далёкие времена… Я закрывала глаза — и кружилась. Хмелела от счастья и смеялась, слыша рядом такой же счастливый смех…
С той минуты, как покой ночного Имладриса растревожил сигнальный рог, ставший предвестником надвигающихся бед, ощущение безграничного счастья исчезло без следа. Даже когда миновали чёрные годы, когда первые после долгого времени свадьбы принесли новую жизнь, когда свет и радость стали возвращаться в наши леса, я так и не сумела вновь испытать такого безграничного упоения танцем, как в годы юности.
С той поры я танцевала не раз — и в родных лесах, и в Лотлориэне. А после ухода за море Гвейнэль я всё больше празднований встречала в Имладрисе, где неунывающий Агларион, супруг Исильмарэ, никак не оставлял полушутливых попыток склонить меня навсегда поселиться с ними по соседству — на бывшем каменистом пустыре, где супруг их дочери, словно подслушав мои давние желания, успел вырастить прекрасный сад. Благословенный владыками Эльрондом и Келебриан, Имладрис процветал; цвели и дивные мэллирн Лотлориэна, каждую весну под своей сенью смешивая сияние золота и серебра; с каждым годом всё краше становился родной Эрин Гален, но ни буйство красок, ни возвращение весны больше не дарили моему сердцу былых радостей. Словно где-то в душе угнездился неуловимо-прозрачный, но острый осколок льда, и не было больше в мире огня, способного растопить его. И, деля с друзьями минуты празднований, наслаждаясь великолепием водопадов Имладриса, разводя огни на берегах Келебрант или любуясь отражениями маяков в водах Гаваней, я всегда понимала, что ни счастье, ни восторг, ни покой не способны уже захватить меня целиком, без остатка, как в былые времена. Я смеялась, кружилась в танцах, отмечала течение лет, бродила по прекрасным землям и жила — но всё чаще и чаще ловила себя на том, что тянусь к серебру и алым камням на запястье, а во снах ухожу в бесконечный пустой коридор…
«Холодная и бесчувственная», — бросила мне когда-то в лицо Сэльтуиль. Как знать… С течением лет мне всё чаще верилось, что хоть в этом она оказалась права. Вот только нынешней ночью что-то явно сместилось в привычном мире — словно под напором дурманящих запахов пробудившегося от зимы леса и потоков льющегося с небес серебра шевельнулся застывший в сердце осколок. И фэа встрепенулась, потянулась к голосам менестрелей, заставляя дышать полной грудью, хмелеть без вина и чего-то желать…
Подхватив подол расшитого серебром платья — очередной подарок матери и отца, столько времени терпеливо ожидавших моего возвращения домой, — я сделала первый шаг по холодной, чуть скользкой от росы траве. Запрокинула голову — и бархатисто-синий купол неба тут же приблизился, спустился на землю, завладел лесными тенями, расцветив черноту древесного сумрака переливами искристых звёзд. Казалось, каждая нота звенящей в ночи мелодии менестреля отражается над головой яркой вспышкой чистого серебра, а притихшие деревья в ажуре молодой листвы тихонько вторят ему, добавляя к голосу дивной ночи и свой. Восторг, волнение, трепет радостных предчувствий и необъяснимое счастье бурным потоком всколыхнули мою кровь, и я глубоко вздохнула, раскинула руки и закружилась, совсем как в детстве, тотчас же позабыв и о былых раздумьях, и о тревогах, и о метущем по росяной траве подоле. Музыка звенела и летела над манящим лесом, а с ней вместе взлетала к звёздам и я…
Лёгкое, почти неуловимое движение рядом с тем местом, где остались туфли и вино, удалось подметить только краем глаза. Я резко остановилась и оглянулась. У корней старого дерева стоял Леголас: тихо, недвижимо, но его молчаливое присутствие в моём — до недавнего времени только моём — мире тотчас же погасило безудержный восторг. Я снова приподняла подол платья, ощущая как промокшая ткань холодит и липнет к ногам, и направилась к юному эллону, досадуя на его внезапное появление, но, в то же время, в глубине души понимая необходимость такой встречи — моё согласие, высказанное отцу и владыке, нужно было как-то начинать исполнять, а за все дни до нынешнего праздника мне ещё не выпадал случай снова поговорить с мальчиком. Да я и не искала пока что нарочных встреч, с тайной радостью отложив грядущие нелёгкие обязанности на то время, как вернётся из своей затянувшейся поездки мать. Но ни она, ни Антара так и не появились в посёлке до начала празднований, и где-то в глубине моего разума бродили тревожащие мысли. Однако отец не выказывал волнений, хранил спокойствие и супруг Антары, Алордин. Так почему должна была тревожиться я?
При моём приближении Леголас учтиво поклонился, а я повторила его поклон:
— Приветствую, эрниль Леголас.
— Простите, что помешал, бренниль, — произнёс он, не обращая внимания на явную насмешку в обращённых к нему словах. Всё-таки первое мнение от наших с ним бесед было верным — он был чутким к чужим эмоциям и умел читать сердца. — Я не хотел помешать и прервать танец.
В его тихом голосе отчётливо прозвучала… вина? А в синих глазах блеснуло неподдельное сожаление.
— Не стоит так сокрушаться, эрниль, — отозвалась я, ощущая смущение и какую-то неловкость от его искренности. И от глубокой грусти, которую почему-то вызывали его слова. В такую ночь, как сейчас, все сердца должны переполняться счастьем, и не время юному эллону в одиночестве бродить по… — Постой-ка, Леголас, а что ты делаешь здесь в одиночестве в такой час? — переспросила я, не успев даже додумать мысль до конца.
Теперь уже смутился он.
— Гуляю, бренниль…
— А где Хаэтиль? И… хир Трандуиль?
— Отец ушёл в лес сразу же после того, как принял корону весны. А Хаэтиль осталась на поляне у огня…
Я прислушалась — из-за завесы молчаливого леса от тех увешанных фонариками полян, где веселились сейчас почти все жители главного поселения, доносились звуки музыки, смех, звонкие голоса.