Страница 64 из 72
— Возвращаю тебе знак обещания, моя дорогая невеста, в надежде обрести иной дар.
Его слова заставили меня спохватиться, что церемония ещё не закончена. А когда запоздало сообразила, чего от меня молчаливо ждут отец, мать, Фернрод и сотни собравшихся гостей, то приливший к лицу жар в мгновение разогрел кровь и изгнал из тела дрожь.
Я поспешно высвободила правую руку из ладони даэра и повернулась к матери. Та с улыбкой протянула мне шкатулку, полученную от Мирантара, где раньше хранились наши серебряные помолвочные кольца:
— Долговечные обещания должен скреплять долговечный металл, дорогая. — И откинула крышку, являя сверкающие на зелёной подложке тонкие золотые кольца.
Фернрод первым взял своё кольцо, выразительно взглянул на меня и опять усмехнулся, неприкрыто забавляясь. Я же никак не могла решиться, что стоит сделать раньше — снять со своего пальца серебряный или принять от матери золотой ободок. Даэр — или уже хэрвэн? — пришёл на помощь: снова взял меня за руку и сам снял помолвочное серебро.
— Полагаю, теперь этим сокровищам самое место здесь? — он аккуратно опустил наши серебряные кольца в шкатулку в руках у матери, бережно прикрыл крышку, а мне на палец надел золото.
Я поспешила проделать с оказавшимся у меня в руках его кольцом то же самое, когда отец — едко и холодно, но так, что слышали только мы, — обронил:
— А ваши супружеские клятвы, дети мои, звучать всё же будут?
— Конечно, браннон Сигильтаур, — предельно вежливо отозвался Фернрод.
А я судорожно вцепилась в его пальцы, с новым приступом нарастающей дрожи осознавая, что все заранее приготовленные слова с невероятной скоростью одно за другим выветриваются из головы, выстроенные красивые фразы рушатся, а мысли путаются. Миг — и я не уже не знаю, как вернуть их и связать воедино, чтобы перед лицом Всеобщего Отца ни в чём не погрешить против истины случайно сорвавшимися словами и не обнажить посторонним того, от чего горела душа.
Пальцы Фернрода пощекотали моё запястье, привлекая внимание. Его правая рука легла поверх лежащей в его ладони моей руки, и предоставилась возможность полюбоваться нашими обручальными кольцами рядом. Он погладил большим пальцем тонкий золотой ободок на моей руке и сдержанно произнёс — громко, звучно, и голос его эхом прокатился по притихшей зале:
— Бренниль Тауриндиль, браннон Сигильтаур, аран Трандуиль и вы, жители Эрин Гален! Я любуюсь красотой и переливами драгоценного украшения, которое надел сегодня на бренниль Элириэль, свою невесту, в подтверждение данных ранее обещаний и довершение всех прозвучавших благословений и клятв. Это сокровище, сотворённое мастерством народа таварвайт с наилучшими пожеланиями. Но знайте же все вы ту истину, что знал только я: сегодня мне открылось сокровище, не сравнимое ни с чем, из спрятанного в самых глубоких и охраняемых тайниках всего мира! — он широко улыбнулся, обводя торжествующим взглядом присутствующих.
Как ни удивительно, но сейчас его дерзкие речи, мало похожие на свадебные клятвы, и вызов, с которым он, будто перед боем, оглядывался по сторонам, не вызвали в моём сердце всегдашнего раздражения. Скорее, наоброт — крошечная искорка уверенности, зародившаяся в момент погасившего дрожь лихорадочного рукопожатия, вспыхнула с новой силой и обратилась в настойчивый огонёк. Совсем как тот, что в умелых руках Фернрода не раз рождался из огнива и разгонял ночную тьму во время наших совместных странствий…
Фернрод снова погладил обручальное кольцо на моей руке, а прожигающий макушку настойчивый взгляд вынуждал вскинуть голову и искать подтверждение произносимым словам на его лице и в глазах:
— Я обрёл бренниль Элириэль — рождённую в ваших лесах Звезду, чьё сияние для меня сильнее, чем все сокровища мира! И перед лицом её отца и матери именем Эру клянусь приложить все силы к тому, чтобы дорога её дальнейшей жизни была такой же ровной и гладкой, как те кольца, что подарены были в свершение сегодняшних клятв!
После столь возвышенной речи и обрушившихся восторгов гостей моё собственное красноречие, по крупицам собираемое за время клятвы Фернрода, истаяло без следа. Нечасто приходилось слышать на свадьбах подобные велеречивые и направленные к сердцам всех гостей клятвы, а по лицу Фернрода я видела, и это казалось несомненным, — он снова играл. Играл, как тогда на поляне, в ночь осеннего праздника — или даже более искусно и мастерски… Разбудил восторги гостей, щедро рассылая похвалы всем присутствующим, упомянул родичей и владыку, воспел меня… Только о главном, что изначально связывает супругов, не упомянул — ни о любви, ни о привязанности, ни о надеждах на будущее… Да и откуда им взяться — надеждам, привязанностям — в той нескончаемой гонке по дорогам Эннорат, где ступала его нога?
Моя жизнь была стезёй почти такой же извечной странницы — потому я его понимала. «Не умеешь любить…» — довелось услышать в юные годы, — и после того сама всегда остерегалась бросать подобные слова. Но понимала… И за все прожитые годы никогда ещё не чувствовала большего взаимопонимания, чем то, что связало со стоящим сейчас напротив меня воителем. А уж подыгрывать ему, равно как и спорить, всегда доставляло огромное удовольствие…
И одна эта мысль враз вернула дар речи, развеяла сомнения и колебания до основания. Я шевельнула рукою, освобождаясь от его пальцев, и в свою очередь накрыла ладонью его ладонь. По счастью, голос зазвучал ровно и без волнений, рисуя веру в грядущее, которая с каждым словом всё надёжнее прикрывала живущие в сердце тревоги:
— Да, ты прав, дорогой мой жених, эти кольца прекрасны. И я истинно верю, что их сияние всегда, даже в самые тёмные и трудные дни, будет напоминать нам о сегодняшних клятвах…
Фернрод прекрасно понимал мою беспомощность и растерянность. И шевельнувшиеся было опасения за возможность сохранить торжественность момента. Но ни словом, ни делом не выдал разбирающего его смеха — лишь в глазах заплясали озорные огоньки, — и не стал нарушать церемонию, терпеливо ожидая продолжения моих запинающихся через слово клятв. Испытывая искреннюю благодарность его выдержке, я продолжала:
— Перед лицом отца и матери, и своего народа я именем Эру клянусь поддерживать порождённый их сиянием свет, отныне и на все времена.
На несколько мгновений воцарилась тишина — никто из присутствующих явно не ожидал столь невразумительной клятвы. Мать взирала с недоверчивым удивлением, отец молчал. Но на лице Фернрода просияло чистосердечное восхищение, и он поднёс к губам мою руку:
— Да будет так, моя драгоценная жена!
— Да будет так! — первым подхватил владыка Трандуиль, и новая волна поздравлений облетела залу.
Мать и отец по очереди поцеловали нас, благословляя, но отец всё-таки не сдержался:
— Поистине, это была самая короткая клятва, что доводилось когда-либо слышать и что звучала в этих лесах. Впрочем, как и помолвка…
— Уверен, браннон Сигильтаур, что лес, столь древний как Эрин Гален, мог бы оспорить подобное утверждение, — не остался в долгу Фернрод.
Отец побледнел от гнева, но всё же ответил — ровно и спокойно:
— Очень рад, каун Фернрод, что вы с моей дочерью позволили нам услышать хотя бы это.
До меня с большим опоздание дошёл истинный смысл их словесной перепалки. Но когда удалось разомкнуть губы, пересохшие от бросившегося в лицо жара, отец уже отвесил прощальный поклон и был на полпути к выходу.
Мать попыталась скрасить неловкость — снова обняла меня и Фернрода, крепко стиснула объятья, поцеловала:
— Дорогая, ты же знаешь характер отца…
О да, я знала… И не было ни малейших сомнений, что сейчас пролились грозой только лишь отголоски его недовольства.
Но по-прежнему оставалась неразгаданой тайной причина, вызывавшая его постоянный гнев и недовольство любыми поступками Фернрода. И, на все лады подгоняя друг к другу осколки воспоминаний, никак не удавалось разглядеть цельную картину мозаики прошлого и всё понять…
Оставив безуспешные попытки успокоить, мать улыбнулась и ласково погладила меня по щеке: