Страница 48 из 72
— А при нежданной встрече с орками тоже станете им что-либо объяснять, бренниль? Или на откуп жизни отдадите меха?
Я обернулась. В тени деревьев стоял с мечом в руке Гветан — темнее хмурого ночного неба, а льющийся с ветвей серебристый свет фонарей лишь сильнее подчёркивал на его лице тени, пролёгшие под горящими хмельным огнём глазами.
Мне давно не доводилось сталкиваться с подобной дерзостью, а уж выслушивать подобные упрёки и вовсе не приходилось никогда. Ведь даже если не вспоминать ту эпоху, когда война увела из дома стражей и в границы наших земель ломились соглядатаи орков, за нынешнее тысячелетие скитаний я уж точно успела повидать намного больше врагов, чем глядящий сейчас с презрением «сын рыбака». Не способный ни удержать оружие в руках, ни признать свои слабости, ни вовремя остановиться…
Будь в моей крови чуть поменьше хмеля, я бы попросту осадила наглеца. Или высмеяла, или несколькими колкими словами заставила бы надолго замолчать… Но выпитое за вечер вино от оброненных дерзких слов закипело вдруг яростью, пеленой затуманило разум, порождая те же желания, от которых совсем недавно я пыталась уберечь Леголаса…
И я повернулась к сыну владыки, сбрасывая с плеч подарок Исильмарэ:
— Эрниль Леголас, окажи мне любезность, возьми…
Он подхватил накидку, не позволяя ей упасть на землю и не до конца ещё понимая мои намерения. И только когда я приблизилась к Фернроду, доставая кинжал, попытался было окликнуть:
— Эль!..
Но я не желала слушать. И не слышала никого и ничего, кроме гула крови в ушах и бешеного биения сердца — оно билось так, будто вместо уснувшего разума пыталось отговорить меня от опрометчивых решений. Но уже всё было решено…
Я встала напротив Фернрода в круг света и поклонилась:
— Я передумала, каун Фернрод. Другой раз настал.
— Благодарю, бренниль, за возможность снискать немного славы, — едко засмеялся он, отвечая на поклон, и кивнул на мой кинжал: — Для таких сражений нам придётся ещё раз попросить у кого-либо оружие на время.
— Нет, каун, оставим шутки. Сражаться станем только тем, что есть у каждого из нас. А то как знать, вдруг однажды на узкой тропе мне встретится орк с такой же зачарованной сталью…
Фернрод враз посерьёзнел. Задумался о чём-то и согласно кивнул:
— Хорошо, как скажешь. Парные клинки…
— Второго нет, каун, — оборвала я его размышления. — Придётся так…
Он удивлённо изогнул бровь, потом нахмурился. Наклонился ближе и шепнул, чтобы не слышали посторонние:
— Но я не орк, Эль. И никогда бы не стал…
— Довольно, каун! — я остранилась и отступила на шаг. — Так можно подумать, что мы пытаемся о чём-либо договориться. Представьте на моём месте Аглариона или Лассэлинда и покончим с этим!
При упоминании последнего имени — имени павшего на войне брата Исильмарэ, которого Фернрод с детских лет наставлял в обращении с оружием, — каун изменился в лице.
— Тебе лучше не знать, бренниль, что я сделал бы с Лассэлиндом, окажись он сейчас на твоём месте… — прошипел он сквозь стиснутые зубы.
Я успела лишь сделать себе отметку в памяти, чтобы при случае поподробнее расспросить Аглариона о гибели его друга, как Фернрод скомандовал:
— Приступай же, бренниль! Первый удар — твой! Давай!
Суетливо расступались зрители, оставляя нам как можно больше свободного пространства на поляне, и я отскочила подальше от разъярённого воителя Имладриса.
— Я ещё не совсем обезумела, каун, чтобы первой бросаться на вас!
— Ах, вот значит как!.. — И проблеск рунической стали нарисовал широкую петлю в воздухе перед моим лицом …
…Гул крови в висках быстро улёгся. Сердце билось привычно-ровно, да и хмель всё меньше туманил глаза…
Мне казалось, что я танцую — легко и непринуждённо, в полном единении с лесом, вместе с кружащимися в поднебесье звёздами, со срывающимися с ветвей листьями, как и до́лжно на праздновании Ласбелин. Только вместо мелодии менестреля — слитное дыхание притихших зрителей. Вместо объятий партнёра — ало-синее сверкание лезвия, вместо лент и букетов — в руке кинжал…
…Он играл, это было понятно ещё до боя. А по тому, как подрагивали уголки его губ и сияли в прищуре глаза, было несложно догадаться, что игра доставляет ему немалое удовольствие. Я непрестанно перемещалась по поляне, старательно сохраняя равновесие и дыхание — он, будто нарочно, отставал на неуловимую долю мгновения. Но меня не покидала уверенность, что если остановлюсь и перестану уворачиваться — он тоже замрёт бездушной статуей, даже если уже занесёт кажущийся неотвратимым удар. Пока я кружилась — он двигался. И играл…
…Всё волшебство танца кончилось вместе с резким окриком, раздавшимся где-то на подходах к поляне со стороны реки:
— Эль!..
Какой-то частью разгорячённого разума я узнала голос отца, но останавливаться не хотелось. Шаг… второй… разворот…
— Эль! — уже громче и ближе.
И настойчивее, с едва скрываемым металлом в голосе:
— Эль!
Повинуясь мановению могущественной руки Советника Сигильтаура, зрители расступились. И, пролетая в очередном развороте по границе света и тьмы, я чуть замешкалась — и тут же встретила его повелительный взгляд. Холодный и негодующий, обвиняющий и встревоженный… но совсем неуместный здесь и сейчас…
Я повернулась к Фернроду — его лицо по-прежнему оставалось непроницаемым, только лишь ещё сильнее сузился взгляд, став прочти прожигающим. Он небрежно и безразлично махнул клинком — я поднырнула под лезвие. И запнулась о подол платья, едва не теряя равновесие… Танца больше не было — было лишь охмеление, усталость и требовательный голос отца:
— Эль!.. Прекратите! Каун Фернрод!.. Ferarod Hethuilion, avo maetha!**
— An pethedh, bra
Он застыл, как и рисовало моё разгорячённое сознание. Но вот свой собственный разворот и замах я уже не в силах была задержать…
Он, конечно же, подставил под удар переливающееся рунами лезвие. И мой кинжал работы наугрим — последний из пары, служивший мне долгие годы — столкнулся с его клинком. Дрязгнул металл… брызнули во все стороны серебристые осколки… И то, что в моей руке осталась лишь отполированная временем и мастерством подгорного народа костяная рукоять, я поняла раньше, чем довершила неудачливый замах и открыла зажмуренные от разлетающихся осколков металла глаза…
Фернрод смотрел с сожалением. Сожаление ощущала и я.
Сожаление… потерю… угасающее опоение восторгом… Горечи унижения не было — я всё же выстояла. Но большие сомнения вызывали как мои умения противостоять натиску мечника, хотя бы равного умениям воителя выучки Имладриса, так и желание Фернрода обезоружить меня. До нашей стычки он трижды являл свои возможности с Гветаном, а сейчас… Отец вмешался очень нево́время, и я была зла…
Я выронила бесполезную рукоять оружия. Фернрод шагнул ближе, перехватил её до падения, и его губы дрогнули:
— Эль, некоторые вещи могут существовать только парами… — нотки сочувствия, что мерещились в его голосе, сейчас уже совсем не звучали издёвкой.
— Знаю… — бросила я. — Но боюсь, что второго теперь не найти…
Он приподнял повыше ладонь, посмотрел на узоры, змеящиеся по полированой кости рукояти, и усмехнулся:
— Особенно такие вещи, Эль…
Я не стала отвечать.
Обернулась к отцу, покорно ожидая его отповеди. И она не заставила себя долго ждать…
— Эль, дорогая, я долго искал тебя сегодня и хотел бы сейчас поговорить наедине, — обронил отец.
И уже не имело смысла пояснять, что я тоже немало его искала.
Оставалось лишь произнести:
— An petheg, adar…****
*
Мы с отцом сидели в его кабинете дворцовых чертогов. Где-то там, далеко на поверхности холма, остался шуметь осенними напевами лес. Где-то там наверху остался ошеломлённый увиденным поединком Леголас. А ещё некоторые стражи владыки Трандуиля… и гости… И вихрящиеся в воздухе листья, и хмельные пиршества, и звенящая сталь… Всё осталось под небесным покровом — здесь же властвовали камень и полумрак.